Печать Хаоса

Оторвав взгляд от поля брани, Стефан сосредоточился на гигантской фигуре безумного Князя Демонов. Его скакун не нуждался в дополнительном поощрении и сам, сложив крылья за спиной, с пронзительным криком спикировал на великана.

Хрот разрубил голову очередному солдату, и удар был так силен, что топор прошел до середины груди. Убийца Королей свистел в воздухе, рассекая сразу по два тела. Хрот пинком отбросил еще кого-то, потом быстро взмахнул топором, и голова бедолаги отлетела от туловища. Князь Демонов казался воплощенной стихией разрушения.

Грифон ударил его в спину и сбил с ног. Когти глубоко вонзились в плечи демона, клюв замелькал, вырывая куски мяса из шеи. Стефан колол Рунным Клыком, глубоко погружая магическое оружие в спину противника, ревущего от боли и ярости. Наконец Хрот рывком перевернулся, отбросил грифона и встал, сверкая огненными глазами. С шипением он бросился на зверя, который прыгнул ему навстречу. Топор Хрота описал смертоносную дугу. Грифон изогнулся, чтобы избежать удара в лоб, и отделался царапиной на боку. Он прыгнул на демона и когями задних лап принялся рвать его. Стефан вонзал меч в горло врага, пока тот не отбросил Рунный Клык своим могучим мечом.

Капитан пригнулся, спасаясь от удара, и погрузил меч в бицепс Хрота. Тот выронил оружие, и демонический клинок издал гневный вопль. Сжав пальцы в кулак, Князь Демонов ударил грифона по голове, потом еще раз, и животное, пошатнувшись, упало. Стефан тяжело вывалился из седла; воздух словно выкачали из его легких. Демон с безумной ухмылкой шагнул вперед и снова ударил грифона. Животное простерлось на земле.

Фон Кессель вытащил один из своих богато украшенных пистолетов и разрядил его в лицо демона. Правая скула превратилось в месиво – Хрот этого словно не замечал. Он тяжело дышал, сила струилась по жилам. Он чувствовал, что Кхорн доволен. Ярость все еще кипела в нем, и, почувствовав рядом какое-то движение, он, не глядя, взмахнул топором, разрубив солдата надвое. Не сводя взгляда со Стефана, демон шагнул вперед, готовясь убить дерзкого смертного.

– Господин Юрген!

Барон пытался не обращать внимания на голос и притворяться спящим, но его звали все громче и настойчивее, а в дверь уже не просто стучали, но колотили. Болезненно закашлявшись, он перевернулся и тихо спросил:

– В чем дело?

Дверь открыл перепуганный слуга. С ним был еще кто-то. Этот человек оттолкнул слугу и прошел вперед, он выглядел рассерженным. Кажется, капитан дворцовой стражи. Как там его по имени?

– Что такое? Неужели случилось нечто столь важное, что вы смеете беспокоить меня на моем смертном одре?

– Простите за вторжение, господин, но… В городе происходят странные вещи, и я счел своим долгом поставить вас в известность. Бои идут уже на улицах.

– Что? Уже? – Юрген нахмурился. Ну почему ему не дают умереть спокойно? – Что еще за странные вещи?

– Враг в городе, сэр.

– Значит, стены пали. Конец близок.

– Нет, сэр. Стены целы. Путь Волшебника взят, но фон Кессель держит оборону.

– Так в чем же дело? – устало спросил Юрген таким тоном, словно ответ его вовсе не интересовал. Он уже решил умереть и не желал думать о том, что происходит вокруг.

– Враг пришел снизу, господин.

– Снизу? Я не понимаю.

– Они прошли по канализации. Площадь Таала провалилась, и они лезут из образовавшихся отверстий. Наверно, рыли этот подкоп не один год. Уже тысячи две, наверно, повылезало. И еще, господин, это… не люди. Какие-то зверолюди, похожие… похожие на крыс.

– Понимаю, – медленно выговорил Юрген. На миг ему показалось, что он просто галлюцинирует из-за болезни. – Думаю, капитан, вы с ними справитесь. Спасибо, что сообщили. А теперь я хочу уснуть.

– Господин, люди-крысы направляются к Пути Волшебника. Если они ударят сзади по солдатам фон Кесселя, битва будет окончена. Город падет.

– Город падет, – пробормотал Юрген, словно взвешивая слова. Ему вспомнилось, что сказал фон Кессель: как умрешь, таким тебя и запомнят. – Фон Кессель погибнет, если эта атака состоится?

– Совершенно точно, барон. Он и так уже сдерживает врага из последних сил. Атака сзади доконает наши войска.

Барон задумался. Капитан выглядел смущенным и о9задаченным. Наконец, он прокашлялся, и барон поднял глаза.

– Да? – сказал Юрген.

– Могу я… удалиться, барон? Мне вести дворцовую стражу на врага? Мы явно погибнем, но поможем фон Кесселю выиграть немного времени.

– Ты этого хочешь, капитан?

– Вопрос не в желании, господин. Это мой долг.

– Долг, – повторил барон без всякого выражения. – Долг. – И тут он повернул к капитану глаза, совершенно ясные. – Готовьте моего коня и доспехи, капитан. Я сам поведу стражу.

Капитан раскрыл рот от изумления.

– Господин?…

– Доспехи. Пусть их принесут сюда. И коня, пусть оседлают коня.

Капитан потрясенно кивнул и удалился.

«Да, – подумал Юрген, – долг». Он умирал и надеялся, что перед смертью сможет сделать хоть что-то, чем мог бы гордиться его отец. Мысль об этом одновременно пугала его и наполняла отчаянной гордостью.

Судобаал злобно ухмыльнулся, направляя посох на очередного имперского солдата. Сверкнуло голубое пламя и захлестнуло человека, поджигая одежду и кожу. Тот умер с ужасными криками.

– Улкжар! – крикнул колдун. – Оставайся рядом!

Высокий норскиец метнул на него сердитый взгляд, но кивнул. Гигант отрубил ближайшему солдату ноги и проколол ему грудь вторым мечом. Он был покрыт кровью – своей и вражеской – и глубокими ранами, но словно не замечал этого. Впрочем, раны заживали едва ли не быстрее, чем появлялись.

В последние недели Судобаала мучили видения собственной смерти. Он знал, что все зависит от Улкжара. В видениях колдун должен был погибнуть от черной стрелы, но иногда норскиец закрывал и спасал его. Если Улкжар падет, его самого ждет гибель – не иначе. К счастью, светловолосый гигант казался неуязвимым.

Но рано или поздно это должно было случиться. Черная стрела летела сквозь гущу битвы. Какой-то воин Хаоса нагнулся, чтобы добить поверженного врага, и стрела просвистела над ним, потом едва-едва миновала голову другого, словно искала именно Судобаала. Совсем как в видениях. Сколько раз он видел, как она погружается в его череп? Дюжину? Сто? Но спасение являлось всего несколько раз. Он подумал уже было, что умрет, что спасение было ложью, мороком, порождением сознания, страстно желающего надежды.