Пастыри

У Розы перед глазами стоял Лео. Не прошло и полутора суток, как она его видела; она застыла, ужаленная воспоминанием. Она позвонила в инвалидный дом и попросила, чтоб они не сердились, что она задержится и приедет за дочерью попозже, ей надо в больницу. Случилось несчастье.

Она поехала в больницу. В проходной ее пропустили. Она прошла асфальтовым двором, мимо старых фонарей и вверх по ступенькам в отделение нейрохирургии. Цветы уже вынесли на коридорные подоконники. Готовились к ночи. Нянечки возили каталки, и сестры в мягких туфлях или белоносых деревянных сандалиях носили из одной палаты в другую склянки, таблетки, шприцы и рецепты.

Роза прошла к кабинету старшей сестры. Та с кем-то разговаривала. Роза стала у двери. Она оперлась о стену и уперла взгляд в потолок.

Дежурный врач, спешивший по коридору, тронутый ее красотой и позой, осторожно к ней обратился:

— Не могу ли я вам помочь?

Его тонкая улыбка смутила ее.

— Мне просто надо поговорить со старшей сестрой, — сказала Роза.

Врач заглянул в кабинет.

— Тут вас ждут, хотят с вами поговорить, — сказал он и подбадривающе кивнул Розе.

Старшая сестра освободилась и вышла.

— Что у вас такое? — спросила она.

— Я насчет Лео Грея, — сказал Роза.

— А вы ему кто? Вы жена?

— Я его зубной врач и близкий друг, — сказала Роза.

Старшая сестра смерила ее взглядом.

— Сейчас мы ничего не можем сказать, — сказала она. — Никто ничего не может сказать.

— Это опасно? — спросила Роза.

Старшая сестра поджала губы, оглянулась, снова посмотрела на Розу — дружелюбный голубой взгляд.

— Я ничего не могу сказать. — И она сняла очки и сунула их в карман. Она сложила руки под грудью и всматривалась в Розу.

— Понимаю, — сказала Роза и собралась уходить.

— Да, это все, что я могу вам сказать, — сказала старшая сестра и посмотрела на нее.

Роза отступила на шаг. Старшая сестра легонько потрепала ее за локоть и покачала головой. Потом снова надела очки и шагнула навстречу санитарам, которые везли скрытого под бандажами больного. Сзади шла сестра с журналом.

Роза пропустила их, кивнула на прощание старшей сестре и бросилась к выходу.

Она остановилась посреди двора и заговорила сама с собой, на нее оборачивались.

— Это опасно, — говорила она. — Это опасно. Как же так?

— Поговорили? — улыбнулся ей врач. Они столкнулись в проходной.

Она покачала головой.

— Я ничего не знаю, — сказал он. — Будем надеяться, что все обойдется. — Он смотрел на нее виновато.

Она кивнула.

Она немного посидела в машине, прежде чем ехать.

— Что же делать?.. — сказала она вслух.

В проходной привратник и помощник привратника заполняли табличку спортивного тотализатора. Привратник, управившись первым, сел у оконца; он читал газету и краем глаза оглядывал проходящих, оценивал, прикидывал, кое-кого останавливал.

— В ближайшие сутки не ожидается изменений погоды, — говорил он, — давление по-прежнему низкое, видимость все ухудшается, на дорогах заторы.

Помощник ставил последние крестики и кивал у него за спиной.

— Сегодня двадцать два несчастных случая, двадцать два вызова, — сказал он.

Привратник встал, подошел к крану, налил стакан воды. Он полоскал горло и говорил:

— Никто не умирает, вот что странно. Не упомню, чтоб так мало умирали.

— Никогда так много не болели, — сказал помощник.

— Знаю, — сказал привратник. — Но никто не умирает. Шофер похоронного бюро мне говорил, дела у них никуда. Половину сотрудников крематория послали в отпуск.

Он еще полистал газету.

— Объявлений о смерти почти что нет. Только свадьбы да конфирмации.

— Вот обожди до весны. Весной все мрут как мухи, — сказал помощник. — Зиму продержатся, а как солнце и тепло — так все. Соки поднимутся и удушат.

Привратник открыл окошко и окликнул проходящего, тот нагнулся и объяснил, по какому он делу.

— Наша обязанность — соблюдать порядок, — объяснил ему в ответ привратник.

— Ну, скоро угомонятся, — сказал он помощнику и посмотрел на просвечивающие за вязью веток окна. — В отдельных уже гасят, где тяжелые лежат. Скоро угомонятся. Только где сами платят, там еще горит. Там даже курят они.

— А ты лежал в больнице? — спросил помощник. — Я вот лежал с коленной чашечкой. Это несерьезное. Зато интересно, как от наркоза проваливаешься, а потом просыпаешься.

Вдруг ударил телефон, и привратник успел снять трубку прежде помощника.

— В чем дело? — спросил он. — Больной? Ничего не знаем, нам ничего не говорят… Лео Грей, говорите? Несчастный случай? Хотите узнать?.. Как же, мы б с удовольствием, но мы ничего не знаем, а контора закрыта… Пробовали? Значит, вы сами знаете… Нет, никак невозможно, мы не имеем права уходить с поста… Конечно, все не так, как хочется… Я б с удовольствием… Да, я вам советую. Больше делать нечего…

— Женщина, — сказал он, положив трубку. — Звонят и звонят. Раньше всегда об одном пациенте одна справлялась, а теперь звонят и звонят, ну и, ясно, никогда не назовутся.

— Да, как зовут этого, которого положили? — спросил помощник.

— Грей, Лео, кажется, — сказал привратник. — Ты что, слыхал?

— Вроде слыхал, — сказал помощник. — Он по социальному обеспечению, престарелых обследует, а у меня там мать. Я про него ничего не знаю, во всяком случае ничего плохого. Говорят, дельный.

— А я вот никого их не знаю, кого сейчас положили, — сказал привратник и потянулся.

— Так ведь я только Лео Грея, — сказал помощник. — Да и не знаю я его совсем.

— Собственную жену положат — и то не узнаешь, — сказал привратник, — только когда домой придешь.

— А телефона у тебя нет? — спросил помощник.

Привратник покачал головой, потом кивнул собственному слабому отражению в темном стекле.

— А ну их, эти телефоны.

Совсем рядом взвыла сирена.

— Опять, — сказал привратник и натянул свитер. Он зажег еще две лампочки над дверью и вышел. Санитар легонько поднял руку, когда машина въезжала в ворота. Сестра стояла на лестнице с фонариком и показывала дорогу. Под мышкой у нее был журнал. Все плотней надвигалась ночь.