Партнер для танго

— Пойдем спать, — сказала Ирина. — Ты уезжаешь, тебе надо собраться. А у меня утром встреча с нотариусом.

Они разошлись по комнатам. Обе на удивление быстро заснули.

Утром Ирина встала раньше матери, тихо собралась и поехала в контору к назначенному часу.

Если правда, что у человека каждый день возникает в голове шестьдесят тысяч мыслей, то у Ирины все они были об одном: как поступить с тем, что на нее свалилось. А именно с землей — наследством от отца.

Она, конечно, слышала о существовании дома в деревне и семнадцати сотках вокруг него, но никогда не видела. Ну вот, усмехнулась она, ей не хватало пятого дома. В четырех попеременно она уже жила.

Эти сотки Ирина никогда не примеряла на себя. Зачем? Все равно что прикинуть шубу шестидесятого размера при ее сорок четвертом. В голову не приходило. Что с ними делать? Продавать? Ирина снова усмехнулась. Сосед взглянул на нее и отодвинулся на краешек сиденья.

Но как продать? Придется долго гоняться за покупателем. Конечно, будь ее земля не за семью волоками, как говорят в этих местах, то и горя мало. А до Созоново ехать и ехать…

Ирина вышла на остановке «Кинотеатр», увидела вывеску конторы. Она занимала квартиру на первом этаже жилого дома, выкрашенного розовой краской. Открыла дверь подъезда и увидела табличку с именем нотариуса. Ей сюда.

— Итак, вы принимаете на себя все наследство от вашего отца, где бы оно ни находилось и в чем бы оно ни выражалось, — объявила полная блондинка с разглаженным розовым лицом.

Ирина кивнула. Росчерк пера, квитанция об оплате услуг. Все.

Она вышла на бульвар. Ей не хотелось садиться в автобус, можно пройти до дома пешком, она больше не спешила. Липы, которые помнила прутиками — приезжала к бабушке после Вьетнама, — вознеслись к небу, стали толстыми в стволе и ветвистыми в кроне.

Но вообще-то зачем ей такое счастье — земля? Внезапная досада охватила ее. К тому же вспомнила, как мать говорила:

— Земля? Это еще тот подарок. У моего деда была земля. Опыт плохо кончился. Землю отняли, а его сослали в Сибирь. Я не хочу слышать ни о какой земле.

— Тогда почему вы с отцом купили ее? — спросила Ирина.

— Мы купили? — Мать сделала ударение на слове «мы». — Это он купил. Не я. Не знаю, что он собирался с ней делать. Теперь разбирайся, наследница.

— Я бы, может, разобралась. Но для этого нужны свободные деньги.

— О бабушкиных деньгах ты знаешь. Получишь в обмен на кандидатский диплом.

Ирина отмахнулась — когда это еще будет.

— Понимаю, после разрыва с Кириллом дело может затянуться. Как думаешь, его отец станет мешать? — спросила мать.

В ее голосе Ирина услышала откровенную тревогу.

— Если будет, — быстро ответила Ирина, она уже думала об этом, — найду другие пути. Защищусь в Москве.

Мать вздохнула:

— Видишь, как вредно торопиться. Надо было сперва…

— Я разберусь, — оборвала ее Ирина.

— Хорошо, хорошо, — поспешила сдаться мать. — Но ведь отец тебе что-то оставил. Я знаю, но не спрашиваю сколько.

Ирина кивнула:

— Оставил.

Сберкнижки отца она нашла — в столешнице складного стола. Круглого в собранном виде и овального — в разобранном, на двенадцать персон. В детстве бабушкин стол приводил ее в восторг. А Маргарита Федоровна протяжно вздыхала:

— Это еще что, не чудо чудесное. У моей тетки, которая была замужем за профессором, — рассказывала она, — был стол на двадцать шесть персон. Из чего он, точно не скажу, но…

Она махнула рукой, мол, что говорить. Ни стола, ни мужа профессора, ни самой тетки. Все обратилось в прах.

Приходившие к бабушке гости восторгались столом — как удобно, не сидишь плечом к плечу, никаких приставленных друг к другу кухонных и письменных столов, для куража накрытых большой скатертью.

— Каждому гостю отдай его сантиметры, — наставляла она свою дочь Зою, а Ирина слышала. — Все как в руководстве о приеме гостей. — Бабушка читала книги по этикету, стараясь соответствовать нормам и стандартам. — Жизнь можно прожить и без стола: переверни ящик — и готово дело. Без тарелок, ложек, вилок — тоже можно, было бы что поесть. Но ску-учно.

Липовая аллея закончилась, Ирина повернула внутрь квартала. Мобильник задергался в кармане.

— Итак, — сказал Кирилл, не здороваясь, — ты ушла. Скатертью дорога.

— А я думала, ты звонишь, чтобы предложить мне забрать вещи.

— Вещи? Какие вещи? — Она услышала насмешку. — Ничего не было. Впрочем, погоди… — Он выдержал небольшую, потому недорогую, мысленно уточнила Ирина, паузу. — Была одна вещь: ты.

Он засмеялся. Ирина так и видела его рот — щель в зарослях бороды и усов.

— Погоди, не отключайся. Ты должна запомнить то, что я тебе сейчас скажу.

Ирина молчала. Уж лучше сразу.

— Ты должна забыть обо всем.

— Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо бросила она.

— Ты забудешь о фабрике. Забудешь о ренте. Ты забудешь о моей организации. Никогда, слышишь, никогда близко не подойдешь ни к чему из того, что я перечислил.

— Вот как? — Она почувствовала жар, он опалил тело. — А если куплю такую же фабрику? А если наберу сотню старух в ренту? Или захочу создать молодежную организацию для девушек? Буду объяснять им, чего ожидать от бородатых мужчин.

Она говорила и чувствовала, как успокаивается.

Кирилл тоже это почувствовал. Ему не понравилось. Голос дрогнул и зазвенел:

— Не советую. Ты пришла ко мне нагой, нагой и уйдешь.

— Можно подумать, ты — это жизнь. Только в жизнь приходят нагими. Разве не я занималась твоими делами? Разве я не работала на тебя?

— Пре-ду-пре-ждаю, — процедил Кирилл.

Ирине показалось, что она ясно видит, как сжались губы в тонкую полоску между усами и бородой. Не-ет, никогда больше у нее не будет мужчины с волосами на лице. Это особая порода.