Patrida
Шрифт:
Мальчик секунду смотрел на неё, хлопая белесыми ресницами, затем пошарил в кармане своей куртки, подал на раскрытой ладони два прозрачных стеклянных шарика с голубым отливом.
— Браво! — сказала Лючия.
Старик Филипп, прежде чем сесть за руль, дружески похлопал Артура по плечу, тихо сказал:
— Sir! Luchia is a good woman. [67]
Через раскрытые сетчатые ворота Артур вышел вслед за машиной на край шоссе, помахал на прощанье рукой.
Сразу за лентой асфальта в мягкой дымке зеленели предгорья. Дальше плавно поднимались холмы, горы.
67
Сэр!
— В какую сторону город? — спросил он, когда пошли назад к вилле.
— Направо, — сказала Лючия, закрывая за ним ворота. — Вам надо в дом Михайлопулоса? Что-то забыли взять?
— Он иногда звонит из Пирея. Ещё могут звонить из Москвы. Будут беспокоиться. И Фанасис с женой. Заходит Мария — та старая женщина. Кстати, вы с ней знакомы?
— Нет. Кто у вас там, в Москве? Почему здесь один?
— Один, потому что один.
Высоко над крышей виллы он увидел белую тарелку телевизионной антенны.
— Ваш телевизор принимает Россию?
— Да, — она впустила его в дверь, стала запирать её на замки и засовы.
Артур почувствовал себя в ловушке, спросил:
— А как же они вошли в дом, Филипп и Поппи?
— Имеют ключи сами. Я одна. Всё может быть, Когда зима, приезжают два раза каждый месяц.
— А летом? — он поднимался за ней по лестнице. снова видел перед собой струение очень длинных, чуть полноватых ног.
На площадке второго этажа Лючия обернулась:
— Вы могли бы жить в этом доме всегда. Без проблем. Но нельзя так смотреть. Если так смотреть — не смогу быть как хочу, как хочу одеваться. Не смогу быть свободна. Ну, пер фаворе, Артурос! Пожалуйста! Так на русском?
Он кивнул, побрёл к своей комнате, открыл дверь. Лючия догнала его, взяла сзади за плечи.
— Не надо быть грустным. Как мать и сын. Иначе всё станет плохо. И вы это тоже должны понимать. Если Филипп и Поппи видели вас тут — весь остров узнает. Пусть! Сделайте звонки всем. И в Россию. Дайте мой номер. И — без проблем. — Лючия развернула его к себе лицом. Или ещё есть проблемы?
— Хотел работать за секретером. А он заперт.
— О! Простите. Вчера было поздно. Забыла, давно закрыт. Идём. Дам ключ.
Лючия ввела его в свой кабинет, достала из ящика письменного стола связку ключей, сняла один из них, протянула.
— И ещё. Можно вечером смотреть новости из России?
— Можете. Хотя — не советую. — Она стояла, опершись узкой ладонью о стол. В солнечном луче сверкал бриллиант в кольце на её пальце. — Сейчас буду смотреть бумаги, что привёз Филипп. В два часа спускайтесь обедать.
Дальневосточный берег обрывается скалой. С неё бьёт водопад, ручьём впадает в океан. Дальше — Америка.
Стою под скалой на узкой полоске галечного пляжа. Подсёк закидушку, вырвал из волн прибоя серебряную в бархатно–чёрных пятнах кумжу— здоровенную лососёвую рыбину.
Она срывается с крючка, плюхается прямо в ручей. Секунду лежит неподвижно. Затем мощно разворачивается не в сторону океана, а в сторону скалы и вдруг по ручью, по струям водопада устремляется вверх, вертикально вверх.
Смотрю, как сверкающим штопором ввинчивается в падающие струи её тело.
Из огромного океана инстинкт гонит в родную реку. Ей нужно обязательно войти в неё против течения. Чтоб выметать икру и умереть именно в родной реке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не работалось. Он закрыл полукруглую крышку секретера, запер его, оставив ключ в замке.
Всё, что больше всего любил Артур Крамер, — солнце, опять встающее над безмятежной гладью моря, пролёт чаек, пронизанная золотым светом комната — всё давало редкостную возможность спокойно заниматься делом.
«Господи, зачем Ты, прислав Марию, искушаешь Лючией? Мария — чистое чудо, Твой знак, Твой посланец. Но зачем Лючия? Зачем нам обоим этот экзамен? Она сильная. Она выдержит. А я? Второй день я тут. Потерял свободу думать, быть самим собой. Сорвался. Господи, вышвырни меня отсюда. Тем более, беден, не молод. Зачем это все? И двух дней не прожил в этом доме, докатился до бессонницы, потерял себя…»
Он накинул куртку, сошёл вниз, в кухню, надеясь, что Лючия там. Но ни в кухне, ни в гостиной, где сверкала серебряными шарами и золотистыми гирляндами украшенная ими вечером сосенка, её не было.
«Последний день года, — думал Артур, отыскивая на кухонных полках кофе. — Ещё спит. Подарка нет. Да и что ей дарить? Вся в фамильных драгоценностях… Целая полка с банками кофе, чаёв, ни одной открытой».
Он повертел в руках высокую чёрную банку с золочёной надписью «Maxwell». He решился её распечатать.
«В конце концов попить кофе, позавтракать смогу и у себя в доме. Тем более, ведь к одиннадцати туда придут Маго с какой-то Сюзанной. Ох, эта Маго!»
Шёл уже десятый час. Артур спустился к парадной двери, но, не имея ключей, не смог её отпереть. Тогда он стал подниматься наверх, надеясь, что Лючия, услышав его шастанье по лестницам, проснётся, выйдет из спальни.
В доме стояла такая тишина, что было слышно, как за стенами кричат чайки.
Через свою комнату он прошёл на терраску, сбежал по лестницам к причалу, огляделся. Узкая полоска сырого песка между скалистым мысом, на котором одиноко высилась вилла, и тихим кружевом прибоя вела в ту сторону, где должен был быть город.
Идти по мокрому песку со следами чаичьих лап было легко. Ощутимо пригревало солнце.
«Мне кажется, я вас знаю всю жизнь, — сказала Лючия, когда вчера после обеда вместе наряжали сосенку. — Между мною и вами нет стены. На самом деле я боюсь людей. А вас нет». — «Невероятно. Такая властная, сильная — и боитесь. Почему?» Ничего не ответила. Потом сервировала стол в гостиной, поставила на скатерть бутылку итальянского мандаринового ликёра, рюмочки на длинных ножках, вазу с нарезанным клубничным пирогом.
Её спокойные движения, блеск золотых пуговиц на строгом синем костюме, похожем на капитанскую форму, тугая причёска с высоко подобранными волосами — всё это, при полном несходстве, напоминало Артуру прежнюю жизнь, четыре года, прожитые с Анной.
Когда кофе был сварен, она села рядом на диванчик, разлила ликёр в рюмки.
«Из-за вас не спала ночью. Прочитала больше половины вашей книжки. До того места, где написано, как умерла мама. Действительно так было?»
«Действительно так».