Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2

– Не понимаю я тебя, Зеб, – сказал я, нахмурившись. – Ведь люди любят глядеть на эти побрякушки. Вспомни, как туристы в Новом Иерусалиме бьются за билеты на Храмовый праздник.

– Правильно. Но мы не собираемся распространять мои творения среди сытых туристов в Новом Иерусалиме, мы отдадим их в маленькие местные газеты в бедных фермерских общинах долины Миссисипи, Юга и в глубинке Новой Англии – мы распространим их среди самых бедных и самых пуританских слоев населения, среди людей, которые твердо убеждены, что бедность и добродетель – синонимы. Эти статьи слегка подействуют им на нервы. Пусть они начнут сомневаться.

– Вы серьезно думаете, что можно поднять восстание такой чепухой?

– Это не чепуха, потому что она воздействует непосредственно на эмоции, минуя логику. Ты быстрее сдвинешь с места тысячу человек, апеллируя к их предрассудкам, чем убедишь одного с помощью логики. И эти предрассудки даже могут не иметь отношения к по-настоящему важным вещам. Джонни, ты же умеешь использовать индексы коннотации?

– Ну… И да и нет. Я знаю, что они существуют, что они должны измерять эмоциональный отклик на слова.

– Примерно так все и есть. Но индекс слова – не фиксированное значение, в футе всегда ровно двенадцать дюймов, а это сложная переменная функция в зависимости от контекста, возраста, пола и рода занятий слушателя, региона и десятка других вещей. Индекс – это конкретное значение переменной, которое показывает нам, будет ли конкретное слово, сказанное определенным образом, воздействовать на конкретного слушателя (или читателя) положительно, отрицательно или оставит его равнодушным. При условии правильного учета всех факторов адресной группы индекс может быть таким же математически точным показателем, как какой-нибудь технический параметр. У нас никогда нет полного набора данных, которые нужны для решения этой формулы, поэтому оперирование индексами остается искусством – но очень точным искусством, особенно потому что мы используем «обратную связь» через выборку на местах. Каждая статья, которую я пишу, раздражает читателя немного больше, чем предыдущая, – и он даже не знает почему.

– Звучит красиво, но я не совсем понимаю, как это делается.

– Я приведу простой пример. Что бы ты предпочел: хороший, толстый, сочный стейк из нежного мяса – или кусок мышечной ткани из трупа незрелого кастрированного быка?

Я только улыбнулся в ответ:

– Ты меня не собьешь. Ты можешь называть его как угодно, но я все равно его сожру, если он не пережарен. Кстати, неплохо было бы сейчас пожевать что-нибудь. Я проголодался.

– Ты думаешь, что мои слова тебя не задели, потому что ты был готов к ним. Но как долго протянет ресторан, если запустит рекламу с такой терминологией? Возьмем другой простой пример: англосаксонские односложные слова, которые озорные мальчишки пишут на заборах. Ты не можешь произнести их в приличном обществе, никого не оскорбив, но для каждого из них есть разные околичности и синонимы, которые употребимы в любой компании.

Я кивнул в знак согласия:

– Полагаю, так и есть. Конечно же, я вижу, как это может сработать на других людях. Но лично у меня, должно быть, иммунитет от подобных вещей. Эти запретные слова ничего для меня не значат – за исключением того, что я должен быть с ними осторожен, чтобы кого-нибудь не обидеть. Я образованный человек, Зеб. «Палки и камни ломают руки…» и так далее [13] . Но я понимаю, как это может сработать на людях невежественных.

Мне следовало помнить, что в присутствии Зеба не стоит расслабляться. Одному Богу известно, сколько раз он меня подлавливал. Он спокойно улыбнулся, глядя мне в глаза, и сделал короткое заявление с участием некоторых из упомянутых запретных слов.

13

Начало поговорки «sticks and stones may break my bones but words will never hurt me» – «Палки и камни ломают руки, а слова – это просто звуки». – Примеч. С. В. Голд.

– Не смей говорить это о моей маме!

