Партизаны. Книга 2. Сыновья уходят в бой

Коренной уже слился с тенью кустов. Снова все, что грозило, отодвинулось к черной стене леса. И опять услышали голоса, треск сучьев. И так близко! Этот Волжак, говорили же ему!.. Но Сергей не уходит. Будто назло кому-то. Чего ждать? Неужели? В лесу – свист. Слабый, спрашивающий. И тут – что он делает?! – Сергей отсвистнулся.

– Заблудились, – вдруг сказал Сергей.

Толя похолодел.

Сергей громче свистнул: «Это вы?» А в лесу – еще громче, обрадованно: «Если это вы, так это мы».

– Свои, – нерешительный знакомый голос.

Тени отделились от черноты леса. Которая из них – Алексей? Кажется, вторая, та, что плотнее других. А узнал бы Толя, если бы лежал и целился?

Брата встретил шипеньем:

– Шляетесь, как бабы!..

Подошедшие молчат. Они все поняли. Ух, как ненавидит растяп этих Толя! До слез. Особенно того, что пониже и плотнее других.

– Да вы з-знаете, да вас бы… – не может замолчать Толя. И досказать не может. Алексей не отвечает.

Впятером пошли по дороге, ведущей на засаду. Там уже поднялись несколько человек, ждут.

– Вам Волжак покажет! – шипит Толя.

– Мы вроде правильно пошли… – начинает Молокович, увидев Волжака. – Давно не был в этих местах…

– Ничего себе з…цы, – презрительно бросает Волжак, – мокрое от вас осталось бы.

Алексей в сторонке стоит. Толя уже готов хорошее сказать ему, благодарный за то, что жив он остался.

– Заткнись! Еще ты тут!.. – обрывает его старший брат.

Ну да! Тебе что, а Толя стрелял бы. И вон сколько, весь взвод стрелял бы! А потом, что потом было бы?..

Немцы так и не пришли. Волжаку не нравится начало.

– Со мной четыре человека, – объявил командир взвода, ни на кого не глядя. Будто руку за патронами протянул. С непонятной ему самому радостью Толя попросился:

– Я пойду.

Потом Носков назвался. За ним неожиданно – Липень.

– Схожу-ка по старой памяти, – сказал Половец.

И тут – совсем некстати – Алексей. Если хотел – сразу надо было, тогда Толя не вылезал бы.

Остальные пойдут с Кругликом. Волжак договаривается с ним, где и когда встретятся, а Толя смотрит на безразлично-хмурого брата и злится. Стоит и пилит зубами травинку, ему, как тому Волжаку, все равно, огорчен ты или обрадован.

Кружили по песчаным косогорам, поросшим сосняком, перебегали дороги, хлюпали по болоту. Волжак все время впереди: маленький, галифе широкие, рука на расстегнутой кобуре.

К ночи набрели на глухую лесную деревеньку. Сосны прямо на улице. Когда шли огородами, в сарайчике забеспокоились куры.

– Тебя почуяли, пси-и, кхи-и. – Волжак оглянулся на Половца.

Чья-то тень движется через двор. Волжак мигом оказался там.

– Бабка, кто в деревне главный?

– Никого немашака.

– Вот и ладно. Значит – мы. Едоки слабые, одно название.

Алексея оставили на улице. Остальные все вошли в хату.

Печь пылает. Хозяйка, очень толстая, рыхлая, занята чугунами и кувшинами. Картошку высыпала прямо на темный стол, кислое молоко налила в большую глиняную миску.

– Бабка, – засветил редкими зубами Половец, – по молоку я ног не поволоку.

– Немашака, – спокойно ответила хозяйка и руки на животе сложила.

– У меня тут штука такая, – показывает Половец на компас, – гляди, бабка, точно укажет: где солнце, где самогон.

– Знаю, – спокойно говорит тетка, – там нарисовано, где какая держава.

– Образованная бабка, – замечает Волжак, – а вот прусаков развела в хате.

Фу-ты, и правда! Стены глянцем отливают, желтоватым, как поливанная миска на столе. И этот глянец, особенно напротив печки, где светлее и теплее – звучащий, шуршащий, движущийся.

– А если зимой их выморозить? – спрашивает Волжак.

– Боже сохрани! – испугалась женщина. – Разозлятся – жизни не будет.

Вышла баба в сени – Половец тут же оторвался от лавы и как бы поплыл по хате: заглянул в ведро, за печку, под печку.

– Иди сюда, – позвал Липеня. Как гипнотизер этот Половец: сказал – и вот уже толстый ленивец лезет в узкую дыру, под печь. А Половец тем временем заглянул за сундук – показывает горшочек:

– Витамин «не» – маслице.

Быстренько поставил его на стол.

Вошла хозяйка. Липень поднялся с колен и сообщил ей:

– Певень [9] у вас там.

– А ты, сынок, думал – магазин?

Увидела горшочек на столе. Ничуть не удивилась. Сказала только:

9

Петух (бел.).

– Вы хоть детке оставьте.

– А сколько ж тебе лет, тетка? – удивился Носков.

Вдруг открывается дверь и появляется широколицый и широкоплечий мужчина.

– Добрый вечер.

– Ты кто? – спросил Половец.

– Садись, маслица тебе оставили, – сказала хозяйка.

Волжак выронил ложку и стал сползать под стол. Оттуда просипел:

– Детка, ей-бо!..

Половец грозно спросил:

– Ты – детка?

Парень – а ему, пожалуй, не больше двадцати – обрадовался:

– А вы – веселые. Гы!

Шли по улице и шатались от хохота. Волжак посмотрит на Липеня и просипит: «А Липень тоже де-етка» – и чуть не повалится.

– Нет, а как баба тащила нашего Липеня из-под печи, – напоминает Носков. Уже «тащила» – Толя что-то не помнит.

Небо раздождилось. Недалеко лают собаки. Снова деревня. В эту входили «неводком»: Половец и Волжак посредине улицы, остальные у заборов. Не спит еще деревня. Женский голос зовет какого-то Федьку, шум непонятный, даже далекая музыка. Навстречу идут. Стремительный шепот Волжака:

– Стой! Кто такие? Кто играет там?

Толя подошел ближе. Между низеньким Волжаком и нависающим Половцем стоят двое. Отвечает один:

– Девки собрались, а музыканта увели в Каменку. Там свадьба у начальника над добровольцами. А молодая из нашей деревни. Сестра полицейского.

В голосе – юношеская счастливая струна. Догадывается.

– А вы куда идете? – спрашивает Волжак.

– А мы идем взять бубен. Девки собрались, им абы стук.

– Абы стук, говоришь? В какую хату идете?