Паутина и скала
Шрифт:
Когда Джордж познакомился с ним в колледже, Джим уже стал по крайней мере для молодых людей двух штатов почти легендарной личностью. Событие, которое запечатлело его в их сердцах, обеспечило ему бессмертие среди всех, кто учился ког shy;да-либо в Пайн-Рокском колледже, представляло собой вот что:
Двадцать лет назад одним из самых значительных событий на Юге являлся ежегодный футбольный матч между Пайн-Роком и старым виргинским колледжем Монро-Мэдисона. Оба колледжа были маленькими, но одними из старейших на Юге, и эта встреча в День Благодарения была освящена почти всеми элементами тра shy;диции и давности, придававшими ей колорит. То был отнюдь не просто футбольный матч, отнюдь не просто соперничество между двумя сильными командами, претендующими на звание чемпиона, потому что даже в то время на Юге существовали
У Пайн-Рока еще не бывало лучшей команды, чем в тот год. Рэби Беннет играл в защите, Джим Рэндолф стоял в центре, чуть пригнувшись и положив на колени большие руки, а Рэнди Шеп-пертон подавал из-за центральной линии сигналы к атаке. Джим мог бежать только по правому краю; никто не знал, почему, но это было так. Противники всегда знали, куда он побежит, но ос shy;тановить его не могли.
В тот год Пайн-Рок выиграл у Монро-Мэдисона впервые за девять лет. То был великий год, год, которого пайн-рокцы ждали весь этот злосчастный период, год, на пришествие которого они так долго надеялись, что почти утратили надежду, год чуда. И когда он наступил, они поняли. Ощущали его в воздухе всю осень. Вдыхали с запахом дыма, чувствовали в покусывании мо shy;роза, слышали в шуме ветров, в стуке желудей о землю. Они чув shy;ствовали его, вдыхали его, говорили о нем, молились о нем со страхом и надеждой. Они ждали его девять долгих сезонов. И те shy;перь поняли, что он наступил.
В тот год пайн-рокцы даже отправились в Ричмонд. Теперь об этом трудно рассказывать. Трудно передать страстную, пыл shy;кую надежду того нашествия. Их уже нет и в помине. Пайн-рок shy;цы приезжают в большие города вечером накануне матча. Ходят по ночным клубам и барам. Танцуют, пьют, предаются разгулу. Берут на матчи девушек, одеваются в меховые шубы и дорогие костюмы, пьют во время матча. Собственно говоря, не видят игры и ничуть не волнуются. Они надеются, что их машина ра shy;ботает лучше чужой, наберет больше очков, одержит победу. Надеются, что их наемные работники вырвутся вперед, но не волнуются. Не знают, чего тут волноваться. Стали слишком ум shy;ными, знающими, самоуверенными для этого. Они недостаточ shy;но пылки, провинциальны и наивны, чтобы волноваться. Слишком беззаботны. Трудно испытывать страсть, глядя на ра shy;боту механизма. Трудно волноваться из-за усилий наемных ра shy;ботников.
В тот год было не так. Они очень волновались – так, что чув shy;ствовали привкус волнения во рту, слышали его биение в пульсе. Так, что голодали, копя деньги на эту поездку, урезали до преде shy;ла расходы на покупку новой одежды на смену изношенной. Большей частью эти ребята были бедными. В среднем они трати shy;ли не более пятисот долларов в год, две трети их работали ради большей части этой суммы. Большая часть их приехала из сель shy;ской местности, из городков в горах, в Пидмонте, в сосновых ле shy;сах вдоль побережья. Многие приехали с ферм. Остальные из ма shy;леньких городков. Больших городов в штате не было.
Они были, собственно говоря, студентами старого, бедного, шхолустного колледжа. И жили прекраснейшей жизнью. Это был прекраснейший колледж со всеми его старозаветной про-минциальностью, аскетизмом выбеленных известкой спален, ко shy;лодцем и уединенностью в пидмонтских нагорьях старого штата. Он превосходил все другие учебные заведения «на голову». Пре shy;восходил Гарвард, превосходил Йель, превосходил Принстон. Жизнь там была лучше, чем в Кембридже или Оксфорде. Была скудной, трудной, безденежной, во многих отношениях ограни shy;ченной и провинциальной, но зато чудесно подлинной.
Эта жизнь не отгораживала их от действительности, не укры-иала и не обособляла, не превращала в снобов, не заслоняла суровой, грубой картины мира роскошью и уединением. Они все знали, откуда вышли. Знали, откуда берутся деньги, потому что им они доставались трудно.