И я прокричал это, и я вскочил со стула, и я готов был броситься на него, как злобный цепной пес. Должно быть, Зеб точно просчитал мою реакцию и заранее сместил свой вес перед тем, как сказал эти слова, потому что мой кулак, вместо того чтобы раздробить его подбородок, внезапно оказался перехвачен за запястье, а вторая его рука зажала меня в клинч, поэтому бой прервался, не успев начаться.

– Полегче, Джонни, – выдохнул он мне в ухо. – Прими мои извинения. Смиренно прошу у тебя прощения. Поверь, я не собирался тебя оскорблять…

– Ну да, как же!

– Потому и говорю: «смиренно». Ты простишь меня?

Когда я немного успокоился, то понял, что скандал не остался незамеченным. Хотя мы выбрали для разговора тихий уголок, в гостиной уже был десяток-другой человек, ожидающих ужин. Я осознал, что в помещении стоит мертвая тишина, и буквально слышал, как в головах людей крутится вопрос: вмешиваться в драку или нет? Я снова ударился в краску, но уже не от гнева, а от смущения.

– Хорошо, – сказал я. – Отпусти меня.

Он разжал руки, и мы снова сели. Я все еще был сердит и отнюдь не собирался так просто спускать Зебу непростительное нарушение правил приличия, но кризис уже миновал. Зебадия тихо сказал:

– Джонни, поверь, я не намеревался оскорбить ни тебя, ни кого-либо из членов твоей семьи. Это была всего лишь научная демонстрация динамики коннотационных индексов, и более ничего.

– На мой взгляд, совершенно не обязательно было делать это настолько личным.

– Но мне пришлось это сделать! Мы говорили о психодинамике эмоций, а эмоции – это очень личные, субьективные вещи, которые необходимо пережить, чтобы понять. Ты был уверен, что, как образованный человек, невосприимчив к подобной форме нападения, – поэтому я провел лабораторный тест, чтобы показать тебе, что от нее никто не застрахован. Итак, что я тебе сказал?

– Ты сказал… не важно. Ладно, это был тест, но я не хочу это повторять. Ты высказал свое мнение, мне это не нравится, и точка.

– Но что я все-таки сказал? На самом деле все, что я сказал, – это то, что ты был законным потомком, родившимся в законном браке. Правильно? Что в этом оскорбительного?

– Но… – Я остановился и пробежал в уме дикие оскорбительные и унизительные вещи, которые он произнес, – и, знаете, они действительно складывались именно в то, что он сказал. Я беспомощно улыбнулся. – Но ты об этом так сказал!..

– Именно, именно! Если говорить технически, я выбрал термины с высокими отрицательными показателями для данной ситуации и данного слушателя. Именно так мы и готовим нашу пропаганду, за исключением того, что ее эмоциональные показатели количественно меньше, чтобы избежать подозрений и не попасть под цензуру, – медленно действующий яд, а не резкий удар в живот. Мы пишем только о Пророке, восхваляя его до небес. Поэтому раздражение, возникшее у читателя, направляется на него. Наша методика воздействует, минуя осознанные мысли читателя, на его табу и фетиши, которые заполняют его подсознание.

Я вспомнил свой собственный внезапный, необоснованный гнев и с неохотой признал:

– Ладно, убедил. Похоже, это очень серьезная наука.

– Именно так, парень, именно так. Есть магия в словах, черная магия – если знаешь, как ее вызвать.

После ужина мы с Зебом отправились в его комнатку и продолжили болтать о том о сем. Мне было спокойно и уютно, и я был очень, очень доволен жизнью. В тот момент меня мало волновало, что мы с ним участвуем в революционном заговоре, который имеет мало шансов на успех и который, вернее всего, закончится тем, что мы или погибнем вскоре в бою, или будем сожжены как отступники. Старый добрый Зеб! Что с того, что он снова обманул и ударил меня по больному? Он был моей семьей – всем, что у меня еще осталось. И сейчас я себя чувствовал как в детстве, когда мать сажала меня на стул в кухне и кормила печеньем с молоком.