Партизаны

«Музыкальное сопровождение», впрочем, полностью отвечало обстановке. Ненастная зимняя ночь и военное время вряд ли могли подвигнуть какого-нибудь творца на создание благозвучных мелодий. Городские пейзажи, как и погода, внушали тоску и уныние. Серый, грязный, лишенный растительности, Термоли казался вымершим. Только в некоторых зданиях, видимо, кафе и тавернах, светились еле различимые огоньки.

Однако район порта освещался здесь даже лучше, чем в Риме. Светомаскировка отсутствовала, так как освещение было слабым, как, скорее всего, и в мирные дни. Грузовик остановился у кромки причала. Света тусклых желтых фонарей вполне хватило, чтобы разглядеть очертания торпедного катера. С первого взгляда могло показаться, что он стоит в порту, ожидая ремонта. На деле ни у кого не возникало даже мысли – закрасить хотя бы часть многочисленных царапин и вмятин, покрывавших его борта. На катере не было ни торпед – торпедные аппараты демонтированы, ни глубинных бомб – бомбодержатели также были сняты. Все вооружение, если можно было так сказать, состояло из пары пустяковых пушечек. Одна стояла на носу, другая – на корме. Обе подозрительно напоминали пулемет Хочкиса, пожалуй, самое ненадежное, пользующееся дурной славой оружие, когда-либо находившееся в употреблении у военных.

На верху трапа, соединявшего катер с причалом, стоял высокий мужчина в форме без знаков различия. Козырек фуражки без кокарды скрывал его лицо, но не его роскошную белоснежную бороду. Человек был заметно сутул. Когда Петерсен и следовавшие за ним люди приблизились, моряк вскинул руку в полу приветствии-полусалюте.

– Добрый вечер, – поздоровался он. – Меня зовут Пьетро. А вы, должно быть, тот самый майор, которого мы ожидаем...

– Да. Добрый вечер.

– ...И с вами четверо спутников, среди которых одна дама, – седобородый Пьетро пристально оглядел каждого, видимо, мысленно сверяясь с полученным описанием, и удовлетворенно проговорил:

– Рад приветствовать вас, господа. Сейчас я пришлю кого-нибудь за вашими вещами. Оставьте их здесь и идите за мной – командир хотел встретиться с вами, как только прибудете...

Все пятеро спустились в помещение, которое могло быть капитанской каютой, рубкой штурмана или офицерской кают-компанией, но, скорее всего, служило и тем, и другим, и третьим. Капитан сидел за письменным столом, повернувшись спиной к двери, и что-то писал. Он развернулся в крутящемся кресле, которое было накрепко привинчено к полу, когда седобородый Пьетро сказал:

– Ваши последние гости, Карлос. Майор и четверо его друзей. Как нам и обещали.

– О! Входите, входите! Спасибо, Пьетро. Пришлите сюда, пожалуйста, вашего юного тезку, хорошо?

– После того как он закончит погрузку багажа?

– Да, после. Седобородый Пьетро ушел.

– Лейтенант Джанкарло Тремино, – представился капитан корабля. Это был широкоплечий молодой человек лет тридцати с черной, курчавой шапкой волос, загорелый, белозубый, с теплыми карими глазами и открытой улыбкой. – Зовите меня просто Карлос. Меня здесь, как вы слышали, почти все так зовут. Дисциплина на флоте отсутствует, – он указал на серые фланелевые шаровары. – По этой же причине я не ношу форму. Зачем? Никто не обращает на это внимания... – Капитан протянул левую руку Петерсену. – Добро пожаловать, майор. Разумеется, здесь нет роскошных апартаментов, зато есть несколько крохотных кают, гальюн, душевая, много вина... и гарантия безопасного прибытия в Плоче. Мы не раз ходили к берегам Далмации и до сих пор еще не пошли на дно. Конечно, для этого достаточно одного раза, но... Давайте будем думать о хорошем.

– Вы очень любезны, – отозвался Петерсен. – Раз у вас принято называть друг друга по имени, зовите меня Петер.

– Он так же по имени представил остальных своих спутников. Карлос скреплял каждое знакомство рукопожатием и приветливой улыбкой, однако даже не предпринял попытки подняться из кресла.