Знали все не только о своей жизни, но и о жизни всего штата. Правда, они мало что знали о любой другой жизни, но окружающую знали досконально. Знали жизнь всего городка. Знали каждую женщину, каждого мужчину и ре shy;бенка. Знали историю и характер каждого. Знали их особеннос shy;ти, их недостатки, их пороки и добродетели; были преисполнены понимания, юмора и наблюдательности. Это была умеренная и, возможно, ограниченная жизнь, но они имели то, что имели, знали то, что знали.И они знали, что в том году должны победить. Ради этого ко shy;пили деньги. Готовы были отправиться в Ричмонд даже пешком. У Джорджа это затруднений не вызывало. Ему предстояло сде shy;лать очень простой экономических выбор. Купить новое пальто или ехать в Ричмонд, и, как любой разумный юноша, он выбрал поездку.
Я сказал, что у него был выбор между Ричмондом и новым пальто. Точнее будет сказать, что у него был выбор между поезд shy;кой и пальто. Единственное, какое у него было в жизни, позеле shy;нело от старости и расползлось по швам за год до того, как он по shy;ступил в колледж. Но деньги на новое у него были, и он решил потратить их на поездку в Ричмонд.
Джим Рэндолф как-то прознал об этом – возможно, просто догадался. Команда выезжала за два дня до матча. Остальные за день. Они устроили праздничный костер и воодушевляющий ми shy;тинг перед отъездом команды, а когда он кончился, Джим повел Джорджа к себе в комнату и протянул ему свой свитер.
– Надевай.
Джордж надел.
Джим, поставив сильные руки на бедра, наблюдал за ним.
– Теперь надень свой пиджак.
Джордж надел пиджак поверх свитера. Джим глянул и расхохотался.
– Боже всемогущий! – воскликнул он. – Ты пугало!
Он в самом деле был пугалом! Свитер поглотил Джорджа, окутал, словно громадное одеяло; рукава высовывались на доб shy;рых четыре дюйма, низ доходил чуть ли не до колен. Сидел сви shy;тер плохо, но грел хорошо. Джим снова поглядел на Джорджа, медленно покачал головой, сказал: «Провалиться мне на месте, ты сущее пугало!», – взял чемодан и надел шляпу (Джим носил черные или серые фетровые шляпы с широкими полями, но не мягкими, опущенными, как у южных политиков, он всегда был разборчив в одежде, шляпа, как и все остальное, подчеркивала его силу и зрелость). Потом, обратясь к юнцу, сурово сказал:
– Вот что, новичок. Поезжай в Ричмонд в этом свитере. Если увижу, что ты ходишь в своем пиджачке, так надаю по мягкому месту, что сесть не сможешь. – И вдруг негромко, хрипловато, нежно и совершенно обезоруживающе засмеялся. – До свида shy;нья, малыш.
Затем положил на плечо свою большую руку.
– Носи этот свитер. Ничего, что он так сидит на тебе. В нем будет тепло. Увидимся после матча.
И с этими словами ушел.
Носить его! Джордж с той минуты жил в нем. Не расставался с ним, не мог ему нарадоваться, готов был сражаться за него и погибнуть, как ветеран армии генерала Ли за свое боевое знамя. То был не просто свитер Джима. То был свитер Джима с больши shy;ми белыми инициалами «ПР», освященный множеством одер shy;жанных в нем славных побед. То был прославленный свитер Джи shy;ма, самый знаменитый в колледже, – Джорджу казалось, что и во всем мире. Если б ему на плечи вдруг набросили горностаевую мантию его величества короля Великобритании и Индии, эта честь не могла бы произвести на него большего впечатления.
И все остальные считали так же. По крайней мере, все перво shy;курсники. Среди них не было ни единого, кто немедленно не снял бы пальто, если б Джордж предложил обменять его на этот свитер.
В этом свитере он и поехал в Ричмонд.
Но как передать захватывающее великолепие того путешествия? С тех пор Джордж Уэббер поездил немало. Исколесил Север и Юг, Запад и Восток на великолепных американских поездах. Не раз, подперев голову рукой, смотрел в темноте с вагонной полки на проплывающие мимо призрачные, тусклые виды Виргинии. Пересекал пустыню, горные цепи в лунном сиянии, боль shy;ше десятка раз бороздил бурное море и знал скорость и мощь больших лайнеров, ездил до Парижа от бельгийской границы в мчавшихся с сумасшедшей скоростью экспрессах, видел громадную протяженность огней вдоль берегов Средиземного моря в Италии, старые, зачарованные, наводящие на мысль об эльфах чудесные леса Германии, тоже в темноте. Однако ни единое путе shy;шествие днем или ночью не обладало увлекательностью, велико shy;лепием, радостью той поездки в Ричмонд двадцать лет назад.