Пасынки судьбы

— Два года уже прошло с тех пор, как мой муж ушел от меня.

— Я имею в виду, что у Нормы они переменились.

— Ну что мне делать, тоскую я за ней, — сказала Норма, ее худые щеки напряглись под слоем румян. Она сидела, скрестив ноги, закинув правую на левую. Туфельки из светлой мягкой кожи были куда как элегантнее, чем те, что запомнились Бриджет. На ней была юбка цвета морской волны и такого же цвета вельветовая куртка на молнии. Пальцы — темные от никотина. Бриджет понимала, что ей не терпится закурить, вот так же она без передыху курила в первый раз, когда появилась у нее в гостиной шесть лет назад.

— Мы все сделали, как требовал закон, — сказала Бриджет, облекая в другие слова тот же довод, который уже приводила. — Все сделано по закону, Норма.

— Да конечно же, мы прекрасно это знаем, — ответил молодой человек, продолжая терпеливо улыбаться, отчего она почувствовала себя дура дурой. — Но ведь еще есть человеческий фактор, понимаете? Может, более важный, чем юридические формальности.

Он образованнее, чем Норма, отметила про себя Бриджет; и глаза его светились честностью и искренностью, когда он говорил о человеческом факторе. Его честность взывала к справедливости, которая выше примитивной справедливости юридических документов: Нормам стала жертвой неправедного общества, и их долг сейчас не допустить, чтобы эта неправедность восторжествовала.

— Простите, — сказала Бриджет, — простите, я не могу смотреть на все это как вы.

Вскоре гости ушли, дав понять, что они, само собой, снова наведаются к Бриджет. Она взяла у мисс Граундз Бетти, и после ужина все пошло, как обычно: искупала Бетти, уложила в постель, почитала немного «Веселого портняжку». Впереди — долгий, пустой вечер; она станет смотреть по телевизору «Даллас», вязать свитер. Ей нравился Даллас, особенно младший, такой злодей, ужас просто, всех телевизионных персонажей переплюнул, но пока она наблюдала за его злодействами, в голове неотступно прокручивалась фраза из ее разговора с вечерними посетителями. Перед ней всплыли кругленькая мордашка Бетти, черные волосики, плавно обрамлявшие ее, а потом — изможденная Норма и искренний молодой человек, который хотел стать приемным отцом Бетти. Эти три лица представились ей вместе, точно они были неотделимы друг от друга, потому что, хоть овал лица Бетти был не тот, что у женщины, родившей ее, у нее были такой же большой рот и такие же карие глаза.

В половине десятого пришла мисс Касл. Она была уже немолодой, работала в метро, ее смена часто выпадала в самое неудобное время суток: то с рассветом выходила из дома, то допоздна торчала на работе.

— Чашку чая, мисс Касл? — крикнула Бриджет, стараясь, чтобы ее услышали сквозь шум включенного телевизора.

— Спасибо, миссис Лейси, — ответила мисс Касл, как всегда отвечала на приглашение Бриджет. У нее в комнате была газовая плита и раковина, она там у себя и стряпала, но всякий раз, когда Бриджет слышала, что та возвращается с работы поздно, она предлагала ей чашку чая. Мисс Касл снимала у Бриджет комнату с тех пор, как от той ушел муж, все же какое-никакое подспорье.

— Они приходили, — сказала Бриджет, предлагая мисс Касл остатки имбирного печенья. — Ну, вы меня понимаете — Норма.

— Говорила я вам, остерегайтесь их. Расстроили они вас, да?

— О Бетти речь завели. Знаете, у Бетти даже имени не было, когда мы ее удочерили. Это мы ее Бетти назвали.

— Вы рассказывали.

Мисс Касл была крупной, седой, форма работника лондонского транспорта насквозь пропахла чужими сигаретами. В молодости у нее был роман с кем-то из служащих метрополитена, но ни с того ни с сего он умер. Сраженная этой неожиданностью, мисс Касл так потом все тридцать лет и прожила одна и, вспоминая о своей утрате, становилась мрачной и унылой. На работе она слыла суровой, отличалась беспримерной добросовестностью по отношению к своим обязанностям, которые выполняла испокон веку. Лондонское метро, случайно обронила она как-то у Бриджет в гостиной, — ее жизнь, оно ей все остальное заменило. Но сегодня она была взбудоражена.

— Раз девочку удочерили, миссис Лейси, назад ходу нет, это уж окончательно. Я ведь говорила вам вчера вечером.

— Да, я знаю. Я им так и сказала.

— Они вас просто на пушку берут.

С этими словами мисс Касл поднялась и попрощалась. Она никогда не рассиживалась, заглянув на чашку чая, потому что всегда была усталая. Лицо пошло морщинками, как ее помятая форма. Она прогладит ее перед следующей сменой, вернет блеск и молодость.

