Паутина удачи

По коридору частой дробью застучали обутые ноги. Ленка не возмутилась: понятно ведь, кто-то спешит, чтобы увидеть финал заезда. И даже ясно кто. Ромка влетел на кухню как был: в заснеженной шапке с криво растопыренными ушами, в одной варежке – вторая в зубах, он как раз решил ее снять в прихожей, но, видимо, расслышал крики, и заторопился.

– Юрка? – выдохнул приемный сын Фредди, сплюнув варежку на пол.

– Он, – гордо кивнула Лена. – Петров у нас тоже гонщик, как я погляжу. Быстро тебя доставил. Причину знаешь?

– Надюха очнулась, – кивнул Рома, одной рукой разматывая шарф. – Молодец девчонка, хоть и плакса. Я ей коробку сладкого утянул со стола. Ты не хмурься, мам Лен, я со спросом, не стану же я позорить свою семью.

Ленка рассмеялась, отобрала у мальчика шарф, стащила с его головы шапку, вытряхнула самого из шубы и свалила вещи в углу кучей, не заботясь о порядке. Растрепала темные волосы Ромки, влажные и слежавшиеся под шапкой:

– Пошли будить твою Надежду, ей полезно слушать о гонках. Она про тебя уже спрашивала. Сейчас Торгай сделает чай, ты наденешь тапки, а Люба скажет, что можно идти. Она сиделка, она в лечении самая главная.

Ромка поставил на стол большую жестяную коробку, до сих пор бережно удерживаемую на раскрытой ладони, под донышко. Береника улыбнулась: настоящий приятель Сани. Тоже полагает, что ценные и красивые вещи выбрасывают только дураки. А умные люди, даже если они состоятельные, находят коробкам применение. Ромка снял крышку и тревожно осмотрел свою добычу – не помята ли, не испорчены ли украшения? Восемь пирожных выглядели превосходно.

Все население дома удалилось будить и радовать Надю. Только Береника осталась следить за пирожками и ждать завершения второго заезда. Чтобы узнать, что Хромов пришел третьим, то есть вполне удачно. Мог бы и вторым, пожалуй. Маленькая франконка чуть не со слезами ругала его прямо на подиуме, мешая родной язык с наспех выученными ликрейскими словами. Для нее, ярой сторонницы либертэ, худшее оскорбление – эта нелепая и унизительная мужская галантность на финишной прямой. Ведь притормозил, ну точно же притормозил… А еще было слышно, как Надя в комнате шепчет:

– Ромочка, – вздыхает и охает.

И оттого Беренике казалось, что радуга удачи до сих пор еще видна.

Глава 14 Улыбка удачи, усмешка успеха…

Настоящая птица удача вынослива и имеет крылья уникальной прочности. Создана она лететь, преодолевая бурю. В этом и ее смысл, и ее сила. Потому нет ни малейшего рецепта по выращиванию птиц. Характер, сердце и разум редко создают нужную гармонию. Однако же если это удается, тогда берегитесь, охотники за выгодой!

Леопольда фон Гесс, скромная бабушкабез определенного рода занятий

Весна, на мой взгляд, лучшее время для птицы удачи. С первым ветерком, пахнущим талым снегом, в голову заносит безумные идеи. Случайная шальная радость лопается пузырьками шампанского. Кстати, я впервые его попробовала недавно, пузырьки – прелесть. Все остальное, как я полагаю, на любителя. Фредди и Потапыч меня высмеяли, они во франконских винах разбираются. Зато мама Лена поддержала, она кормит малышку Полину и потому отказалась даже пробовать. Понюхала с подозрением, хмыкнула в своей неподражаемой манере и вслух сделала вывод:

– Да далась она мне, щекотка ваша жидкая, еще и со змеиным шипением…

И в маминых зеленых глазах тоже весна. Она улыбается ярче, рыжие ее волосы вьются, впитывают теплое солнце и сияют не так, как зимой.

В зиме, миновавшей и медленно оседающей теперь грязноватыми сугробами, слишком много скованности, эдакого льда излишней и заранее предрешенной определенности. Природа спит, и удача дремлет… Люди тоже отдыхают, сидят по домам, откладывая дальние поездки до лучших времен. Даже магистральные рельсы гудят удачей вполголоса, вяло и сонно. Я была на вокзале, знаю, о чем говорю. Я в эту зиму много думала про удачу, особенно после встречи с бабушкой Лео. Это уже в марте случилось, да только разве следует звать весной сезон из-за указаний календаря? Он ведь нашу погоду не замечает, иначе учел бы, что в первую неделю марта еще царила настоящая зима, без единой оттепели. Ректор Юнц назвал это «аномалией». Бризов тоскливо кивнул, повинуясь безмолвному приказу обожаемого учителя, и сразу после гонки засел собирать факты. Магистерская работа у него окончательно и бесповоротно запланирована, через три года защита, тема известна. «Погодные аномалии, их прогнозирование методами техническими и магическими, а также допустимость и способы коррекции». Не знаю, как Лешка рассчитывает это осилить в срок, мне от одного названия страшно. Впрочем, подозрения относительно методов ускорения сбора информации у меня имеются. Верная моя подруга Тома с начала года каждую неделю по два дня просиживает в архивах, заполняет своим аккуратным почерком листок за листком, подшивает в папки магические копии фрагментов книг и газет. Будет еще одна идеальная жена, способная не хуже Марджаны взирать на мужа снизу вверх и именовать его своим персональным солнцем. Осенью у них свадьба…

