Павлов

Вскоре все объяснилось: к Павлову пожаловал важный гость — знаменитый Шеррингтон, — это было первое; и второе — ученого поразила ассистентка Ерофеева.

Незадолго до того она увлеклась фантастической задачей сделать пытки животного условным раздражителем слюнной железы — источником удовольствия. Короче, обратить собаку в подвижника. Невзирая на то, что мало кто верил в подобное чудо, она твердо стояла на своем и сегодня ошеломила Шеррингтона. Изумленный англичанин качал головой и что-то шептал. Кто знает, уж не молился ли он?

Секрет обращать страдания в радость был очень прост. Собаку поставили в станок, пропустили через нее электрический ток и тут же предложили ей пищу.

Собака на это ответила яростным визгом и твердым намерением бежать. К пище она не прикоснулась. Опыты повторили назавтра, через два дня — результаты нисколько не изменились. Боли и пища не сближались и не вступали во временную связь. Больше того, страдания задерживали проявление аппетита.

Ерофеева, как могла, отбивалась от недоверия окружающих и от собственных неудач.

— Вы допустили ошибку, — заметил ей Павлов. — Чтобы выработать связь между чувством прлода и болью, необходимо, чтобы животное было голодным. Нельзя заставить собаку ответить слюноотделением на внешнее раздражение, ногда она сыта; чем сильнее раздражен безусловный рефлекс — инстинкт голода, тем скорее образуется временная связь.

Ерофеева призвала к себе в союзники голод. Собаку лишили всякой еды, кроме той, которую ей предлагали при опыте. Животное возненавидело ассистентку Ерофееву и ее лабораторию. К станку собаку приходилось насильно тащить.

Жестокая борьба продолжалась. Собака исхудала, осунулась. Она все еще отказывалась есть, но к пыткам начинала относиться спокойней. Через несколько дней случилось то, во что трудно было поверить: электрический ток обрел свойства метронома или звонка, включение его вызывало у собаки слюну. В лаборатории пахло горелой кожей, а животное облизывалось, виляло хвостом, словно предвкушало удовольствие.

Знаменитый Шеррингтон не мог больше сдержаться:

— Я понимаю теперь радость мучеников-христиан, с которой они шли на костер.

Павлову замечание это пришлось не по вкусу: он не любил стремительных выводов, терпеть не мог примеров из истории там, где нужен был ясный анализ.

— Пустословы! — ворчал он себе под нос. — Эти люди всегда приплетут что-нибудь несуразное. Знаменитость, а думать, как физиолог, не научился.

Ассистентке Ерофеевой легче было провести этот опыт, чем Павлову найти его объяснение.

— Все вверх тормашками, — про себя брюзжал он, — разберись-ка. Спокон века организм отвечал на боль оборонительным рефлексом, а тут изволь: хвостиком виляет. Хорош инстинкт, приперли его, он и сел. Убей, только покорми… Что про мучеников говорить — таких историй сколько угодно. Патриоты во время боя не то что пули, сабельного удара не чувствуют. Сумасшедшие неделями не едят и голода не знают. Что в этом толку? Нам, физиологам, механизм подай. Как оно получается, по каким путям идет.

Так он, пожалуй, ничего не надумает, надо вслух поразмыслить. И он спешит к сотрудникам, к невольным слушателям своим. Тем, правда, не все ясно в его рассуждениях, зато ему легче, можно прикинута этак и так…

— Что мы тут имеем? — в сотый раз повторяет он себе. — Электрические разряды вызывают у собаки не страдание, а аппетит. Вместо оскаленных зубов, рычанья и злобы — слюна и покорное ожидание подачки. Как это объяснить? С чего начинать? Да тут сам чорт ногу сломит…

Задумчивый, он ходил от помощника к помощнику, не расспрашивал их, не советовался, все время говорил и тут же отвечал себе.

— Разберемся физиологически, — приглашал он себя, одной рукой подпирая голову, а другой решительно жестикулируя. — От раздраженной электричеством кожи идут импульсы в известные отделы мозга. Доберись они до места назначения, неминуемо последовала бы болевая реакция. Но она не наступает, происходит нечто другое — раздражение аппетита. Это значит, что импульсы сбились с пути, попали не туда, куда, надо. Их просто перехватили. Добровольно никто с пути не сойдет. Кто же это, спрашивается, там безобразит?

Ученому понадобилась другая рука. Жестикуляция его усилилась до тех пределов, когда сжатые кулаки и решительные жесты напоминает о единоборстве.

Теперь ему все ясно, понятно до мельчайших подробностей.

Возбужденный ассистенткой пищевой центр, точно насильник на широкой дороге, притягивает к себе раздражения, куда бы они ни направлялись, обогащаясь чужой энергией. Сбиваются ли эти импульсы с пути, как бабочки, привлеченные светом, притягиваются ли силой мощного пожара, — не важно. Важны результаты: чувство боли подавляется ощущением голода.

То же самое происходит с кошкой, охваченной половым возбуждением. Бром не успокаивает, а еще более возбуждает ее. Перехваченные импульсы и у нее, видимо, служат постороннему делу.

Теперь можно и пофантазировать. В этом случае свидетели ему не нужны. Ученый уходит к себе, садится за стол и устремляет мысленный взор свой в жизнь. Хорошо и легко так, мозг отдыхает, мир людей скользит мимо, примеры ложатся один за другим.

И. П. Павлов размышляет вслух.

У влюбленных бывает нечто похожее, они теряют аппетит, интерес ко всему окружающему. Всякое событие, как бы далеко оно от них не отстояло, каждая мелочь напоминает им о чувстве любви. Страх перед опасностью также тормозит чувство голода. Мать, озабоченная болезнью ребенка, не ест и не спит, не чувствует голода и усталости.

Помечтал и довольно, пора вернуться к собаке.

Суровый ученый, он снова впряг свой мозг, нагрузил его трудной задачей.

Пусть собака примирилась с электрическим током, чтобы избегнуть голодной смерти но, насытившись, отдавать свое тело на муки, — где же логика вещей, законы природы? Разве оборонительный инстинкт не сильнейший из инстинктов?

Слюнная железа должна разрешить его сомнения, он твердо спросит ее, настойчивей прежнего. Мир должен знать, в чем тут дело.

Ученый мчится к собаке, увлекая с собой ассистентку. Надо проверить, здесь что-то не так, не может быть, невозможно. Он снова кипит, страстный, неистовый, хватает ее за руку и горячо говорит:

— Вы простите меня, я хочу вас еще раз побеспокоить…

С женщинами он подчеркнуто любеьен, в их обществе ему легче владеть собой.

— Я прошу вас повторить ваш опыт. В выводах имеется ошибка, несоответствие с законом естественного отбора… Как ни говорите, а решение вопроса принадлежит действительности… Кто ее знает, мы всей глубины этих процессов не знаем…