— Спокойной ночи, мисс Касл, — сказала Бриджет, наблюдая, как ее жиличка устало бредет по гостиной, и вдруг подумала: интересно, каким был тот мужчина, который внезапно умер. Однажды вечером, приблизительно год назад, она рассказала мисс Касл о своей потере. Конечно, со смертью ее не сравнишь, хотя тогда это для нее было равносильно смерти мужа. «Мерзкая баба, что и говорить», — сказала тогда мисс Касл.

Бриджет убрала со стола чайную посуду, выдернула телевизионный штекер. Не будет ей сегодня сна, и надеяться нечего: приход Нормы с мужем снова всколыхнул все, повернул все вспять, заставил вспомнить то, с чем она уже примирилась. Господи, как им в голову пришло такое — что она отдаст Бетти!

Она разделась в спальне, аккуратно разложила одежду на стуле. Слышно было, как в соседней комнате возится мисс Касл, тоже раздевается. Бетти пробормотала что-то во сне, когда Бриджет поцеловала ее на ночь. Бриджет попыталась представить, что ее ждет, если Бетти не будет, и некому будет одеяло подоткнуть, и по дому не будут валяться ее вещи, и не надо будет стирать ее белье и собирать игрушки. Случалось, Бетти выводила ее из себя, но это ведь тоже жизнь.

Она лежала в темноте, и снова накатило на нее прошлое. Она с родителями жила в деревне в Корке. В семье десять детей было. Лайем тоже вырос в многодетной семье. Когда спустя годы после свадьбы они поняли, что у них не будет детей, их это порядком удивило, но разочарование не омрачало их союза, а появление Бетти сблизило их еще больше. «Прости меня, — все же сказал Лайем в конце концов. И никогда ей так плохо не было. — Прости меня, дорогая».

Бриджет ни разу не видела ту женщину, но представляла ее себе: помоложе, чем она, из Лондона, черные шелковистые волосы, хищный рот и глаза, избегающие тебя. Эта женщина со своей матерью купили магазинчик, в котором Лайем работал с тех пор, как они поселились в Лондоне, в сущности, он был управляющим при старике мистере Вэнише. Женщина была раньше замужем, ее брак, по словам Лайема, был неудачным, отношения с бывшим мужем принесли ей страдание и боль. «Дорогая, это серьезно», — сказал он тогда, стараясь подавить свойственную ему легкость тона, не понимая, что сам он причиняет боль и страдание. Он давал понять, что чувство, которое он испытывал к Бриджет, хотя и искреннее, совсем не похоже на эту его влюбленность.

Магазин был на другом краю Лондона, за много миль от их дома; во времена старого Вэниша Бриджет, случалось, ездила туда с Бетти девятым автобусом. Когда та женщина и ее мать перекупили магазин, Бриджет как-то робела туда ездить, а потом и вовсе стала бояться. Она ведь была готова простить Лайема, жить надеждой, что его страсть со временем отступит. Она умоляла, но скандалов не устраивала. Не вопила, не обвиняла в вероломстве, не ругала ту женщину. Бриджет это давалось нелегко, но одного она не понимала, как же они будут жить, если Лайем останется с ней, а с той женщиной все равно не порвет. Ведь ясно, что он озлобится, а потом и возненавидит ее, но она продолжала умолять его. Спустя шесть недель он ушел.

Она всплакнула в темноте. Она правду сказала своим гостям сегодня: все быльем поросло. Правду сказала, но сама частенько плакала, когда вспоминала, как они вдвоем бедовали, пока привыкли к новой жизни иммигрантов, или когда представляла себе, как сейчас Лайем погряз в смертном грехе, живет с той женщиной и ее матерью в квартире над магазином, не ходит к исповеди и на литургию. Каждый месяц от него приходили деньги; вместе с квартплатой, которую она получала от мисс Касл, и деньгами, что ей платили Виннарды за то, что она прибирала у них в квартире три раза в неделю, им хватало на жизнь. Но Лайем ни разу не появился — не приехал проведать ее и Бетти, а уж это значит, что он очень изменился.

Воспоминания всегда были тяжелы для нее. Теперь, оставшись одна, чуть что вспоминала деревню, в которой выросла, лицо преподобной матушки в монастыре, приземистый трактир мисс Линч и бакалейную лавку на перекрестке. Морин Райел украла у нее атлас, замазала чернилами ее фамилию и написала свою. Мэдж Фоли завивала ей волосы. Лайем жил на соседней ферме, но она его даже не замечала, пока они школу не закончили. Один раз он позвал ее погулять, и в поле, желтом от лютиков, он взял ее за руку и поцеловал, она зарделась. Он посмеялся над ней, сказал, что ей очень идут алые щечки. Он был первым парнем, с которым она танцевала в обшарпанном деревенском клубе в десяти милях от дома.