А я по библиотекам не хожу. Я по десять раз в день перечитываю записи бабушки Леопольды. Всего-то семь страничек, однако же мы с папой их наизусть выучили, а понять до конца не можем. Отец утверждает, что наша Лео добилась нового уровня в осознании природы удачи. Что она могла бы считаться высшим магом, если бы у нее под защитой была птица. Здоровая, взлетевшая взрослая птица, а не Дивана, замерзшая в отчаянии, пойманная в силки, бессильная и обреченная тень удачи. Впрочем, грех нам всем жаловаться. Могло быть хуже. Даже должно было быть много хуже и страшнее. Если бы не жил тогда, девяносто лет назад, высший маг Карл Фридрих, если бы не бросил он свои дела и не перебрался в Ликру среди зимы, презрев трудности дороги, умноженные его на редкость преклонным возрастом. Если бы не проклял себя посмертно, обрекая на удел привидения, Фредди-старший.

Много «если», которые чудом сложились в тоненькую, волосяную ниточку удачи, и поныне удерживающую Ликру на краю пропасти. Теперь я знаю. Фредди мне все рассказал подробно в тот вечер, когда мы отпраздновали победу Рони в зимней гонке. Ночь была темная, последняя большая метель – месть природы за вмешательство магов в погоду во время гонки – ныла на одной ноте и скреблась в стекло спальни. После бурного короткого веселья тишина и темнота заполнили наш спящий дом, и только мы с Фредди сидели при магической свечке до рассвета.

Последняя императрица Ликры, Александра Михайловна, прожила во дворце немало сложных и безрадостных лет. Она избавилась от пси-влияния и переросла наивность деревенской простушки, спасшей принца от большой беды и по-детски устремившейся в столицу, навстречу сиянию почудившегося ей счастья. Она хотела стать настоящей птицей, но маги желали совершенно иного. Не только маги. Общество бурлило и требовало перемен, зрели настроения поистине революционные. Родовая знать, апатичная и надменная, сдавала позиции, влияние через деньги и связи переходило к иным людям. Предприимчивым, изворотливым, гибким, готовым ради большого успеха слегка замарать руки. А ради очень большого – и не слегка…

Император Василий, которому полагалось бы все это видеть и пресекать, бездействовал. Он считал себя победителем уже потому, что обрел власть в обход брата и, по сути, против воли отца. Как победитель он позволял себе наслаждаться дарами власти, увы выбирая убогие развлечения в сомнительном кругу случайных друзей. Советников он тоже сменил. И узнал от новых, что удачей можно управлять. Полновластно! А при большой удаче несложно и смерть обмануть, отсрочить – такова извечная мечта стареющих правителей… Маги и их единомышленники, выстраивая гибельный для Александры Михайловны план, жадному до власти императору «забыли» сообщить всего одну подробность. Управлять чистой удачей, которую собирались выделить из способностей и самой жизни птицы, могут лишь маги. Очень хорошо обученные, талантливые маги – и то немалой, заранее сработавшейся группой…

– Маги сознательно создавали вокруг фигуры императрицы целое облако слухов, – вздыхал Фредди. – Вынуждали верить в нее как в святую. Или проклинать, полагая виновницей всех бед. Над настроением толпы работали опытные пси. Волны эмоций, оказывающих немалое влияние на удачу, стягивали вокруг дворца гудящий кокон. Смертельная ненависть – с одной стороны, а с другой – обожание, близкое к обожествлению… Гигантские качели, амплитуда которых все росла.

– Зачем?

– Это называется эффектом линзы, – буркнул Фредди. – Мой отец осознал и рассмотрел линзу даже из Арьи, потому-то он и помчался сюда, бросив все. Человеческая личность в фокусе линзы сгорает, а удача преломляется и разлагается на тона. Что бы ни делала императрица, мнения о себе она не могла изменить. Это мнение создавали и корректировали в окружении Василия. Ее постепенно сводили с ума, а удачу поляризовали, выделяя две ее крайности – тьму беспросветности и сияние чистого света. Первым собирались управлять, а второе – рассеять, исключая возможность дальнейшего использования. Даже самой птицей, в целях защиты.