Парус любви

Капитан «Морского дракона» не спешил прийти ему на помощь; в какую-то долю секунды он решил, что лучше всего предоставить Ри возможность ответить самой. Пусть, если хочет, расскажет, кто она такая, что с ней случилось, и, осудив его, обретет желанную свободу. Сэр Морган Ллойд отнюдь не глупец, он выслушает ее внимательно и позаботится, чтобы с ней все было в порядке, пока сам будет проверять правдивость ее рассказа. Если понадобится, сэр Морган даже сможет препроводить ее в Англию, где она воссоединится с семьей, и тогда уже не останется никаких сомнений в том, кто она такая.

– Ри, решай сама, – спокойно обратился к девушке Данте. Заглянул ей в глаза и тут же отвернулся, чтобы не влиять на ее ответ.

Ри посмотрела на пылающее лицо Конни Брейди, увидела, как шевелятся его губы, вновь и вновь почти беззвучно повторяя ее имя.

– Вы сможете найти меня на борту «Морского дракона», капитан, – тихо ответила она, нежно убирая со лба Конни завиток черных волос.

– Ри, Ри! Леди Ри! Не оставляйте меня, пожалуйста. Не оставляйте.

– Я здесь, Конни. И не оставлю тебя, – вполголоса заверила Ри горящего в сильном жару мальчика, прижимая его к груди.

– Не сердитесь на меня, капитан. Пожалуйста, не сердитесь. Она такая хорошенькая. Я только хотел сделать ей приятное. Леди Ри плакала. Была такая несчастная. Хотела поехать домой, капитан. И уехала, покинув меня, капитан. И вы тоже меня покинете, как и все остальные, – шептал он в полубреду, и его худые плечи сильно вздрагивали.

– Не волнуйся, Конни, – успокоила его Ри, приложив холодный компресс к его горячему лбу. – Я здесь, с тобой, Конни. И не покину тебя, обещаю, что не покину.

– Ведь слово Домиников нерушимо, верно, Ри? – сказал бесшумно вошедший в каюту Данте.

– А что сделают с человеком, который пырнул Конни? – спросила Ри, устало поднимаясь со своего места рядом с койкой. Вот уже три дня она сидела тут, ни на миг не отлучаясь. Вставая, она сделала вид, что не замечает протянутой ей руки.

– Я думаю, что местные власти упрячут его за решетку. И с пребольшим удовольствием. Он уже устраивал потасовки на Антигуа, его хорошо знают. Не простят ему и того, что он покушался на жизнь королевского офицера. К такого рода преступлениям власти беспощадны. Если Конни умрет, того матроса непременно повесят, – хрипло сказал Данте. Услышав, как охнула Ри, он вздрогнул, поняв, что слова его, помимо воли, прозвучали жестоко.

– Не говорите так. Конни не умрет! А если умрет, то только по моей вине! – воскликнула Ри, поникнув от горя и сознания собственной вины.

Она почувствовала, как, пытаясь утешить, ее обнимают сильные руки, услышала, как Данте шепчет ей в ухо ласковые слова. Она пыталась отодвинуться, ибо не хотела ни жалости, ни утешений. Пока бедного Конни сжигает лихорадочный жар, только справедливо, чтобы и она страдала.

– Не отодвигайтесь, Ри, – с мольбой в голосе произнес Данте, – тут нет вашей вины.

– Нет, я виновата. Я вовлекла мальчика в дела, касающиеся только меня. Воспользовалась его обожанием, чтобы настроить против вас. Я попросила его не говорить вам о моем бегстве. Знала, что это нехорошо, по мне так отчаянно хотелось бежать. Ведь я так истосковалась по дому! Стояла на палубе и, вдыхая аромат жасмина, вспоминала о Камарее. У меня уже не было сил больше терпеть. К тому же я боялась встретиться с вами после той ночи... – Ри вздрогнула, слезы помешали ей договорить.

– Я знаю и не виню вас, Ри, – сказал капитан, мрачно поджав губы. Он подумал, что она плачет потому, что вспомнила об отвращении, которое к нему испытывала. Данте смотрел сверху вниз на ее золотистую голову, остро ощущая, какая она легкая и хрупкая в его руках, и у него было одно желание – держать и не отпускать ее.

– Экипаж винит меня во всем случившемся. Я вижу это по их глазам, – хрипло сказала Ри.

