Патефон

К закрытию, как обычно, спешат пенсионеры, живущие по соседству, чтобы раскупить остатки со скидкой. Вместе с деньгами они по привычке щедро одаривают ее комплиментами и добрыми пожеланиями.

Закрыв лавочку в девять вечера, Анна ненадолго задерживается под сенью высокого клена. Его покрасневшая вперед всех остальных деревьев на бульваре крона скрывает от нее свет фонаря. И оттого ей кажется, что она попала в необыкновенное рыжее облако, соткавшееся вокруг нее, чтобы прогнать прочь холод и ночь.

Мимо еще спешат прохожие: кто-то припозднился с работы, кто-то вышел на вечернюю прогулку. Анна торопится успеть к овощной лавке по соседству с булочной – купить себе ягод и послушать, как продавец распекает власти за битые тротуары, а потом в сырную – за головкой мягкого, с белой плесенью сыра.

Мансарда встречает ее протяжным скрипом двери и куда более тонким и оттого кажущимся детским скрипом половиц.

Анна ужинает, сидя с ногами на диване. По телевизору показывают старую мелодраму, и, несмотря на то, что герой с героиней не могут быть вместе, от финала у нее остается ощущение чего-то светлого, неуловимого.

Погасив в доме огни, она перед сном открывает ставни окна в комнате и заглядывается на полную луну. Та повисла над городом, светлая и чистая, яркая, как прожектор. Задумавшись, Анна тянется к патефону и заводит его на той песне, что так пойдет этой ночи, чтобы она летела над крышами, тихая и громкая одновременно.

Так, сидя у окна, положив голову на спинку дивана, она замечает, что сегодня окна соседнего дома не так уж и пусты.

На четвертом этаже, что чуть выше уровня ее мансарды, окна одной из лоджий распахнуты, и Анна видит засмотревшегося на город хмурого мужчину, без рубашки и с копной смоляных волос, закрывающих уши.

Какое-то время ей кажется, что он всматривается в ее окно, в котором, конечно же, не может ничего различить в темноте проема, но потом понимает, что он ищет источник звука.

Анне делается совестно за свое баловство. Хотя ей не впервой вот так заводить музыку, и никто не жаловался, но она ведь и впрямь может мешать соседям отходить ко сну. Поэтому она протягивает руку и снимает иглу с пластинки.

Песня обрывается на полуслове, и наступившая тишина кажется оглушительней, чем звучавшая до нее мелодия. Мужчина бросает один долгий взгляд на ее окно, будто может рассмотреть ее саму в тени комнаты, но потом переводит взгляд на близстоящие дома и на сам город.

Анна же позволяет себе беззастенчиво, с детским любопытством разглядывать его. Ее так завораживает его задумчивый вид с тоской во взгляде и покатость крепких бледных плеч, что эта ночь и эта нежданная встреча сами собой складываются в причудливую историю.

Что, если он не простой человек?

Анна даже приподнимается на сиденье, чтобы отчетливее видеть загадочного незнакомца. Наверняка он спит днем, а по ночам бодрствует, решает она про себя. Да, так и есть. Недаром ведь она ни разу не видела его днем, а его кожа в свете полной луны кажется мертвенно-бледной.

Ах, он создание ночи!

Анна откидывается на спинку дивана и беззвучно смеется своим глупым мыслям, закрыв рот ладонью. Потом снова жадно вглядывается в сделавшийся вдруг таким мистическим образ мужчины всего в нескольких десятках метров от ее крыши.

За несколько минут, что он проводит на свежем воздухе, она успевает придумать целую историю о печальном бессмертном принце, что не может появляться на улице при свете дня.

Давным-давно на него было наложено заклятие, и теперь он обречен скрываться во тьме. Оттого он такой бледный и отрешенный. А во всем его обличье есть странное очарование старины, будто он не принадлежит этому времени.

Думать об этом приятно. Анне нравятся старые вещи. Еще больше нравятся —неидеальные, со своими сколами, царапинами, отпечатками чужих рук, хранящие в себе память прошлого.

А еще приятно забавлять себя праздной мыслью о том, как она, одинокая девушка, никому не известная Анна, вдруг познакомилась бы с ним. Как бы это могло случиться с такой, как она, воображение ей не объясняет – это просто случается.

Да, это было бы настоящее приключение, решает Анна, потом глядит на успевшую опустеть лоджию и хмурится, прогоняя непрошеные мысли. Пора бы ей лечь спать, а то завтра за прилавком она не сможет так искренне улыбаться.

Вечер

Смуглый мужчина с тугими кольцами черных блестящих волос и тонкими чертами лица, засевший в булочной в обед да так и задержавшийся за столиком на добрых два часа, – это Эд, писатель без гроша. Его книги не печатают, его талант не продается. Но Анне нравятся его романы и рассказы, за которые они с Норой платят ему иногда бесплатной выпечкой.

Он выпил одну чашку кофе и съел рогалик, а все остальное время писал. Ручкой по бумаге. Старомодность его стиля заставляет Анну уважать его чуточку сильнее, чем любого другого «художника на мели». А их она успела повидать.

Его пальто заношено, а ботинки явно не годятся для осени, и Анна невольно бросает на него то и дело короткие взгляды, пытаясь разгадать, в каких условиях ему приходится жить и творить. Эти мысли прогоняют улыбку с ее лица, заставляя глядеть на посетителей исподлобья.

Ее напарница непременно бы заметила эту перемену в ней, если бы сама не была так вымотана. С отстраненным лицом и слабой улыбкой Нора обслуживает покупателей. Анна знает, что та опять не выспалась. Девушка живет с сестрой, борющейся с недугом, и все ее свободное время уходит на заботу о больной. «Хоть бы раз выспаться вдосталь!» – как-то пожаловалась она ей.

– А что за грусть-тоска в такой ясный день?

Эд сам убирает за собой посуду, хоть и не обязан. Нора улыбается чуть искреннее и забирает его поднос, Анна же отвечает ему легким кивком головы, раскладывая в корзины на прилавке новую порцию свежей выпечки.

– Прочтешь? – Эд протягивает ей рукопись – стопку листов, прошитую от руки грубой толстой ниткой.

Анна берет ее в руки и пролистывает, наслаждаясь весом плотной бумаги в руках. Она сделает это с удовольствием. Например, завтра, в свой выходной.

– Напиши, что думаешь, на последнем листе.

Эд смущенно благодарит Нору за пакет с выпечкой, который та сует ему на прощание, пока управляющий не вышел в зал, и уходит прочь.

Анна хочет отложить рукопись в сторону, под прилавок, но ее глаза уже зацепились за первое предложение на первой странице:

«В одном далеком-далеком королевстве, за дремучими лесами, за глубокими и чистыми, как небесные колодцы, озерами, за заснеженными пиками крутых гор в своей одинокой, затерянной на нехоженом болоте хижине жила заколдованная дева…»