Пастухи чудовищ

Я помотал головой, с трудом проглотив тугой комок в горле. Есть мне, наверно, еще долго не захочется. Дега устремился к павильончику, откуда навстречу ему высунулась, как кукушка из часов, смуглая физиономия и заученно проорала:

– Шашлык-шашлычок! На любой вкус и кошелек!

Я смотрел, как Дега торговался, сунув голову в окошко павильончика, как притоптывал ногами в азарте, как несколько раз порывался уйти с оскорбленным видом – и все равно возвращался и, по плечи влезши в окошко, опять начинал приплясывать. А сверху грело солнце, а изнутри грело предвкушение выпивки. И меня вдруг от макушки до пяток прошибла простая и ясная мысль, что я живой. Губана, Чипы с его ватагой, Лешего – их уже никого нет, а я живой. И мир вокруг меня огромен, и столько всего еще впереди…

На соседнюю скамейку присели две женщины годами, как мой папахен, наверно. Тащили через этот парк по увесистому баулу каждая и решили, видно, передохнуть. Отдышавшись немного, они тут же затеяли разговор.

– Слыхала? – осведомилась первая. – На хлебобулочном еще один цех запускают. Слава те, Господи, может, скоро образуется все, заживем, как раньше… Жалко, твой-то балбес пьющий, а то бы взяли его обратно – в тот цех. Он ведь у тебя на хлебобулочном работал, пропащий твой?

– А его и взяли, – чуть помедлив, ответила вторая. – Не за спасибо, само собой. Пришлось подсуетиться.

Первая довольно долго молчала, моргая редкими неподкрашенными ресницами, рассеянно теребя завязки своего баула. Потом робко проговорила:

– Да не так уж и сильно он у тебя пьет… А кто сейчас мимо рта-то проносит? Зато умный, работящий, детей любит. Прямо скажем: золото, а не мужик. Ты бы поговорила с ним, вдруг можно и моего как-нибудь устроить, а? Наскребли бы чего-ничего на благодарность, а?..

Дега бухнулся рядом со мной на скамейку.

– Гадство! – мрачно сказал он. – Перстенек-то у Чипы оказался – фуфло. Даже не золотой. Так, бирюлька. Вот сколько всего лишь выудил… – Он протянул мне полулитровую пластиковую бутылку без крышки, меньше чем наполовину заполненную желтоватой прозрачной жидкостью.

Я понюхал из горлышка:

– Гаоляновая…

– А то какая ж еще? Ну, за Губана нашего?

Отпив вонючей, обжигающей горло водки, я вернул бутылку Деге. Он глотнул, фыркнул.

Несколько минут мы не разговаривали. Женщины с соседней скамейки, подозрительно косясь на нас, подхватили свои баулы и ретировались. Затем Дега проговорил негромко, глядя прямо перед собой:

– А знаешь, что хорошо?

Не предполагая, что именно он имеет в виду, я неопределенно пожал плечами.

– Что Губан первый раз в жизни наелся, – договорил мой кореш.

Пару секунд я не мог сообразить, как отреагировать на это высказывание. А потом рассмеялся. Рассмеялся и Дега. Мы хохотали громко и долго, гораздо дольше и громче, чем следовало бы, толкали друг друга локтями и опять хохотали под неодобрительными и опасливыми взглядами прохожих. Незамысловатая эта шутка точно встала щитом, дополнительно укрепленным нашим смехом, между нами и тем кошмаром, который нам пришлось сегодня перенести.

Дега смолк внезапно, словно подавился. Я машинально глянул в том направлении, куда смотрел он, и тоже замолчал.

– Вот же черт!

С противоположной стороны аллеи появились из зарослей разноцветных кустов пятеро. Давешний дядька-здоровяк и четверо парней, тоже довольно внушительного телосложения. Дядька небрежно ткнул в нашу сторону пальцем, бросил на Дегу торжествующе-злобный взгляд и вразвалочку удалился к павильончику.

