Пазл Илюши
Шрифт:
Когда Олег вошёл в операционную, врач уже начал операцию. Позже Олег рассказал мне, что он никогда раньше не видел так много крови. От увиденного его начало тошнить. Олег остановился, глядя на происходящее.
– Мужчина, пожалуйста, сядьте, – попросила медсестра.
– Мне и здесь нормально, – ответил Олег.
– Вам необходимо сесть, – повторила медсестра.
– Со мной всё в порядке, – опять повторил мой муж.
– Мужчина, вы должны сесть, потому что вы можете потерять сознание при виде крови в таких масштабах, а мы не можем за вас быть ответственными.
Олег присел рядом со мной на стуле, обнял меня, поцеловал в голову и тихо молился. Операция продолжалась около часа. Я ничего не видела за занавесью,
11
NICU – отделение интенсивной терапии новорождённых, специализирующееся на лечении больных или недоношенных новорождённых младенцев.
Я не видела моего ребёнка и не слышала, чтобы он заплакал. Мы не знали, жив ли он. Закончив операцию, меня отвезли в послеоперационную. Медсестра давала мне лекарства и следила, чтобы всё было в порядке. Олег сидел, держа меня за руку. Вскоре пришла другая медсестра.
– Отец, вы хотите пройти к вашему новорождённому сыну? – спросила она.
Олег, конечно, согласился и ушёл с ней. Через некоторое время он вернулся радостный и взволнованный:
– Наш сын жив! Оля, когда ты позвонила, у меня создалось впечатление, что он уже умер. Весь путь в госпиталь я взывал к Богу, потому что я не был уверен, что происходит. Оля, я также беспокоился о тебе. Мой сын жив! Он двигает ручками! Слава Богу! – не переставал благодарить Бога Олег.
Только теперь я поняла, почему мой муж не ответил на мой второй телефонный звонок. Он сидел рядом, держал меня за руку и продолжал благодарить Бога за то, что наш сыночек жив.
– Медсёстры начали вводить лекарства через капельницу к сердцу нашего сыночка и оказали ему дыхательную помощь – рассказывал мне Олег. – Наш малыш находится в тёплом инкубаторе в реанимации для новорождённых.
Через час медсёстры отвезли меня в отделение интенсивной терапии для матерей после тяжёлых родов. Они поставили мою операционную кровать вплотную к стационарной кровати.
– Оля, вы могли бы попробовать перелечь? – осторожно спросила медсестра.
Я попыталась, но почувствовала резкую боль внизу живота, там где было кесарево сечение. Ещё из-за анестезии я совсем не ощущала своих ног. Передвинуться было невозможно. Как двигаться, когда ты не чувствуешь своих ног и испытываешь сильную боль… Я испугалась и расплакалась.
– Мне очень больно и я не чувствую ног, – вымолвила я.
Олег предложил свою помощь, но ему не разрешили. Две медсестры с помощью медбрата осторожно обернули меня простынями и, потянув за них, передвинули на кровать, а затем дали болеутоляющие препараты. В ту ночь не было свободного спального места для Олега, поэтому он спал на двух стульях, сидя на одном и положив ноги на другой. Я совсем не спала, хотела, но я не могла уснуть. Анестезирующие лекарства повлекли за собой странную реакцию в моём организме: всё моё тело чесалось так сильно, что, как только я засыпала, я начинала чесать лицо, шею и всё тело. Я рассказала об этом медсестре, но она ответила, что это побочный эффект от наркоза.
Утром освободилась комната с диваном, поэтому медсёстры с помощью Олега, перевезли меня туда на инвалидной коляске. Выбившийся из сил, Олег сразу же заснул на диване. Медсёстры начали медикаментозное лечение через капельницу для снижения моего артериального давления и давали мне сильные болеутоляющие наркотические лекарства.
В дополнение к зуду у меня появилось головокружение и сильная головная боль, и я всё ещё не могла уснуть. Мой муж поспал пару часов, но проснулся всё ещё очень уставшим.– Отец, вы хотите снова пойти к сыну? – спросила его медсестра.
– Конечно! – мой муж был в восторге от такого шанса и пошёл с ней.
Сфотографировав сыночка, Олег вернулся и показал мне его первую фотографию. Я уже сильно любила нашего крошечку, и мне было его очень жаль. Я хотела знать, что означали все провода и трубочки вокруг него. Когда пришёл доктор, он ответил на некоторые из моих вопросов, но из-за сложных медицинских терминов, мне было трудно всё понять. Я хотела увидеть нашего малютку, но моё физическое состояние не позволяло это сделать.
После ухода доктора мы с Олегом поняли, насколько мы были благословенны Богом жить в Соединённых Штатах Америки с хорошо образованными и квалифицированными врачами, современным медицинским борудованием и нужными лекарствами. Мы также поняли, что с этих пор наша жизнь будет отличаться от предыдущей, так как наш ребёнок будет долгое время находиться в госпитале.
Олег позвонил своей маме в Калифорнию и попросил её прилететь и помогать нам с детьми, пока мы будем в госпитале. Конечно, мама согласилась. Мои родители также продолжали помогать нам с детьми. В то утро мы поняли, какие мы всё-таки счастливые, что наши родители были рядом с нами в такое критическое время.
Медсестра принесла мне электрический молокоотсос, чтобы скачать первое молочко для ребёнка. Я села в постели и начала качать, но я не знала, сможет ли мой сыночек когда-либо его пить. Я не могла поверить, что это была реальность. Мои первые трое детей были здоровыми. Они были со мной в палате после родов, и я просто кормила их грудью. Я знала, что очень важно нашему ребёнку пить мамино первое молочко, но он ещё не мог и получал питание через капельницу. Медсестра принесла мне несколько бутылочек и наклеек с нашей фамилией. Я приклеила наклейку к бутылке, и медсестра забрала моё молоко в отделение интенсивной терапии, чтобы заморозить его.
Кардиолог заказал эхокардиограмму сердца нашего ребёнка. С надеждой, мы терпеливо ждали результат. Пришёл кардиолог.
– К сожалению, все ранее предсказанные проблемы всё ещё существуют, – сказал он. – Мы беспокоимся, что ваш ребёнок не выживет.
Он предоставил нам список всех диагнозов нашего малыша:
• Правый доминирующий несбалансированный атриовентрикулярный дефект межпредсердной пере-городки;
• Второй улучшенный дефект предсердной пере-городки;
• Дефект желудочковой перегородки,
• Гипоплазия левого желудочка,
• Гипопластическая дуга аорты с тяжёлым коарти-рованием в тяжёлой форме;
• Большой открытый артериальный проток;
• 30-недельный недоношенный ребёнок
Мы не понимали всех медицинских терминов, но знали, что с сердцем нашего сына было много проблем. Когда доктор ушёл, мы не знали, что думать и что говорить.
– Я чувствую, что Бог нас не слышит, – наконец заговорил Олег. – Почему Он не может помочь нам? Как насчёт того пророчества, которое говорили нам, что Бог исцелит нашего ребёнка в утробе матери? Почему люди пророчили нам то, что не правда?
Реальность была страшной. Возможно, у Олега вера была сильнее, потому что он всё ещё доверял Богу, но моя вера слабела.