Патроны чародея
Шрифт:
Фицрой ухватил повод выбранного для меня коня, гикнул и погнал своего, бережно придерживая Николетту в седле, вдоль двух рядов выглядывающих из стойл конских морд.
Я выстрелил несколько раз в дверь и через стены. Пули ушли где-то мимо, где-то задели, слышу по крикам боли, хорошо, это собьет победный дух нападающих.
Никогда не бегал так быстро, как по этой конюшне. Дверь в сарай распахнута, навстречу мощно пахнуло ароматом свежего сена, по обе стороны вдоль стен целые тюки до самой крыши, ряд толстых столбов посредине, что держат кровлю, две огромные бочки, заполненные
В раскрытую дверь со стороны конюшни вбежали сразу трое с топорами в руках. Я выстрелил трижды, двое упали, но третий понесся к нам с поднятым над головой топором.
Я всадил в него три пули, и он рухнул, заливая пол кровью. Я держал пистолет направленным на дверной проем и, как только там мелькнул кто-то, выстрелил несколько раз.
– Коней не задень, – крикнул Фицой.
– Они вдоль стен, – напомнил я, – а эти дураки бегут посредине.
В дверном проеме возникла фигура человека в длинном халате и широкополой шляпе. Я от неожиданности запоздал с выстрелом, а он рывком выбросил в нашу сторону обе руки, из ладоней сорвались два огненных шара.
Я торопливо выпалил дважды, одновременно прыгая в сторону. Огненные шары, опалив ухо, с такой силой ударили в противоположную стену, заставленную тюками с сеном, словно не сгустки огня, а раскаленные чугунные ядра.
Я еще с пола трижды выстрелил на всякий случай в пустой проход, две ушли в воздух, и под третью пулю как раз выскочил какой-то дурак.
– И то хорошо, – пробормотал я, боковым сознанием отмечая, что сказал жуткое «хорошо» на убийство человека, – чем их меньше, тем для нас баб больше…
Так, наверное, говорили еще питекантропы, но что изменилось, мы еще какие питекантропы, всем питекантропам питекантропы, у нас же свобода от религии и сковывающих, как цепи, наши общечеловеческие инстинкты…
Тюки с сеном вспыхнули, как порох. Полыхающий и разбрасывающий искры огонь перекинулся на правую сторону, оттуда вывалилась пара огромных пылающих тюков и стеной огня отгородила меня от Фицроя и Николетты.
– Я иду! – крикнул я. – Фицрой… ничего пока не…
В проходе снова показались оскаленные морды с топорами в руках. Я начал стрелять и всаживал туда пулю за пулей, пока все не исчезли, а упавших в проеме двери не утащили за ноги. Я выстрелил несколько раз и в ту сторону, пробивая доски и слыша истошные крики.
Это их задержит на какое-то время, оглянулся, горящее сено, надеюсь, не горящая нефть, разбежался и прыгнул, закрывая лицо локтями.
В стене пламени ногой задел за горящий тюк и грохнулся на пол, больно ударившись лицом и руками. Едва-едва не выронил пистолет, но зато в кровь разбил костяшки пальцев о каменный пол.
Сильные руки Фицроя подхватили, он хрипит и кашляет, кое-как поднял меня на ноги, я затравленно оглядывался, а сверху раздался треск, горящая балка обрушилась совсем рядом, обдав невыносимым жаром.
По правой стороне головы Фицроя течет кровь и заливает глазницу, он раздраженно смахивает полной горстью, под ногами двое стонут в крови, еще один рассечен почти пополам. Со всех сторон дикие крики, треск горящего дерева, сильнейший жар вот-вот
воспламенит одежду…Фицрой упал на пол, хрипя и кашляя, сбивал огонь. Стена пламени слишком близко, если кто выскочит, не успею выстрелить, потому я просто торопливо и как можно чаще стрелял через ревущую оранжевую стену из жара и треска.
Огонь – это не доски в конюшне, сквозь него просто не вижу, жар начинает жечь уже так, что пойдут пузыри, я стрелял почти вслепую, потом поднялся и попятился, продолжая стрелять.
Фицрой крикнул надсадно:
– Здесь… вспыхнет все..
– Идем на прорыв, – проговорил я с трудом через пылающее горло, – а где… Николетта?
Он с трудом поднялся, машинально пощупал голову, на ладони осталась кровь.
– Николетта… ох, я же ничего не… ее нет?
Я прошипел сквозь стиснутые челюсти:
– Ее что, успели схватить?
Жар охватывал нас со всех сторон, я увидел две бочки с водой, откуда конюхи черпают для коней, крикнул:
– Сейчас пойдем на прорыв!
Я почти впрыгнул в бочку, держа руку с пистолетом над водой, тело ожгло холодом, на мне едва не зашипело, как на раскаленной сковороде.
Фицрой мгновение смотрел, выпучив глаза, потом прыгнул ко второй бочке, моментально погрузился с головой и тут же вынырнул.
– Хорошо придумал! – крикнул он бодро. – Здесь вообще можно пересидеть до конца, пока все сгорит…
– Барклем, – сказал я, – серьезный противник. Он как раз может догадаться, что попытаемся переждать пожар здесь в воде.
– Неужто и он умный?
– Я бы тоже хотел, – признался я, – чтобы наши враги были только тупыми… Готов?
Он выбрался из бочки, вода стекает на пол широкими струями, но меч все так же держит острием в сторону запертой двери склада, в то время как я направил ствол пистолета в открытый проход конюшни.
– Сперва расчищу, – сказал я.
Он отступил в сторону, я выстрелил несколько раз в дверь и рядом с нею, Фицрой пинком распахнул, я выбежал с ним плечо в плечо и отчаянно стрелял в ринувшихся в нашу сторону людей с мечами и топорами в руках.
Фицрой бросился в сторону троих всадников, хотя в сторонке с десяток оседланных лошадей привязаны к забору. Те трое обнажили мечи и пустили коней ему навстречу.
Он успел скрестить с одним меч, я помчался к ним и выстрелил трижды. Двое всадников выронили мечи, а третий, с которым дерется Фицрой, зазевался, и Фицрой, проткнув мечом ему бедро, сбросил на землю.
Конь слегка заартачился под другим хозяином, но Фицрой натянул удила с такой силой, что конь присел на зад, как исполинский кенгуру.
Я торопливо ухватил другого с опустевшим седлом, он пытался удрать, но я успел вставить ногу в стремя и оттолкнуться от земли. Он взвизгнул и ринулся в сторону распахнутых ворот замка.
Фицрой понесся рядом, злой и сверкающий торжествующей усмешкой.
– Все-таки они дураки!
– Гони вперед, – крикнул я.
– Чего вдруг?
– Загораживаешь, – прокричал я.
Но стрелять почти не пришлось, мы выметнулись за ворота, Фицрой начал придерживать коня, некоторое время шли галопом, потом он перевел на рысь.