Паутина

Улыбка пропала с лица пиджака. Теперь он говорил так, словно топтал рассыпанные по полу чипсы:

— Мы уже имеем информацию. Об ОРЕОЛЕ. Получена сегодня. От леди Орлеанской. Тоже про удар. Неизвестным оружием. И тоже неясно, по какому из офисов. Вы добавили лишь дату.

Ничего себе совпадения! Кто-то повторил мою выдумку? Раньше меня?! И опять эта Орлеанская, которая сама является моей собственной выдумкой!

— Вы чем-то обеспокоены, Виктор Франкович?

Теперь я постарался придать лицу выражение поглупее.

— Да, немного обеспокоен. Вы мне обещали канал для передачи. Как говорится: дай, Джим, на счастье мне дайлап и все такое прочее…

— Ах, вы об этом. Коне-ечно!

Пиджак снова стал само радушие. Видно, решил сразу ухватиться за проявление меркантильности с моей стороны. Неужели эфэсбэшников и вправду учат по книжкам Карнегги?

— Мы проверим вашу информацию, и если она подтвердится… Я хочу сказать, она почти подтверждена, так как получена из двух разных источников… Но посмотрим. Если все верно, вы получите свой канал, а на вашем счете появится, хмм… скромный знак нашей благодарности. Надеюсь, мы и дальше будем сотрудничать с обоюдным удовольствием. Поверите ли, я даже могу организовать вам и вашей новой передаче неплохой индекс цитируемости. У нашей службы стабильные бартерные отношения с несколькими информационными каналами. Кстати, неплохой просветительский слоган вы сейчас сказали, про Джима. Не могли бы повторить?

— Это был экспромт, я уже забыл его. Но вы ведь записываете наш разговор, не так ли? Разве вас не учили этому в академии УКИБа или где вы там еще «просвещались»?

Пиджак подался вперед и пристально посмотрел мне в глаза. Ну нет, на расстоянии этот трюк не работает, гражданин начальник. Я зевнул и потянулся, как бы невзначай щелкнув ногтем по стене-экрану. Пиджак понял, что игры в гляделки не получится, и снова откинулся на спинку стула.

— Вы наверное считаете меня тупым солдафоном, Виктор Франкович. Жаль. Мы могли бы сработаться. А вы лично, с вашими знаниями, могли бы стать неоценимым специалистом в области… да, просвещения. Жаль. Между прочим, стихотворение про Джима, строчку из которого вы сейчас переделали, написал Пригов Дмитрий Александрович. Видите, я не такой уж невежа.

— Вы имели в виду «невежда» или все-таки «невежа»?

Пиджак ничего не ответил и исчез. Вокруг меня снова был «кабинет-34».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МЭРИАН

любящая ушами

я выбирал для тебя серьги

долго-долго

и наконец взял

за $3 у сумасшедшего негра

эти подвески из мелких ракушек

чтобы с каждым шагом ты слышала

чуть-чуть океана

теперь

на другом конце света

сижу у залива

и в шорохе каждой волны слышу

твои шаги

(Виктор Степной, «Голоса тишины»)

Kлетка 6. ПРОГУЛКА

От: (не указано)

Тема: (не указано)

Дата: 7 марта 2018 г. 9:06

Для сотрудника Z256. Ваша информация подтверждена. Вознаграждение переведено на Ваш счет. Запрос о канале для образовательной программы удовлетворен. Доступное время для трансляции с 7:00 до 8:30 ежедневно. Подтвердите получение этого сообщения для получения адреса канала и пароля. Надеемся на дальнейшее сотрудничество.

Служба безопасности АРГУС.

От: Жиган

Тема: Wow!

Дата: 7 марта 2018 г. 9:43

Привет Профессор!

В нашем полку прибыло? (см. вложение)

Сильная плюха! Надеюсь, Вы познакомите меня с этими нукерами? Пишу прямо с лекции, поэтому мылом. Позже звякну, обсудим подробнее.

Всего,

Жиган.

