Патриарх. Огненная чаша

Тамалон твердой рукой поставил стакан и позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого.

— Кейл, — спокойно приказал патриарх, — принесите сюда чашу.

Когда дворецкий наклонил свою лысую голову и молча повернулся, чтобы выполнить приказ, триумф в глазах Перивела загорелся еще сильнее. Пальцы Тамалона нащупали хорошо знакомую рукоятку ножа, пристегнутого к предплечью, внутри рукава. Он по давней привычке погладил твердую, всегда ободряющую гладкую поверхность рукоятки. Битва началась.

То, что называвший себя Перивелом Ускевреном человек знал о чаше, ничего не доказывало. Половина старых домов Селгонта слышала о существовании Глотка Ускеврена. Давным-давно она была зачарована магом Фалдинора Ускеврена, Хелемголарном Семь Молний, чтобы не давать гулякам красть его мед. Позднее чары чаши были изменены так, что только человек из рода Ускеврен мог дотронуться до нее голой рукой и не быть немедленно сожжен.

В огне Тамалон и увидел в первый раз эту большую чашу из простого металла — точнее, сопротивляющуюся рычащему огню. Она плавала одна, темная и жуткая, среди гудящего огня, пожирающего Штормовой Предел. Тамалон уставился на нее в изумлении, прежде чем его двоюродный дед Роэль стремительно вырвался из дыма, чтобы унести его от огня и смерти и разрушенных мечтаний.

Чаша была одной из немногих вещей, спасенной из пепла. Она был найдена спокойно стоящей на вершине обугленной насыпи, которая прежде была комнатами слуг — и самими слугами — прежде чем они беспомощно провалились в огненный ад кладовых, находящихся ниже.

Штормовой Предел пал тогда. Он не должен пасть снова.

Так или иначе, солнечный свет, льющийся в окна восстановленной высокой галереи, никогда не казался столь же золотым как свет, который светил в окна первоначальной галереи. Тогда свет падал на карты и документы, и переписанные собственноручно Тамалоном бумаги, когда старый Нелембер преподавал тихому, наказанному сыну Ускеврена историю его семьи.

Историю семьи, которая началась где-то в другом месте — его старый наставник никогда не рассказывал где именно — но перебралась на кораблях в Селгонт, чтобы возвыситься и разбогатеть при Фалдиноре Ускеврене.

„Слишком смелые чтобы прятаться“, означало семейное имя на каком то забытом языке. Определенно Фалдинор был по всем признакам человеком резким и сильным, ввязывавшимся в одну драку за другой и никогда не отступавшим. Он был так же хорош, как и его слово, в чем многие с восхищением убедились — некоторые за свой счет. Фалдинор Медведь использовал деньги, поступающие от флота купеческих кораблей, курсирующего по Морю Павших Звезд, чтобы организовывать вооруженные экспедиции к вершинам вокруг Высокой Долины, чтобы копать шахты под самыми челюстями и когтями зверей, которые сделали Штормовые Клыки — все еще опасные сегодня — такими рискованными в ту пору. Эти шахты обеспечили достаточно золота и серебра, чтобы сделать Ускевренов владельцами большей части Селгонта, и позволили Фалдинору построить себе настоящий дворец. Как человек прямолинейный, он назвал его согласно его виду: Черные Башни.

Тамалон родился в этом растянутом, незащищенном особняке среди садов, и наблюдал как Селгонт поглощал его земли поле за полем, рощу за рощей, дачу за дачей, наполняя семейную казну, но иссушая при этом частичку его сердца с каждой новой вырубкой и зданием. Почему его дикость началась, безумие мятежной юности, из которой он вышел, потрясенный и собранный, всего лишь за несколько месяцев до того, как огонь заявил свои права на великолепный новый дом Ускевренов?

Чопорный, осторожный старый Нелембер вошел в хаос сердца и мыслей Тамалона, и заложил основы гордости, с тщательностью каменотеса.

Гордости в семье не без недостатков. Старший сын Фалдинора, Тобеллон, был высок и удивительно красив. По словам Нелембера, „он был больше похож на короля чем сами короли когда-либо“. Также он был охотником, бабником и кутилой, промотавшим огромное состояние из семейных сокровищ на охоту на дракона, спорт, в котором цветок рода Ускеврен потерпел (к счастью для него) абсолютную неудачу.

Он охотился на гораздо более кроткую добычу с гораздо большим успехом, оставляя за собой след из разъяренных отцов и шокированных матерей, по всей южной Сембии. Может быть, эта ошибка и ускорила его гибель.

Некто, никогда потом не найденный, нанес удар Тобеллону ночью в лесу во время охоты на оленей, и его молодой сын Алдимар стал главой дома Ускеврен.

Алдимар был неодобрительным, с чопорными губами отцом Тамалона. Его глаза были твердыми и упорными, как два острия меча, и он никогда не разговаривал со своими своенравными сыновьями кроме как тоном холодного, резкого презрения.

Нелембер видел как напряжено лицо Тамалона, когда они говорили о его отце, и пока он нес чашу из его запертого кабинета в конец комнаты.

— Подумай об отце и прикоснись к чаше, — приказал старик.

Его никогда прежде не подпускали к семейной реликвии, которую слуги называли „Огненная Чаша“. Больше из любопытства, чем по каким-либо еще причинам, Тамалон прикоснулся к ней.

— Дядя, — пробормотал молодой человек, моргая, — ты вообще можешь считать деньги?

Похожий на огромного медведя человек рыгнул, неопределенно махнул волосатой рукой с грубыми пальцами и прогремел в ответ:

— Пригоршнями… а что?

— Дядя Роэль, — в раздражении сказал Алдимар, — этот сундук был полон десять дней назад! До краев был наполнен деньгами на домашнее хозяйство и плату слугам за год. Где эти деньги теперь?

Роэль снова оглушительно рыгнул.

— Ушли, — грустно признал он.

— Ушли куда?

Медведеподобный мужчина поднял бокал, который никогда не был далеко от его руки, показал внутрь его, затем повернул его в сторону Алдимара. Ничего не вытекло. Бокал был пуст.

Тамалон снова оказался в высокой галерее, молодой и покрытый холодным потом, смотрящий на чашу на столе перед ним, вместо пустой глубины бокала в нетвердой руке Роэля.

Нелембер молча протянул ему кружку с чем-то теплым — бульоном из фазана — и сказал сухо:

— У богатых отцов всегда такой легкий выбор, не так ли?

Тамалон пристально посмотрел на своего учителя, затем снова взглянул на чашу. После долгого молчания он пробормотал:

— Просто скажи мне; я услышу и пойму. Я не прикоснусь к ней снова.

Старый наставник неприятно улыбнулся и сказал:

— Думай об этом как о правде, ждущей у твоего локтя, когда бы ты не усомнился.

Тамалон слушал и учился. Алдимар был тихим, прилежным юношей, позволившим своим буйным дядям Роэлю и Тивамону вести дела Ускевренов — пока Тивамон не был убит в пьяной драке в таверне с полудюжиной пьяных собутыльников, все из разных семей, и ни одного из „благородных“. На следующий день, после того как урна была запечатана в склепе, до той поры тихий Алдимар твердо отодвинул своего дядю Роэля в сторону и принял контроль над семейными делами.