– Прошу прощения за то, что я сижу, – извинился он. – Я не хам и не лентяй. И вовсе не питаю отвращения к физическим упражнениям, – Карлос извлек на свет свою правую руку, облаченную в черную перчатку, нагнулся и постучал по правой ноге – между коленом и лодыжкой. Раздался стук металла о металл, заставивший наблюдавших вздрогнуть. – Эти металлические приспособления несколько затрудняют движения, – проговорил он, точно оправдываясь. – Лишнее, да нет, любое движение доставляет довольно значительное неудобство. Кому это может понравиться? Я не благородный античный римлянин, чтобы все время себя испытывать.

Зарина прикусила губу. Михаэль пытался держаться так, будто зрелище его не потрясло. Петер-сен, Джордже и Алекс, у которых за плечами были полтора года войны, отреагировали на увиденное без особых эмоций.

– Правая рука, правая нога, – продолжил майор, – серьезная помеха для службы.

– В действительности мешает только нога – она ампутирована до колена. А вы слышали о пилоте английского истребителя, потерявшего обе ноги? Так вот, парень рвался вовсе не к инвалидной коляске, нет, а снова в кабину «спитфайра». И своего добился.

– Я слышал об этом. Думаю, об этом многие слышали. Позвольте узнать, Карлос, как вы заработали эти царапины?

– Вероломный Альбион, – весело сказал капитан. – Мерзкие, отвратительные англичане. Никогда не доверяйте им. Представьте себе, до войны моими лучшими друзьями были англичане – мы вместе плавали на яхтах по Адриатике и Суэцу. Наш катер пересекал Эгейское море. Стоял густой туман. И вдруг из этого тумана менее чем в двух километрах от нас возник огромный британский военный корабль.

Карлос сделал паузу, вероятно для того, чтобы усилить эффект.

Петерсен заметил:

– Насколько я знаю, англичане опасаются посылать большие военные корабли севернее Крита.

– На самом деле это был фрегат, – пояснил капитан, – но в тот момент он показался нам невероятно огромным. Мы не были готовы к такой встрече, понимаете? Видимо, англичане засекли нас радаром, а у нас никакого радара. Первые два снаряда скользнули по борту и взорвались в нескольких метрах от корпуса. Стрельба велась из сорокамиллиметровой пушки килограммовыми снарядами. Англичане зовут их «хлопушками». Две следующие «хлопушки» легли точно в цель: одна попала в машинное отделение и вывела из строя двигатель, вторая прошила рубку рулевого. Я стоял там на вахте.

– Килограммовый снаряд, разорвавшийся в замкнутом пространстве, – не слишком, приятная штука, – сказал Петерсен. – Вы были в рубке один?

– Со мной находилось еще двое. Им повезло меньше, чем мне. – Карлос взглянул на Петерсена. – Ну да ладно! Что случилось, то случилось.

В дверь постучали, и вошел очень юный матрос. Он вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и спросил:

– Вы посылали за мной, капитан?

– Да, Пьетро, У нас гости. Усталые, томимые жаждой гости.

– Так точно! – юный матрос вновь отдал честь и вышел.

– А вы говорите об отсутствии дисциплины на флоте, – заметил Петерсен.

– Дайте срок, – улыбнулся капитан. – Паренек с нами всего лишь вторую неделю.

– Он, что, прогуливает уроки? – изумленно поинтересовался Джордже.

– Пьетро старше, чем кажется, по крайней мере, месяца на три.

– В вашем экипаже представлены все возрастные категории, – усмехнулся Петерсен. – Старшему Пьетро никак не меньше семидесяти.

– Гораздо больше, – Карлос рассмеялся. Казалось, все на свете его забавляет. – Пенсионер, безбородый юнец, так называемый капитан с двумя из четырех полагающихся конечностей – отличная команда! Подождите, еще увидите остальных. .

– Что случилось, то случилось, согласен. – продолжил беседу Петерсен. – Согласен. А можно задать вопрос относительно настоящего?

Карлос кивнул.

– Почему вы не ушли из флота по инвалидности или, в конце концов, не списались на берег? Почему до сих пор на действительной службе?