Вложенный файл: Москва-Ореол-Теракт

CITYCAT, 07.03.18. Сегодня утром локальная компьютерная сеть главного офиса компании ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ в Москве подверглась деструктивному воздействию неизвестной природы. В результате происшествия повреждено коммуникационное оборудование и большинство устройств памяти в здании компании на Ленинградском проспекте. Благодаря предупредительным действиям сотрудников агентства безопасности «Аргус» удалось спасти большую часть деловой информации: резервные копии документов были сделаны за день до террористического акта и сохранены на компьютерах другого отделения ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ. Однако само разрушительное воздействие предотвратить не удалось, несмотря на предупреждение. Ведется расследование загадочного случая. Представители «Аргуса» пока не сообщили, каким образом им удалось узнать о готовящемся теракте. Однако они заявили, что преступное действие против ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ совершено хакерской бандой «Вольные Стрелки».

Прибытие почты прервало мою медитацию. Аура орхидеи, едва заметно колыхавшаяся в воздухе желто-зеленым спрутом, ровно в десять дважды вспыхнула синими спиралями, а сам цветок раскрылся чуть больше.

Сейчас Рита наверняка реализовала уже целую кучу сумасшедших биокомпьютерных проектов. И теперь какая-нибудь плесень в ее лаборатории считает дифференциальные уравнения или хранит в изгибах ворсинок всю «Войну и мир». Я так и запомнил Риту среди ее монстров: она вынимает из пасти биоэлектронного чудища маленький разъем и вставляет… То есть конечно не вставляет, а просто берет в рот и держит зубами, как сапожник держит гвозди, чтобы освободить руки. Я помнил ее и в другие моменты жизни, помнил бледное родимое пятно на ее бедре, словно след от пролитого на мрамор кофе, помнил и ее любимый жест раздумья: поднятая рука с открытой и немного вывернутой назад ладонью, словно она несет над плечом невидимый поднос… Но что касается ее работы, я всегда представлял Риту именно такой — с руками по локоть в чреве машины и с блестящим разъемом во рту.

Орхидея была одним из первых созданий Риты. Она потому и подарила мне именно эту «самую древнюю игрушку»: я был для нее «человеком архаичным», поскольку не любил ее изощренных издевательств над природой. Может быть, из-за моей архаичности мы и расстались. Даже назначение этой орхидеи меня раздражало. Не будь она прощальным подарком, я бы давно ее выкинул. Что за садизм — делать цветок индикатором процессов, которые происходят в компьютере!

Я никогда не использовал орхидею по назначению, лишь иногда включал ее собственную ауру и медитировал на ней. В моем лаптопе все равно ничего особенного не происходило. И только сегодня два неожиданных письма отразились на состоянии цветка. Я и забыл, что «сонька» каждый час проверяет почту, а цветок по-прежнему подключен к компу. К тому же первое из писем потребовало идентификации карточкой «Аргуса», а жигановское послание пришлось расшифровывать: в оригинале оно представляло собой довольно тошнотворный порнографический снимок с участием пяти человек. Только разобравшись с письмами, я вспомнил про цветок.

«Извини, не нарочно, — мысленно сказал я орхидее. — Надеюсь, ты не обиделась.»

Как бы ни был примитивен биоиндикатор Риты, этот полуцветок-полукомпьютер был самой современной техникой в квартире. Мой старенький лаптоп-«сонька» давно удивлял знакомых. Некоторые даже высказывали предположение, что он собран еще в 20-м веке. «Чего ты не поставишь нормальную тачку?» — спрашивали они.

Обычно я отвечал, что у меня и так все есть бесплатно в Университете, а дома мне, кроме почты и текстового редактора, практически ничего не нужно. Когда меня выгнали из Университета, денег на новую технику все равно не хватало. Да и те игры, в которые я играл, не стоило устраивать дома: через Нет-кафе и различные инфо-центры гораздо удобней заметать следы.

Но существовала и более глубокая причина такой самоограниченности. Я всю жизнь старался ни к чему особенно не прикрепляться: ни к людям, ни к городам, ни к работе, ни к технике. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчужденность. Слишком быстро прошел тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать — обычная истеричка, далеко не умная, но настойчивая в своем желании контролировать все вокруг… или хотя бы в своей семье. А отец — замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Тем не менее, при всех ссорах и постоянной нервозности, их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Ее окрики и его окурки — чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была эта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. «Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?» — кричали они. А я, тогда еще школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал «Последнего из могикан» и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни.

С годами я учился закрывать за собой дверь все лучше и лучше: не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, не имел друзей — да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские «разговоры по душам», эти пьяные кухонные «ты меня уважаешь?», когда все выворачивают свое грязное белье друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с ними этим сомнительным «душевным родством» и подтверждать своим участием их дурацкий закон перехода количества в отечество.