Патруль времени (сборник)

– Каким образом? – с отчаянием спросила она. – Решимся ли мы снова вмешиваться в историю? Может быть, обратиться за помощью к… данеллианам?

Эверард чуть улыбнулся.

– Ну, мне положение не кажется таким уж безнадежным. От нас ждут, что мы сами сделаем все необходимое, чтобы не расходовать жизненные сроки других агентов. Во-первых, как я уже говорил, полезно будет пожить на Оланде, изучая истоки характера Веледы. Потом вернемся в этот год к батавам, римлянам и… – словом, у меня есть кое-какие соображения, но я хочу обсудить их с тобой подробнее, и у тебя в этом плане будет ключевая роль.

– Надеюсь, я справлюсь.

Они постояли немного молча. Воздух становился холоднее. На холм вползала ночь. Солнечные цвета сменились серыми. Над ними зажглась вечерняя звезда.

Эверард услышал короткий вздох. Несмотря на сумерки, он заметил, что Флорис дрожит, и склонился над ней.

– Джейн, в чем дело? – спросил он, уже догадываясь.

Она посмотрела в темноту.

– Везде смерть, трагедии и горе…

– Такова история.

– Я знаю, знаю, но… Хоть жизнь среди фризов и закалила меня, но сегодня я убила людей, и я… я не смогу уснуть…

Он шагнул ближе и, положив руки ей на плечи, пробормотал что-то успокаивающее. Она повернулась и обняла его. Ему ничего не оставалось, как ответить тем же. Флорис подняла лицо, и Эверард поцеловал ее. Она сразу же ответила. На губах ее чувствовалась соль.

– О, Мэнс, да… да, пожалуйста… разве ты сам не хочешь забыться в эту ночь?

16

Морось все сыпалась с невидимого неба на землю, которую и так уже почти затопило. Видимости вскоре совсем не стало никакой: плоские поля, поблекшая трава, качающиеся на ветру голые деревья, сожженные развалины домов растворились в непроглядной мути. Одежда почти не защищала от пронизывающей холодом сырости. Северный ветер нес запах болот, над которыми он до того пронесся, морских волн за ними и движущейся с полюса зимы.

Эверард сгорбился в седле, поплотнее запахнувшись в плащ. С капюшона стекали капли воды. Лошадиные копыта с монотонным чмоканьем переступали по толстому слою грязи. А ведь это подъездная дорога к дому через хозяйские владения!

Впереди замаячило здание. Дом в слегка измененном средиземноморском стиле с черепичной крышей построил Берманд, когда он еще звался Цивилисом и был союзником и слугой Рима. Жена, как и положено, вела хозяйство, дети наполняли дом весельем. Теперь же он служил штабом Петиллию Цериалису. В портике стояли двое часовых. Как и те, что у въездных ворот, когда Эверард, подъехав к ступенькам, бросил поводья, они потребовали от патрульного назвать пароль.

– Я гот Эверард, – назвался он. – Генерал ждет меня.

Один из солдат бросил на товарища вопрошающий взгляд. Тот кивнул и произнес:

– Я получил приказ и даже сопровождал первого гонца.

«Последние остатки римской спеси?»

Солдат шмыгал носом и чихал. А первого, скорее всего, прислали на замену офицеру, лежащему сейчас в лихорадке и лязгающему зубами в бараке для больных. Эти двое были, похоже, из галлов, но и им пришлось несладко. Оружие и шлемы потускнели, килты промокли, руки посинели от холода, ввалившиеся щеки говорили о недостаточном питании.

– Проходи, – сказал второй легионер. – Мы позовем слугу, чтоб поставил в стойло твоего коня.

Эверард вошел в темную прихожую, где раб взял его плащ и нож. Несколько сонных воинов – одуревший от безделья штаб – уставились на него, и в их глазах промелькнула внезапная слабая надежда. Нашелся помощник, взявшийся проводить гостя до комнаты в южном крыле здания. Он постучал в дверь, услышал хриплое «открывай», повиновался и доложил:

– Господин, прибыл германский посланник.

