Паутина удачи

Цыганенок бочком продвинулся к моей кровати. Обе ладони по-прежнему в бинтах, обмороженная щека густо намазана чем-то полезным, на носу героическая ссадина, хромает отчаянно. Зато улыбается задорно, и в глазах прыгают бесенята – ужасающие, достойные кровного наследника фон Гессов. Мальчик протянул мне руку, поморщился, заставляя ладонь полностью раскрыться. Гвоздь. Тот самый, ржавый, тупой и кривой…

– Это тебе на память. – Он шмыгнул носом и быстро отступил назад, стряхнув гвоздь на одеяло. – Счастливая вещь, если б я его не нашел, я бы от ужаса рехнулся. Без дела умирать страшно. И еще спасибо. Ты же нас нашла, да?

Я кивнула. Такое замечательное утро… Все выжили и все дома.

– Ромка, кто тебя отспорил в родственники, уже знаешь?

– Фредди, – гордо выпрямился он. – Я сам решил, меня спросили, и я сказал. Потому что у мамы Лены уже трое вас, нельзя еще нас на шею вешать. А у мамы Фредди один Юрка, взрослый он, со своим достатком. – Черные глаза блеснули. – Хорошо, когда столько мамок! Два раза обедать можно, а то и три. Ух и заживем мы с Надюхой! Да, еще тебе за нее спасибо. Она хоть и плакса, но человек.

Нельзя не согласиться. Я заулыбалась, вся такая сахарная, готовая слегка посюсюкать с утречка, под настроение. Ромка в семье будет очень даже на месте, точно. Такой глазастик колючий-хитрющий… Гвоздь мне подарил, надо же! Юнц бы в парнишку точно впился клещом. Стал бы угощать, развлекать и между делом выяснять, велики ли его таланты мага. Потому что они вполне могут обнаружиться. Гвоздь – он не просто память. Над ним, видимое моему дару, стоит плотное, яркое и теплое сияние настоящей, выстраданной сполна удачи. Впрочем, нет, не так. Об этом мы с отцом много раз говорили: удача – всего лишь небольшой толчок уже приготовленных людским упорством обстоятельств. Не зря твердят про бесполезный лежачий камень и упрямую лягушку, сбившую ком масла. Судьба выше слепого и даже зрячего везения, она – дорога, выбранная человеком осознанно. А гвоздь… С кровью в его шершавую ржавчину впиталось Ромкино упрямое желание выжить. Его вера в то, что раньше смерти не умрешь. Его стремление бороться. Сила духа.

Дорогой подарок. Я оглянулась на Сёму, желая поделиться размышлениями. И замерла. Хромов смотрел на Ромку хищно, как на явный объект для пополнения информации расследования. Может, того самого, из-за которого ему «пятнашку» под дверь положили.

– Роман, – сладким голосом джинна-искусителя прошептал Сёма, – ты хоть раз видел, как печатают газету?

– Мы не видели, – прищурился Саня, сделав отчетливое ударение на первом слове. – Задешево не продаемся. Ты нам мозги не задуришь, вопросы есть – излагай. Цену обозначим.

– Ты точно барон, Саня, – поразился Ромка, даже сел на край кровати подальше, в ногах. – Как ты его… Уважаю.

Хромов поскучнел. Глянул в окно, порылся в карманах, повел плечами. Умоляюще покосился на меня – вдруг предам брата и помогу сменить тему? Я его взгляд проигнорировала. Улыбнулась Сане, погладила одеяло, приглашая сесть поближе. Брат прищурился еще сильнее. Шмыгнул носом – вредные, но зрелищные привычки приятелей заразнее насморка…

– Ренка, ты у нас умная, знаешь его. Торгуйся за всех.

Семен застонал и уронил голову в сложенные горсти ладоней, демонстрируя отчаяние и намекая на головную боль. Вывернул оба кармана куртки, выказав низкую платежеспособность. Выпрямился, отнял компресс и ткнул пальцем во внушительный синяк. Мы дружно замотали головами: никакой жалости!

– Ты расследуешь нечто опасное, – предположила я не менее сладким, чем Сёмка недавно, голосом начинающего джинна. – Я тебе удачу загустила, Ромка должен факты изложить, Саня наверняка уже рылся в наших архивах по твоей просьбе, его Фредди-старший изловил вчера и ругал страшным образом. Все так?