– Нет, нет, ничего подобного. Просто они беспокоятся о мальчике, дорогая. Вас они, конечно, не винят, – сказал Данте, и это была сущая правда. Весь экипаж гордился смелым поступком юнги, не побоявшегося вступить в схватку при таких неблагоприятных обстоятельствах. Если они кого и винили.то в первую голову Берти Мак-Кея и его людей, а может быть, и своего капитана. – Я не допущу, чтобы вы одна терзались чувством вины, дорогая. Можете с полным основанием упрекать меня, – резко сказал Данте, пытаясь пробудить ее от апатии. – Я сурово поговорил с мальчиком, хотя хорошо понимал, как болезненно он это воспримет. И отпустил его на берег, чтобы он искал вас. Помня мои слова, что вам угрожает опасность, он действовал так, чтобы снискать мое одобрение. Я виноват не меньше вас, Ри, – сказал Данте, с беспокойством задерживая взгляд на мечущемся во сне юнге.

– Я сильно переживаю еще и потому, что ничем не могу помочь Конни, – сказала Ри, поднимая глаза на капитана, угнетаемая сознанием своей беспомощности. – Я знаю, Хаустоп Кёрби делает для него все, что может, – добавила она и запнулась, опасаясь, как бы в ее словах не прозвучало сомнение в лекарских способностях маленького стюарда, который не жалел сил, чтобы избавить мальчика от жара, вылечить его. – Но может быть, – продолжала она, – все-таки стоит пригласить доктора из Сент-Джонса?

– Боюсь, это невозможно, – коротко ответил Данте, и Ри почувствовала обиду в его голосе.

– Извините, я не сомневаюсь, что Кёрби очень хороший лекарь, по мне страшно за мальчика, – попыталась оправдаться Ри.

– Мы не можем пригласить врача из Антигуа, потому что... – Данте недоговорил, повернувшись к широким кормовым окнам, – потому что мы отплыли из Сент-Джонса. Мы в открытом море, дорогая, – добавил он ласково, осознав, что она не заметила, как «Морской дракон» поднял якоря.

Ри высвободилась из рук Данте и стала смотреть на безбрежное пустынное море, хорошо видимое через кормовые окна. На несколько мгновений у нее пресеклось дыхание при мысли, что отныне у нее нет никакой надежды покинуть «Морской дракон» и его капитана. Она ощутила, как плавно покачивается судно, услышала тихое поскрипывание обшивки мачт. С попутными ветрами «Морской дракон» направлялся к своей заветной цели.

Глава 9

Фортуна благоприятствует смелым.

Теренций

«Морской дракон» вошел во Флоридский пролив. Гольфстрим и преобладающие здесь ветры помогли кораблю пройти через опасный пролив, где легко можно было сесть на песчаные отмели, невидимые с палубы или с марса, или, еще того хуже, при неблагоприятных, быстро меняющихся ветрах напороться на острозубые подводные рифы по обеим сторонам пролива.

Но судьба благоприятствовала гордому экипажу «Морского дракона», который благополучно миновал многочисленные островки, поросшие пальмами и соснами, и песчаные отмели у южной оконечности Флориды. Они проплывали мимо нетронутых белых песчаных побережий, где морс было прозрачно-голубым на солнце и бледно-зеленым в тени прибрежных пальм. Проплывали они и мимо низменных болотистых берегов, поросших причудливой формы манговыми деревьями, чьи скрученные корпи поднимались из мутной болотной воды. В ярко-зеленых кронах за право вить гнезда воинственно сражались птицы. Море в здешних заливах и бухтах было желто-коричневое.

Экипаж «Морского дракона», естественно, недоумевал, чего ради их капитан забрался в такую глушь, к диким берегам Флориды. Недоумение переросло в сомнение – а в здравом ли он уме? – когда Данте приказал бросить якорь в сонной бухточке, единственными видимыми обитателями которой были розовато-оранжевые фламинго. Большие птицы плыли, вытянув шеи, на юго-восток, к широкому входу в бухту.

За исключением Хаустона Кёрби, малого, как известно, слегка чокнутого, и Аластера Марлоу, который держался чрезмерно спокойно, что давало повод усомниться в его нормальности, все остальные полагали, что их капитан просто рехнулся, когда он вытащил карту, где было отмечено местонахождение затонувшего корабля с сокровищами. Они даже опасались, как бы он не начал буянить и не пришлось бы его связать. Ведь никто не сомневался, что эта карта – вещь совершенно бесполезная. Да и место было совсем не то, ведь затонувший галеон находился в одной из бухт Багамских островов, именно эта бухта была отмечена на карте, с которой они все в свое время познакомились. Слушая безумные слова капитана, матросы перешептывались, толкали друг друга локтями. В стороне оставался, как ни странно, один только Лонгакр, который слушал капитана, все шире ухмыляясь. Похоже было, что в происходящем ист для него ничего неожиданного.