Пазл

Кто-то взвизгнул, по залу пронесся легкий смешок.

– Законы нашего собрания таковы, – продолжал бес, с легкостью перекрикивая все еще лающих снаружи псов, – что каждый, кто вкусит бессмертной души раба божьего, должен будет участвовать в жребии! Одному из нас ныне выпадет занять место усопшего! Кто имеет слово против, пусть скажет сейчас или оставит его при себе до Страшного Суда!

Наступила тишина. Только тявкала где-то далеко за стеной не в меру ретивая собачонка. Мгновения текли одно за другим, и Егор, стоявший у самой стены, вдруг в этой тишине поймал себя на мысли о том, какую именно часть раба божьего Архипа хотел бы съесть первой. Он сглотнул слюну и, подавив рвотный позыв, зажмурился.

– Что ж, братья и сестры! – вскричал бес. – Начнем трапезу!

Тотчас зазвенело железо, волной нахлынул слитный ропот возбужденных голосов. Егор открыл глаза. Мертвеца резали на части широким, слегка тронутым ржавчиной ножом. Скрипели под тяжелым лезвием кости, влажно, мягко поддавалось мясо.

Длинные когтистые пальцы тянулись со всех сторон, спешно хватали отрезанные кусочки плоти, тянули их к жадным пастям.

– Тише, тише! – прикрикивал демон, орудующий ножом. – На всех хватит!

И толпа вокруг заливалась радостным смехом. И хватала брошенные им куски мяса. И пожирала мертвое тело человека, а вместе с ним его бессмертную душу. Зубы впивались в нее, раздирали на части, перемалывали. Языки облизывали перепачканные кровью губы, ладони размазывали ее по сюртукам и тянулись за новой порцией.

Громкое чавканье заглушило все остальные звуки: разговоры, пение и хмельные выкрики. Бесы трапезничали.

Кто-то протянул бесформенный кровавый кусок Егору:

– Угощайся!

Он мотнул головой, но мясо уже ткнулось ему в подбородок, ударило в ноздри сладковатым ароматом тления. Тошнота поднялась из горла, а вслед за ней появился голод. Звериный, беспощадный, непобедимый. Он не ел уже так давно…

Егор вцепился в кусок, вырвал его из чертовых рук, затолкал в рот, принялся быстро жевать. Слезы текли по щекам, но он не мог остановиться и глотал чужую бессмертную душу. Жевал. Глотал.

Ведь в этой плоти, в этом начавшем уже пованивать мясе еще сохранились отголоски божественного света. В нем еще можно было ощутить запах свежескошенной травы и нагретых солнцем досок, по которым, весело смеясь, бегал взъерошенный мальчишка, едва научившийся говорить. В нем еще чувствовался чистый, праведный страх перед содеянным, перед выморочной чащей, из которой пришел ответ на его зов. В нем еще оставался человек, каким он когда-то был, мог быть и не сумел стать…

Последний глоток застрял поперек горла, Егор дернулся и, опершись о стену, согнулся пополам. Его шумно и обильно вырвало. Вокруг захохотали, а он сполз на пол, опустившись лицом прямо в вонючую лужу коричнево-розовой блевотины. Самой обыкновенной, уже не имеющей ничего общего с божественным светом или бессмертной душой.

Бесы вокруг плясали и пели что-то бессвязное. Личины и маски сменяли одна другую с безумной скоростью. Сверкали клыки и вытаращенные глаза, взметались к потолку косматые руки. Огромный рогатый демон бил в невесть откуда взявшийся барабан, другие оглушительно визжали, посреди зала один завалил тощую и бледную, словно труп, девку на перевернутый гроб и елозил по ее впалому животу. Мяса больше не осталось, и те, кто еще не насытился, принялись за скелет: с урчанием и визгом разгрызали кости, высасывали сочную внутренность, закатывали в блаженстве глаза.

Егор поднялся на четвереньки и пополз к двери. Никто ему не препятствовал, только один бес выругался, споткнувшись об него. В общем гвалте слов было не разобрать. Он добрался до порога, толкнул ладонью дверь, но та не поддалась. И тут же стало тихо.

