Патология лжи

– Удачно позвонил, милый? – злобно улыбается Клэр. – Глория все мне рассказала о ваших студенческих временах.

– Ну, я не успела рассказать о жестких сексуальных играх.

– Глория говорит, что ты в колледже нарушал закон. И что вы тогда были вместе.

Прежде чем я успеваю тщательно обдумать месть за этот телефонный перерыв, к нам подходит официантка. Немного похожа на меня, и прическа такая же, очень недурна собой. Пол тоже обращает на нее внимание.

Клэр делает заказ. Я заказываю. Пол таращится на меня. Я заказываю для Пола. Клэр пристально смотрит на меня.

Когда официантка уходит, Клэр заявляет, что намерена отправиться в дамскую комнату, и я желаю ей хорошо провести время.

Она медлит, потом понимает, что я с ней не пойду, а Пол на нее даже не смотрит. Зацепившись сумочкой за стул, она уходит, производя невообразимый шум.

– Ты ничего не рассказал жене о наших с тобой забавах.

– Ну, я уверен, что ты старательно исправила мою оплошность.

– Ты ушел звонить, Пол, и оставил меня с ней.

– Мне позвонил клиент.

Я прижимаюсь носком туфли к его ноге:

– Может, я тоже намерена стать твоим клиентом. – Я поглаживаю его по ботинку.

– Моим клиентом?

– Люди распространяют обо мне слухи. Но ведь вполне возможно, что я невиновна.

– Я никогда не занимался пиаром подозреваемого в убийстве, – улыбается он.

– Продажи упали на двадцать процентов и, если верить Дмитрию, продолжают падать.

– Если тебе требуется побольше знаменитостей на страницах журнала, я буду счастлив предоставить их абсолютно бесплатно.

– Да не хочу я никаких гребаных знаменитостей. «Портфолио» не журнал о звездах, и теперь я отвечаю за него.

– Но без известности…

– Не надо, еб твою мать, учить меня, как редактировать мой гребаный журнал. – Нога Пола отползает прочь. – Прости. Просто все твердят «звезда, звезда», но никто ни хрена в этом не понимает. Они не видят, что я пытаюсь сделать нечто совсем другое.

– Ты хочешь создать свой «Алгонкин». Но «Алгонкин» прогорает, Глория. И всегда будет прогорать. Его бы не существовало, если бы Арт Рейнгольд не поддерживал его за счет прибыли от своих бульварных газетенок.

– Это разные вещи, Пол. – Я нащупываю его ногу за ножкой кресла. – Я – редактор. Я – знаменитость.

– Ты и недели не пробыла на страницах серьезных газет.

– Именно в этом и проблема, вот поэтому мне нужен ты, Пол. Никто не принимает меня всерьез как подозреваемую. Теперь они взялись за моего отца, а со мной уже никто не хочет говорить. А если никто не хочет брать у меня интервью, кто станет читать мой журнал? Я подслушала, как презрительно Дмитрий отзывался о последнем номере, – он говорил это одному из ебаных стажеров Он совсем расклеился.

– Никто не может находиться под подозрением вечно, Глория. В конечном счете людям надоест гадать, виновна ты или нет, и к тебе потеряют интерес. И чтобы в следующий раз попасть на страницы газет, тебе придется дожидаться своего некролога. Остается надеяться, что ФБР не догадается собрать все эти мелкие совпадения, сложить их и возбудить процесс, а такое вполне может случиться.

– Ты не хочешь мне помочь.

– Так или иначе, Глор, твоя репутация зависит от успеха или провала «Портфолио». Найди подходящего подозреваемого, кого можно пустить в расход. Не отца, разумеется. Потом сосредоточься на скандальных статьях. Может, и без знаменитостей, но серьезные стоящие истории, что-нибудь из менеджмента по Хайдеггеру. Может, стоит даже подумать о публикации истории расследования. Ты должна понять, чего хочет твоя аудитория.

– Но как?

– Спроси у них. Потому что сейчас даже я не могу дочитать твой журнал до конца, при том что ты мне нравишься.

– Но не настолько, чтобы заставить тебя читать мой журнал. А если бы Клэр его редактировала? Ты стал бы его читать?

– Боже, конечно, нет.

– Но ты любишь ее. Ты находишь ее… интересной.

– Но не как редактора журнала. Это разные вещи.

– Тогда что тебя в ней привлекает? Клэр не такая как я, она не похожа ни на кого из нас. Формы, бюст – она из тех женщин, кого не замечаешь в толпе на вечеринках и кто всегда уходит домой со своим бойфрендом. Она не из тех, на ком женятся – разве что в преклонном возрасте, задумавшись о потомстве и приобретении семейной машины. Что привлекло тебя в ней?

Внезапно этот вопрос становится чрезвычайно важен для меня, потому что если я это пойму, то смогу понять и почему загадка человеческой привлекательности ускользает от меня. Всегда ускользает.

– Ее деньги.

– И ее сиськи?

Сможет ли в таком случае папочка помочь мне?

– Знаешь, ты хорошо смотришься по телевизору. Женщины с большой грудью кажутся толстыми. Если больше ничего не останется, будешь зарабатывать этим.

– Значит, я права. Все дело в сиськах. Но еще и деньги? Черт, я уже забыла, какой ты жадный.

– Моя мать решила, что я должен жениться.

– Она нравится твоей матери?

– У них любовь с первого взгляда.

– Меня твоя мать всегда ненавидела.

– Потому что она считала тебя слишком яркой.

– И к тому же еврейкой.

– Об этом никогда не было разговора.

– И о чем вы с ней разговариваете? Чем занимаетесь вместе? Она хорошо трахается – так же хорошо, как я? – Произнося это, я пристально смотрю на него. Я кладу его руку на свою ногу, сквозь чулки чувствую холод его обручального кольца, я направляю его пальцы к своей развилке. Как легко вспоминаются привычные движения.

– Ты всегда была неверной.

– Я всегда была верной, Пол. – Я вижу, как возвращается Клэр, Пол тоже, и его рука ускользает. – Я верна себе.

6

Вместо того чтобы взять отдельные корзинки для покупок, мы с Эмили берем одну тележку на двоих. Она жалуется на мышеловки – какую бы приманку она туда ни положила, никто не попадается, и она даже не знает, сколько мышей живет с нею вместе. Хозяин дома намеревается произвести перепись.

– А что ты берешь приманкой? Сыр?

– Последний раз попробовала кедровые орешки, так чуть без пальцев не осталась, пытаясь их туда засунуть. Как думаешь, орешки им понравятся?

Мы сворачиваем во второй проход. Я беру банку корнишонов, Эмили – оливки «Нико». В колледже она была известной булемичкой. По вечерам в основном скрючивалась над унитазом, засунув глубоко в глотку палец, изо рта у нее все время пахло кислятиной. Она даже научилась одновременно читать и блевать, так что учеба не страдала. Наверняка ее бойфренды должны были чувствовать запах извергнутой пищи и желудочного сока – от нее всегда этим пахло. Но теперь она уже не такая худая и, как и я, спокойно ест нездоровую пищу.