Хромов приложил компресс обратно к синяку, страдальчески скривился от боли. И кивнул. Снова взглянул на меня умоляюще. Ткнул себя пальцем в тощее, прилипшее к спине брюхо. Покачал отстающий ремень, втянув живот. Скорчился и плотнее запахнул куртку. Мерзнет он, видите ли… Вот мерзавец! Знает, что я его жалею.

– Сёмка, для твоего блага стараемся, – возмутилась я. – Излагай толком, что накопал, иначе ты нам не друг. А типографию я сама пацанам покажу, ваш выпускающий редактор продается за тарелку макарон. Дешевый он, уж за борщ, сам понимаешь, кабинет главного вскроет ломиком…

Семен фыркнул, попробовал вернуть лицу страдальческое выражение, но не сдержался и расхохотался. Роман подвинулся ближе к нам, гордый оттого, что его зовут полным именем и необычайно высоко ценят как свидетеля.

– Ладно, ваша взяла, – сдался Сёма. – История странная до предела. Все началось полгода назад, я искал сведения относительно франконских магов и их тайного ордена. Меня ненадолго пустили в закрытый архив большой столичной библиотеки. Там очень сложный каталог, но одна пожилая сударыня с милыми и незабываемыми манерами Екатерины Федоровны помогла мне. Мы разговорились, она нашла и заказала для меня нужные рукописи и книги. Потом я искал ее, хотел поблагодарить. Но оказалось, никто похожий в библиотеке не работает. И рукописи, которые я читал, мне выдать, по идее, не могли, даже для просмотра. На них полный запрет магической полиции, тогда еще она была в силе…

– Таинственное привидение, – порадовался Саня.

– Во второй раз она появилась именно как привидение, – хмыкнул Сёма. – Я сидел в трактире на станции, километрах в двадцати от столицы, тихое местечко. Ждал… неважно кого, он несколько раз помогал с информацией по ведомству Потапыча. Женщина подсела за столик, я даже не заметил, как и когда. Положила передо мной конверт с бумагами. Сказала, что их следует передать Евсею Оттовичу, что самому мне в дело лезть глубоко нельзя, оно для магов и полиции. Я хотел толком выяснить почему, но меня окликнули.

– А когда ты обернулся, ее уже след простыл, – страшно выкатив черные глазищи, предположил осмелевший Ромка.

Хромов развел руками: как тут рассказывать, когда наперед все угадывают? Но мы пока ничего не знали! Саня ему об этом напомнил. Несчастный журналист скривился как от зубной боли и стал нехотя рассказывать.

– Само собой, – заявил он, – совет разумной старушки остался без внимания.

Он прочитал записи и влез в дело глубже некуда. Как можно отдать такое не глянув! В стране пропадают дети. Давно пропадают. Может статься, с самого начала правления Вдовы, а то и раньше. Чаще девочки, но порой и мальчики. Разного достатка и происхождения, но всегда в возрасте от семи до двенадцати лет. И неизменно тихо, без огласки. Родители полагают их умершими в больнице вдали от дома, заблудившимися в лесу, утонувшими. Нет ни тел, ни разбирательства, ни даже повода к нему. Лишь родственники двух из дюжины упомянутых в бумагах малышей пробовали обратиться в полицию. Однако в первом случае не смогли: сами оказались ворами и были посажены под замок, а затем сосланы на север. Во втором же случае обращению помешала смерть отца пропавшего ребенка, его ограбили ночью на улице и закололи подло, ударив ножом в спину…

Рукописные заметки на отдельных листках в том же загадочном конверте были сплошными вопросами без ответов. Кто разыскивает детей и как выделяет «подходящих»? Каковы возможности загадочного злодея, если он умудряется искать по всей нашей огромной стране и оставаться незамеченным? Что это за мерзавец, не стареющий и не покидающий своего поприща? И так далее.

– Ты решил искать ответы в одиночку, – возмутилась я.

– У меня были свои материалы, – признался Сёма. – Между прочим, один из листков в конверте был как раз моей старой, трехлетней давности, статьей о делах в родном уезде. Я писал про семью, из которой якобы украли ребенка цыгане. Утверждал, что они далеко не ангелы, но валить на табор все беды – значит позволять властям прекратить нормальную работу. Между тем у родителей невесть откуда взялась пара крепких коней, полезных в хозяйстве. А мальчик был не родной, он, как и я, остался сиротой после эпидемии.