Пастыри. Последнее желание

– Готов!.. – выдохнул Илья, швырнул на пол зазвеневший клинок и сел на корточки, привалившись спиной к стене.

На том месте, где еще совсем недавно грозно рычал и размахивал руками чудовищно сильный и невероятно живучий зомби, ныне громоздилась слабо шевелящаяся куча человеческих останков.

Яна отвернулась и всхлипнула. Ее острые плечики вздрагивали, а у ног хозяйки тихонько шипел раскаленным стволом тяжелый ППШ.

Громыко, которому временами казалось, что он повидал в этой жизни вообще ВСЕ, вдруг понял, что очень даже запросто может сейчас начать блевать. Чтобы отвлечься, он нагнулся, поднял с пола удивительное оружие и усмехнулся.

– Согласитесь, Николай Кузьмич, придумано славно, а? – Торлецкий положил руку на плечо майору, щелкнул ногтем по сразу запевшему лезвию. – Бердыш, он же перукарнийский нож, как называли это оружие наши предки. Оптимальная форма клинка, великолепное сочетание рубяще-режущих характеристик. Воин, вооруженный бердышем, мог противостоять трем-четырем бойцам с обычным вооружением. Кроме того, бердыш – незаменимое оружие против конника.

– Вы точили его, что ли, все это время? – перебил графа Громыко, внимательно разглядывая свежие неровные следы наждака на темном, местами ржавом металле.

– …Э? А, да-да, именно точили. Оружие старинное, затупилось без дела. И древко укоротили, в оригинале у него было почти два метра… В итоге получилось что-то похожее на Жиу-ван-дао – меч девяти колец, древнее китайское оружие. Ну, или на европейский фашильон, если угодно. Или на арабский шемшир…

Торлецкий под тяжелым взглядом Громыко умолк и потупился.

– Девять колец… Мать вашу! – неизвестно кого обматерил майор, осторожно и уважительно прислонил «перукарнийский нож» к стене и полез за сигаретами.

Илья встал, склонился над всхлипывающей Яной:

– Успокойся, пожалуйста… Все уже, все. Не плачь… Ну я прошу тебя!

– С чего ты взял, что я плачу?! – Коваленкова быстро обернулась, сердито посмотрела на Илью из-под челки.

– Ну, я не знаю… Показалось, – несколько оробел Илья.

– Креститься надо! – выпалила Яна, подобрала ППШ и, обойдя курящего Громыко, шагнула в оружейную.

Пережитый ужас все еще клокотал в майоре. Впервые в жизни он столкнулся с тем, что сила огнестрельного оружия, меткость и огневой натиск оказались бессильны, и это напугало его сильнее, чем сам факт оживления трупов и все остальные недавние события.

Громыко необходимо было на ком-нибудь разрядиться, и он решил дать волю чувствам:

– А этот где? Очкарик? Пока мы, значит, тут едва не кончились, он там где-то отсиживался, да? Обосрался, небось, уже?

– Перестаньте! – одернул майора Илья. – Если бы не Зава… не Вадим, неизвестно, чем бы все закончилось. Это ведь он придумал – про бердыш. А сейчас, между прочим, пулемет смазывает и заряжает, потому что там… – Илья кивнул в затянутый пылью конец коридора. – Еще и второй труп имеется!

– А ведь верно, Николай Кузьмич! – граф вновь коснулся плеча майора. – Не желаете совершить рекогносцировку? Что-то мне подсказывает, что наши злоключения далеко не закончились…

Громыко хмыкнул, подхватил укороченный бердыш, воинственно взмахнул им и кивнул:

– Желаю! Пошли…

Предчувствие не обмануло графа. Едва они, по очереди перешагнув через засыпанную каменной крошкой дверь, вошли в круглую комнату, как раздался змеиный шип, и ожившая Трифонова бросилась на них, словно пантера, сжимая в руках одноразовые скальпели из своего медицинского бокса.

В отличие от Гуцула, двигалась она намного уверенней. Торлецкий, шедший вторым, отшатнулся назад, в коридор, а майор, неумело отмахнувшись бердышом, чуть не упал, отлетев в сторону.

– А-а-а, сука! – взревел Громыко, вскочил и тут же с матами рухнул на пол – в левую ногу его точно вонзили раскаленный штырь.

– Что с вами, Николай Кузьмич?! – встревоженно крикнул из коридора Торлецкий.

– Нога! Я ногу сломал, мать ее греб-перегреб! Ожившая врачиха тем временем развернулась и бросилась на лежавшего Громыко, оскалив накрашенный рот.

«Вот теперь точно – пипец!» – подумал майор, выставив бердыш перед собой.

Легко уклонившись от встречи со смертоносным лезвием, Трифонова прыгнула на Громыко, и тот чудом успел откатиться в сторону, к самой стене. Ногу вновь прошила острая боль.

– А-а-а! Помогите! – потеряв остатки самообладания, Громыко уперся плечами в камни, а в голове уже проносились лица детишек, жены, родителей…

Придавив голову майора к полу, Трифонова победно зарычала, а затем неожиданно звонким голосом прокричала на все подземелье:

– Ларец! Отдайте Ларец – и он будет жить!

– Да на, забирай, тварь… – голос Яны раздался совсем близко, на фоне какого-то громыхания и ритмичного металлического треска.

«Пулемет! – догадался Громыко. – Они катят Горюновский станковый пулемет. Там – разрывные пули, эту нечисть разорвет в клочья!» Но радость оказалась преждевременной, в сознании тут же возникла трезвая мысль: «Тебя-то, чудака на букву „м“, теми же пулями и посечет в мелкий винегрет…»

– Ну, ты, сучка, Ларец брать будешь или нет? – снова спросила Коваленкова.

– Внесите его сюда, – ровным голосом сказала Трифонова. Громыко скосил глаза и заметил, что скальпели в руках мертвой врачихи направлены вниз, один явно нацелен на его горло, второй – в живот.

«Порежет. Располосует, как покойника на вскрытии», – некстати подумал Громыко.

За дверью слышалась какая-то возня. Приглушенно хлопнула деревянная крышка, кто-то, кажется Илья, ругнулся.

– Быстрее! – крикнула та, что прежде была врачом Трифоновой, и снова зашипела, жутко, как не шипит ни одно живое существо.

– Несем, несем… Не извольте беспокоиться, сударыня, – сообщил в ответ граф, и в дверном проеме появилась его сгорбленная спина. Торлецкий, пыхтя, нес ящик с Ларцом, с другой стороны ему помогали красные от натуги Илья и Зава.

«А ведь ящик вовсе не такой уж и тяжелый, – автоматически отметил про себя Громыко. – Мы ж с графом его вдвоем отсюда уносили…»

Врачиха выпрямилась, отпустила Громыко и шагнула к ящику.

– Ларец! Покажите Ларец!

– Пожалуйста! Молодые люди, опускаем, – скомандовал Торлецкий, наклонился, ставя ящик на пол, на мгновение полы его черного плаща распахнулись, закрывая Трифоновой обзор, скрипнула крышка…