Мы вскочили одновременно. Моя джага как будто сама прыгнула в руку из-за голенища. И Дега тоже успел выхватить свою. Мы не сговаривались, но точно знали, что будем делать дальше; опыт жизни в Гагаринке, как-никак… Парк этот нам незнаком, если побежим, скорее всего, заплутаем. А парни – местные. Вон как идут… Не идут даже, а надвигаются: молча, неторопливо, словно давая нам время сообразить, что к чему, и рвануть, пока не поздно. Наверняка они на это и рассчитывают – погнать нас сквозь парковые заросли подальше с глаз свидетелей. Значит, остается только одно – попытаться отбиться прямо здесь и сейчас. Если первую атаку выдержим, второй может и не быть, место все же не подходящее для разборок, людное…

Я и не заметил, как рядом оказался Макс. Буркнув:

– Что так долго? Ищи вас тут… – он зыркнул исподлобья на парней.

И спустил с плеча свой рюкзак. Держа его за лямки, качнул в сторону этих четверых.

Парни остановились. Попятились. Они больше не смотрели на нас, как будто и вовсе забыли о нашем существовании. Они не могли отвести взгляд от покачивающегося взад-вперед рюкзака, и на мордах их, враз посеревших, явственно читались страх и омерзение.

– Эй, ты чего творишь? – воскликнул один из них. – Псину убери!

– Братва! – взвизгнул второй, внезапно подпрыгнув. – Гляди! Гляди! У нее зубы по всей глотке! И язык раздвоенный!..

– Считаю до трех, – предупредил их Макс. – Если не уберетесь, спущу с поводка. Раз…

Ему не пришлось продолжать счет. Парни как по команде развернулись, бросились прочь и ворвались в заросли, с треском ломая ветви.

Я спрятал джагу. Сердце все еще колотилось. Дега сглотнул и с восхищением уставился на Макса.

– А можете меня такой штуке научить? – спросил он.

Макс на этот глупый вопрос даже отвечать не стал.

– Пойдемте пройдемся, – сказал он. – Разговор есть к вам. Серьезный разговор.

– Значит, так, – начал брахман, шагавший между мною и Дегой, заложив руки за спину. – Домой вам возвращаться нельзя.

– Это почему? – вырвалось у меня.

– Почему это? – искаженным эхом отозвался Дега.

– Почему? – повторил Макс. – Потому что Рыба пожрала Собаку. И все бы ничего, но на Собаку пала Тень Висельника, а Рыба была Поющей…

Дега раскрыл рот.

– Понятно, – зачем-то сказал я. – Меркурий во втором доме, Луна ушла… Значит, какая-то Аннушка уже разлила масло?..

Макс покосился на меня с удивлением.

– Какой начитанный молодой человек! – проговорил он. – Теперь это большая редкость. Только вот это никакая не Аннушка, это вы сами масло разлили…

– А мне не понятно! – заявил мой кореш. – Какая еще поющая Аннушка? Что за собака-висельник?

– А чего ж вы хотели? – сказал брахман, снова проигнорировав вопрос Деги. – Давайте по порядку… Во всем Заволжске только один ЛОПС и был, Агалай. То есть Леший. Сколько народу опечалится, узнав, что его больше нет? А?

– Много народу, допустим… – выдал очевидный ответ Дега. – Но мы-то здесь при чем? Мы его пальцем не тронули! Мы наоборот! Мы порченого завалили! И только потому, что случайно там оказались!

– Случайностей, детвора, не бывает. Всему и всегда есть своя причина, факт. Идем дальше. Старшаки ваши. Кто в Гагаринке не знал про конфликт с Чипой?

– Все знали… – пробубнил Дега.

Макс вдруг подмигнул ему:

– А перстенек-то куда делся?

Мой кореш замер. И попытался было ринуться обратно, но брахман остановил его: