Паутина
Шрифт:
Засигналил мой мобильник. С полдюжины строк проступило на маленьком экране.
– Пэт Клодси, - сообщил я Алану Радду.
– Приговорен к заключению восемь лет назад, освободился только в прошлом месяце.
– Восемь лет?
– удивился Алан Радд.
– Так у нас в руках опасный тип.
– Кража со взломом при отягчающих обстоятельствах. Он изнасиловал восьмидесятилетнюю женщину после того, как ворвался в ее квартиру.
– Ненавижу современный мир, - прошипел Пэт Клодси.
– Значит, ты теперь на Вителли работаешь, Пэт?
– поинтересовался Алан Радд.
– Ох, и отчаянные они, должно быть, люди, что наняли такую шваль, как ты!
– Я только сторож, -
– Никакого отношения к их бизнесу я не имею.
– Интересно, знает ли твой надзирающий коп об этой работе, - сказал я.
Клодси поморщился:
– Не наступайте на больную мозоль. Я меченый. Мне даже пописать нельзя без уведомления полиции. Ни разу я в эти коробки не заглядывал. Ясно? Насколько мне известно, это предприятие законное. Я только сторожу его по ночам. Радд насмешливо протянул:
– А я твоя крестная фея, и вот твое бальное платье, а эти мыши превратятся в лошадок…
Где-то наверху раздались приглушенные голоса. Негодующий женский вопль, потом кто-то начал спускаться по лестнице.
– Не любит красавица, когда прерывают ее сон, - прокомментировал Клодси.
Алан Радд осмотрел штабель картонных коробок.
– Она что, какие-то вольности себе позволила?
– Хотел бы я… - Клодси усмехнулся, обнажая полный рот темных гнилых пеньков.
– Правда? А я-то подумал, что она для тебя слишком молода.
Перочинным ножом Радд вспорол ленту, обвязывающую одну из коробок, оттянул клапаны и вытащил целую горсть дисков, упакованных в картонные конверты.
– Что бы только подумала Лига благопристойности, - покачал он головой, показывая их мне.
«Колоссальный отсос», «Очаровательные лизуньи», «Розовые блондинки».
– Я не знал, что в этих коробках, - сказал Клодси. Алан Радд вскрыл другую коробку. На этот раз конверты, да и сами диски, были без опознавательных знаков.
– Заканчивай одеваться, - поторопил Радд, обращаясь к Клодси.
– Мы все это изымаем, пойдешь с нами и подпишешь протокол, когда мы его составим.
– Не могу я ничего подписывать. Я же только…
– Ничего, подпишешь, - настаивал Радд.
– Хочешь - подпиши здесь, а хочешь - на Уэйн-стрит. Выбирай.
– Не можете вы меня забрать. Ради Христа, имейте жалость!
– Можем. За сопротивление представителям закона, - пояснил Радд.
– Тебе не следовало выкидывать компьютер из окна.
– Очевидно, никто тебе не объяснял, какие твердые эти жесткие диски, - съязвил я.
– А это мне, наверное, кошмар приснился, - нашелся Клодси и выдавил из себя неловкую улыбку.
– Приступ паники, ясно?
Радд спросил:
– Тебе приказали уничтожить компьютер в случае появления полиции?
– Не понимаю я, о чем это вы.
– Клодси старательно изобразил удивление.
– Я только пнул его хорошенько, вот он и выпал из окна.
Радд велел одному из констеблей отвести КлоДси вниз, а потом обратился ко мне:
– Твоя улика - пшик.
– Не совсем. Компьютер он, конечно, уничтожил, но мы извлечем жесткий диск и попытаемся восстановить информацию, а это уже кое-что.
Я поудобнее устроился за своим столом и проверил почту в веб-книжке, третий раз за утро. Ничего. Затем просмотрел файл Барри Дина и позвонил по телефону в Вандсворт. Перекачал пару файлов из ХОЛМСа. Позвонил в патрульную службу. Откинулся на спинку стула и задумался над тем, что обнаружил. Все казалось очень простым. Команда Ма-кардла должна выявить это так же быстро, как и я. Но они не принимают Барри Дина всерьез.
Я поднялся наверх. Жесткий диск и диски, полученные во время нашей операции, находились в системе, ожидая очереди. Но
портативный компьютер, конфискованный у журналиста, друга Ника, был наконец возвращен в хранилище вещ-доков. Я оформил его, позвонил Нику и сообщил хорошую новость. Я убивал время, оставшееся до свидания за ленчем, подписывая скопившиеся на столе циркуляры и отправляя их по инстанциям. Я не особенно утруждал себя их прочтением, полагая, что, если они и содержат что-то важное, в скором времени я об этом услышу. Я сортировал и раскладывал документы по переданному НСКР делу, которое, однако, должно быть прекращено до того, как поступит в суд, потому что главный подозреваемый умер от сердечного приступа.В былые времена бумажная работа имела для меня первостепенную важность. Хаотично собранные бумаги - производные очередного дела - превращались в четыре или пять ящиков аккуратно рассортированных, идентифицированных и снабженных стакерами протоколов допросов, описаний места происшествия, бланков федеральной службы и фактов, рассортированных по времени. Теперь же я был всецело поглощен убийством Софи Бут. Беззаботный ветерок обдувал меня, я чашками пил кофе. Каждые полчаса я поднимался со стула, выходил на пожарную лестницу и выкуривал сигарету до самого фильтра, прикидываясь, будто в состоянии ощутить ее вкус. Я снова и снова просматривал небольшой клип, где исчезала Софи. Или чертил в своем блокноте диаграмму вероятных отношений и мотивов - и тут же перечерчивал ее на полях. Когда чертеж делался слишком запутанным и слишком перегруженным наблюдениями и неистовыми догадками, я сводил его к голым фактам. До одного только факта, который мне необходимо было узнать.
В конце концов я пустился в рискованное предприятие, пытаясь войти в контакт с человеком, который мог бы точно назвать, что именно собиралась делать Софи Бут. Но у меня не было номера личного телефона Энтони Бута, а я никак не мог продвинуться дальше любезного секретаря его компании, чьему обещанию сообщить о моем звонке можно было верить не более чем словам Барри Дина. Вероятно, и от этого разговора толку не будет, думал я, вешая телефонную трубку. Если я спугну Энтони Бута, у него достаточно веса, чтобы прихлопнуть меня, точно комара.
Около одиннадцати ко мне в кабинет вошла Рейчел Суинни и присела на краешек моего стола. Когда-то у меня стоял еще один стул, но кто-то его на время «одолжил», а я не особенно заботился, чтобы получить его назад. Вот я и остался с единственным вращающимся стулом, покрытым протертой желтоватой набивной подушкой, с тремя довольно новыми шкафами серого цвета, напоминающими боевой корабль, и столом с металлической столешницей, на котором главное место отводилось компьютерному монитору. На одной из стен мой предшественник, занимавший прежде эту комнату, повесил плакат, изображающий швейцарскую деревню. Я хорошо его изучил. Настолько, что мог бы скопировать любое выстроенное из местного камня и дерева шале с остроконечной черепичной крышей, и даже горшки с геранями на балконах.
– Говорят, вы вчера немного переработали, - заметила Рейчел Суинни.
– Не буду претендовать на дополнительную оплату. Мне известно, что бюджет ограничен. Да к тому же есть такая новость: я отстранен от дела.
– Я знаю. Тони Макардл звонил, не особенно внятно извинялся за НСКР.
– Не думаю, что они справятся, шеф.
– Разумеется.
– Сегодня начальница надела темно-коричневую юбку и соответствующий по цвету жакет, а губы накрасила помадой лилового оттенка. Рейчел пригладила непослушную прядь волос, своевольно выбившуюся из ее аккуратной французской прически, и добавила: - Я бы не стала удивляться тому, что именно из НСКР произошла утечка информации насчет убийства.