– Впусти его, – прохрипел голос. – Оставь нас одних, но будь снаружи, на всякий случай.

Эверард вошел. Дверь за ним захлопнулась. Скудный свет едва просачивался в свинцово-серое окно. Повсюду на подставках стояли свечи. Сальные, а не стеариновые, они больше дымили и воняли. Углы комнаты заполняли тени, заползающие на стол с разбросанными свитками папируса. Кроме того, тут было два стула и сундук – видимо, с одеждой. Пехотный меч и ножны висели рядом на стене. Жаровня с углями согревала комнату, но воздух стоял тяжелый.

Цериалис сидел за столом в одной тунике и сандалиях – плотного телосложения человек с жестким квадратным лицом, чисто выбритым, с глубокими складками. Он внимательно оглядел вошедшего.

– Так ты гот Эверард? – сказал Цериалис вместо приветствия. – Посредник говорит, ты знаешь латынь. Надеюсь, он не обманул.

– Знаю.

«Трудновато будет, – подумал патрульный. – Не в моем характере пресмыкаться, но он может решить, что я слишком высокомерен, а он не собирается терпеть дерзости от какого-то проклятого Юпитером дикаря. Нервы у него, должно быть, на пределе, хотя это понятно».

– Генерал поступил весьма великодушно и мудро, приняв меня.

– Ладно, признаюсь, сейчас я готов выслушать даже христианина – лишь бы совет оказался дельным. А нет – так я бы с превеликим удовольствием распял его на кресте.

Эверард выказал удивление.

– Еврейская секта, – проворчал Цериалис. – Слышал об иудеях? Еще одна свора неблагодарных мятежников. Ну а ты, – насколько я понимаю, твое племя живет на востоке. Почему, провалиться мне в Тартар, ты ищешь себе забот в здешних местах?

– Я думал, генералу рассказали об этом. Я не враг ни вам, ни Цивилису. Я побывал в империи и во многих областях Германии. Так сложилось, что я даже знаком с Цивилисом и с некоторыми его приближенными. Они доверили мне говорить от их имени, потому что я человек посторонний, против которого вы ничего не имеете. А также потому, что, зная римские обычаи, я могу донести до них ваше слово ясным, неискаженным. Что касается лично меня, то я торговец, которому нравится вести дела в этих краях. Мирная жизнь приносит больше доходов, и, кроме того, я надеюсь получить что-нибудь за свои услуги.

Убеждать германцев было сложнее, но не намного. Мятежники тоже ослабли и потеряли решимость драться до конца. Готу можно было поручить лично встретиться с имперским командующим, что могло принести пользу, но никак не ухудшило бы теперешнего скверного положения. После того как гонцы передали предложение, легкость, с которой удалось договориться о встрече, удивила германцев. Эверард ожидал этого. Он лучше их знал из хроник Тацита и наблюдений с воздуха, как тяжело приходилось римлянам.

– Мне все это известно! – резко произнес Цериалис. – Они забыли упомянуть лишь о твоем интересе в этом деле. Хорошо, мы поговорим. Но предупреждаю: начнешь вилять, я сам вытолкаю тебя отсюда. Садись. Нет, налей нам сначала вина. С вином в этом лягушачьем болоте хоть не так паршиво.

Эверард наполнил два серебряных кубка вином из красивого стеклянного графина. Стул, на который он сел, был также весьма изящен, а вкус напитка – превосходен, хотя Эверард отдавал предпочтение менее сладким винам. Здесь, должно быть, все принадлежало Цивилису. Цивилизации.

«Никогда бы не стал восхищаться римлянами, но, кроме работорговли, налогов на крестьянский труд и садистских зрелищ, они принесли с собой еще многое другое. Высокая культура, процветание, широкое мировоззрение – эти ценности не вечны, но, когда прилив отступает, он оставляет разбросанные среди обломков книги, новые технологии, верования, идеи, воспоминания о том, что было раньше, – материал для потомков, который нужно ценить, беречь и использовать, строя новую жизнь. А из воспоминаний о прежней жизни остаются не только те, что связаны с элементарной борьбой за выживание».