Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
Шрифт:
А другой закричал ему назло:
— Ты с ума сошел! Зачем нам эта старая дырявая бочка!
— Она не дырявая! — закричал первый (а разбойники разговаривать не умеют, они только кричат).
— Нет, дырявая! — крикнул второй и бросил в бочку нож.
Нож: воткнулся в дерево и застрял.
И тут такое случилось! Из бочки вылетело что–то мокрое, чешуйчатое и с крыльями. Оно было готово голыми лапами сражаться с этими отвратительными разбойниками, которые посмели напасть на бочку. Но сражаться не пришлось. Как только это зеленое вылетело, разбойники сами убежали. При этом они бросили на землю свои
Но хозяин тоже испугался. Он стоял в уголке двора и дрожал — бежать ему было некуда, ведь это был его дом!
— Д–дракон! — только и смог сказать он трясущимися губами.
— Что? — спросил зеленый с крыльями. — Я головастик. Я живу в вашей бочке. Если бы эти, с ножами, не пришли, я и дальше бы там жил. Я еще не превратился в лягушку.
Тут хозяин немного успокоился. Он увидел, что этот, с крыльями, во–первых, не очень злой, а во–вторых, умеет разговаривать.
— Посмотри на себя, — сказал ему хозяин. — Какой ты головастик? У тебя перепончатые крылья! У тебя когтистые лапы! У тебя чешуйчатое брюхо! И ты еще, наверное, можешь дышать огнем!
— Я не могу дышать огнем, — сказал тот, кто жил в бочке. — Я живу в воде.
— Ты больше не можешь жить в воде, — сказала тогда бочка. — Теперь я и сама вижу, что ты не головастик. Ты должен летать и жить на воздухе!
— Только подальше отсюда, — поспешил вставить хозяин. — Ты дракон, я тебя боюсь, и все соседи будут тебя бояться. Ты можешь дышать огнем и поджечь солому в сарае. Пожалуйста, улетай!
И маленький дракон наконец–то понял, что он не головастик, печально (и очень ласково) попрощался с бочкой и улетел за далекие горы.
Шел год за годом. Старая бочка была еще крепкая — ведь ее делал хороший мастер из хорошего дерева. Но ей было очень скучно и одиноко. Внутри нее была вода, и больше ничего; она все чаще думала, что пора ей на покой, на свалку, что жизнь прожита, и хныкала, и бормотала про себя разную печальную чепуху. И опять неизвестно, что было бы дальше, если бы однажды на эту страну не напали враги.
Враги были еще хуже, чем разбойники. Во–первых, их было много, как волн в море. Во–вторых, они были в железных латах и на черных лошадях. В–третьих, у них был король невиданной силы, свирепости и жестокости.
— Бейте всех! — закричал король, когда его войско стояло на холме. — Убивайте всех, все дома разрушайте, все тарелки разбивайте, стулья ломайте, все книжки рвите! Мы оставим пустое место! Ничего не останется от этой страны!
И враги, сколько их было, поскакали вниз на своих черных лошадях — и прямо в тот двор, где стояла бочка! Вот и конец мне пришел, подумала бочка. И в этот момент вдруг небо потемнело. И ударила молния. А потом еще одна, да такая зловещая, что даже черное войско остановилось.
Над далекими горами появилась туча. И она росла с каждой секундой. И когда враги подняли головы в железных шлемах и посмотрели вверх — они увидели, как со стороны гор летит, закрывая собой полнеба, огромный–преогромный дракон.
Что тут случилось с врагами! Как они побежали обратно! Как они по дороге наступили на своего короля!
А дракон дышал пламенем так, что казалось, все небо горит. Врагов в одну минуту след простыл — только валялись их копья
и мечи, трубы и знамена; они убежали, чтобы больше никогда не возвращаться.Дракон описал по небу круг и осторожно приземлился рядом с двором. Хозяин, хоть и был храбрый, все–таки спрятался. Только бочка спрятаться не могла, да и не хотела.
— Как ты вырос! — сказала бочка.
— Да, — сказал дракон, — я живу в далеких горах, у меня есть друзья, я нашел своих братьев и сестер. И я даже нашел свою мать–дракониху… Но все равно мне иногда кажется, что ты — моя мама, хоть ты и деревянная. Я скучаю по тебе.
— Выпей воды, — сказала бочка.
И дракон очень осторожно, чтобы не снести крышу, наклонился, протянул свою огромную страшную морду и по капельке, кончиком языка, стал пить из бочки дождевую воду.
ПРО СКРИПОЧКУ
Одна скрипочка была очень маленькая. Прямо как игрушечная. У нее была головка, шейка, усики — все, как у обычной скрипки. Но она называлась «восьмушкой» — потому что была почти в восемь раз меньше обычной скрипки.
Сперва скрипочку подарили маленькому мальчику, которому было пять лет и который был только чуть–чуть повыше стола. И мальчик в первый раз взял ее в руки, и стал играть — «вя, вэ–а…» — медленно и скрипуче.
Скрипочка терпела. Она знала: всему надо учиться потихоньку и понемногу, но каждый день и настойчиво. Когда мальчик выучится играть, его позовут на сцену перед огромным залом, где будет бархатный занавес, и он сыграет скрипичный концерт с большим оркестром, и это будет очень красиво.
И мальчик в самом деле играл все лучше. Не «вя, вэ–а», а «тра–ля–ля–а», не только гаммы, но и песенки: про Мишку с Куклой, про перепелку, и колыбельные, и польки — и скрипочка все больше верила, что скоро мальчик сыграет на настоящем концерте…
А мальчик все рос и рос. И в один прекрасный день оказалось, что маленькая скрипочка для него мала. И тогда ему дали другую скрипку, побольше, а маленькую скрипочку отдали девочке — такой маленькой, что она была даже ниже стола. И она впервые взяла скрипку в руки, и снова началось: «вя, вэ–а…».
Скрипочка очень огорчилась. Ведь все приходилось начинать сначала!
Девочка занималась каждый день. И скоро скрипочка в ее руках перестала скрипеть, а стала звучать; она играла опять про Мишку с Куклой, опять про перепелку, опять колыбельные и польки, и учитель очень хвалил девочку. Скоро–скоро уже должен был быть концерт…
Но девочка росла еще быстрее, чем до того мальчик. И как только она выучилась немного играть — скрипочка стала ей мала, девочке дали другую скрипку, а «восьмушку» передали новому мальчику, и все началось сначала!
Шли годы. Скрипочка становилась все старше и старше. Ее ремонтировали, заново покрывали лаком, меняли струны, меняли смычок. А она все скрипела — «вя, вэ–а», все играла про Мишку с Куклой и понимала уже, что никакого концерта не будет. Что она всю скрипочную жизнь — пока не треснет — будет скрипеть в неумелых пальчиках маленьких детей, а кто же пустит неумелого ребенка на сцену с бархатным занавесом?! Кто придет в большой зал, чтобы послушать это «вя, вэ–а»?
Однажды скрипочку снова принесли новому ученику. Открыли футляр — и вдруг она услышала голос взрослого дяди: «Эге! Да ведь это моя первая скрипочка!»