– Жребий! – прошептал кто-то позади.

Егор обернулся. Все собравшиеся смотрели на него. Звериными, птичьими, человечьими глазами. Они отошли в стороны, оставив пустое пространство между ним и тем, кто сидел в центре комнаты, на столе, рядом с пустым гробом, вновь поставленным, как подобает. Митька тоже смотрел на Егора. Пристально, внимательно. В одной руке он держал отрезанную голову беззубого, а во второй, в крепко стиснутом кулаке, находилось несколько соломинок.

– Жребий! – повторила голова. Она была отсечена походным, не очень острым ножом, и потому остатки шеи свисали уродливыми лохмотьями. – Ты тянешь первым. Если короткая, значит, не повезло.

Егор поднялся. Вот и конец. Он шагнул к существу, которое теперь выглядело как дядька Никанор – здоровенная дыра в его лбу все еще дымилась, а глаза были абсолютно черными от запекшейся в них крови. Егор знал, что там, в кулаке, все соломинки короткие. У нечистой силы иначе не бывает. Он знал, что пришедшие утром мужики обнаружат в гробу совсем другое тело. Хромыч навсегда исчезнет, а похоронят они за оградой кладбища неизвестного чужака со сломанной шеей. Он уже давно догадался. Дышал лишь по привычке. Просто не умел по-другому.

Но это уже не могло напугать его. Потому что есть вещи страшнее.

– Благодарю за угощение! – сказал Егор, протянул руку и вытащил соломинку.

Парфенов М.С. Бабай

– Знаете, у Дениса очень богатое воображение. – Мама мальчика выглядела несколько обеспокоенной. – Боюсь, у вас могут возникнуть трудности…

– Не волнуйтесь, – широко улыбнулся Коля, – у меня фантазия тоже неплохо развита. Мы еще посмотрим, кто кого больше удивит!

– Да-да, конечно… На каком факультете, вы говорили, учитесь?

– На педагогическом, Наташ, на педагогическом, – подсказал глава семейства, коснувшись локтя супруги. – Милая, нам уже пора, самолет вылетает через час. Иди в машину.

Они стояли на каменистой тропинке перед двухэтажным коттеджем. Солнце заливало светом аккуратно постриженную лужайку и кусты по периметру, бликовало на стеклах окон и на стали, выступившей из-под облупившейся краски на детских качелях во дворике. На качелях сидел восьмилетний Дениска, уже попрощавшийся с родителями и оттого, наверно, немножко грустный.

Подождав, пока жена устроится на заднем сиденье такси, Петр Сергеевич повернулся к студенту:

– Сам понимаешь, Коль. Мать все-таки, беспокоится, – объяснил он. – Раньше, когда надо было уезжать по делам, с Дениской обычно дочь моего приятеля оставалась. Но теперь девушка вышла замуж, переехала – и вот… Пришлось решать проблему таким образом.

– Это вполне нормально, – кивнул Коля. – Я на вашем месте поступил бы так же.

– Да… Хорошо, что сейчас появились эти студенческие биржи. И вам лишний заработок, учиться легче будет. Ладно, – заспешил Петр Сергеевич, – значит, следи за домом, гараж закрыт наглухо, так что о машине можешь даже и не беспокоиться. В любом случае все ценное имущество застраховано. Самое главное – за Дениской смотри получше! Пацан шебутной, да и возраст у него такой, что на одном месте не сидится. Ну а завтра к вечеру мы уже здесь.

– Я все понял, Петр Сергеевич, не беспокойтесь, ночь как-нибудь продержусь.

– Молодец! Ну, давай тогда. – Мужчины обменялись рукопожатием, после чего Петр Сергеевич побежал к такси. Напоследок, уже открыв дверцу, он помахал сыну рукой, а потом ободряюще взмахнул кулаком в воздухе и что-то сказал Коле. Водитель как раз заводил мотор, и Коля не разобрал слов: то ли «но пасаран!», то ли «так держать!».

Машина скрылась за поворотом, а он еще чувствовал на себе напряженный взгляд Натальи с заднего сиденья. «Ох, уж эти мамаши».