Печать Индиго

Слава, словно натянутая тетива, стояла на крыльце, впиваясь пальцами в деревянные резные перила. Она была очень бледна и ее длинная светло-русая коса, развивалась по ветру. Приближалась гроза и небо потемнело. Она отметила, как во дворе появился Тихон Михайлович, который пришел со стороны конюшен. В следующий миг она увидела, что Федор, который так и стоял во дворе, приблизился к воротам. У ворот он стремительно обернулся назад и пронзительно посмотрел в ее сторону. Взора Федора, как будто пронзил ее насквозь своей темной силой и по коже девушки пробежал ледяной озноб. Федор быстро отвернулся от нее. Сделав несколько быстрых шагов к воротам, Федор взялся за железный засов, отодвинул запор и раскрыл ворота. Немой крик замер на устах Славы от охватившего ее ужаса.

Несколько десятков разъяренных, вооруженных стрельцов и посадских людей, со страшными лицами, как черный поток, хлынули во двор. Неожиданно начавшийся ливень остался незамеченным девушкой, ибо она испуганными ошалевшими глазами следила за тем, как бунтари заполнили все пространство двора. Победно крича, сыпля угрозами, они нагло смеялись и говорили, что отныне порядок будет на их стороне.

Спустя несколько минут, девушка увидела, как на середину двора вытащили уже связанного Тихона Михайловича. Артемьев не сопротивлялся, молчаливо снося тумаки, плевки и словесные оскорбления окружавших его озверевших мужиков и стрельцов. Некоторые из слуг попытались оказать сопротивление и защитить Тихона Артемьева, но их тут же усмирили беспощадными тумаками и ударами палок. Непроизвольно девушка задержала взгляд на дорогом зеленом кафтане Федора. Он переговаривался с некоторыми стрельцами–бунтарями, что-то довольно обсуждая. Слава, испуганно прижав ладонь ко рту, с ужасом наблюдала, как бунтовщики проворно вывели связанного Тихона Михайловича из ворот усадьбы. Остальные охальники и Федор тоже последовали за вожаками на улицу, победно крича и показывая злые кулаки дворовым слугам, которые недовольно смотрели на все происходящее.

Оторопев, от всего увиденного Слава так и стояла, ошарашено смотря перед собой и стиснув до боли в ладонях деревянные перила крыльца. Она заметила во дворе на земле полдюжины неподвижно лежащих дворовых мужиков, видимо, они были мертвы. Остальные дворовые люди начали медленно передвигаться по двору, пытаясь, навести порядок. Ворота снова закрыли, а трупы утащили к сараям. Одна дворовая девка, навзрыд рыдала.

Слава стремительно развернулась и вихрем влетела внутрь дома. Здесь же она наткнулась на смертельно бледную дрожащую мать, которая уже шла на улицу.

– Не ходите, матушка! – воскликнула испуганно Слава, боясь того, что Мирослава не переживет увиденного кровожадного зрелища.

– Они забрали Тишу? – вымолвила Мира, боясь даже поверить в свои жуткие слова.

– Да, матушка. Они связали его и назвали предателем, – выпалила нервно девушка, в ее глазах стояли слезы. – И теперь уволокли его на улицу.

– Я так и чувствовала, что будет все плохо, – пролепетала Мирослава и начала оседать, прижав руку к груди. Слава немедля же бросилась к матушке и, придержав ее, помогла сесть на стоявшую в сенях резную лавку.

– Вам плохо, матушка?

– Сердце щемит, мочи нет, дитятко, – прошептала Мира, закатывая глаза и устало облокачиваясь на дубовую стену.

– Может, воды выпьете?

– Принеси, милая, – согласилась Мира. Девушка бегом кинулась в сторону усадебной кухни и быстро вернулась обратно с ковшом воды. Мирослава медленно взяла из рук дочери деревянный резной ковш и, испив немного воды, снова откинулась назад, устало прикрыв глаза. Слава взяла у матери воду и внимательно посмотрела на нее.

– Вам лучше, матушка?

– Нет. Сердце так и щемит, – тихо заметила Мира и вдруг резко распахнула красивые глаза и напряженно спросила. – А Федор где? Что ж он за отца не вступился?

– Он вместе с бунтарями ушел… Он с ними заодно… – прошептала Слава, нахмурившись.

– Что? – в ужасе произнесла Мира.

– И ворота он открыл…

Страх озарил красивое лицо Артемьевой и, перед тем как закрыть от боли глаза, она прошептала:

– Изменник…

– Тетушка, горе! Тихона Михайловича казнили! – выпалил Гриша, влетев в просторную светлую горницу. Слава, сидящая на бархатной скамье, рядом с матерью вскочила на ноги и воскликнула:

– Гриша, что ты сказал?!

Мирослава схватилась за сердце, ощущая, как железная удавка сковала ее грудь. Вот уже два дня они ничего не знали о Тихоне Михайловиче, с того самого трагичного дня, когда разъяренная толпа стрельцов увела связанного Артемьева со двора усадьбы.

– Как же это? Я ведь вчера просила за него, у главного бунтаря Куляпина. Он обещал пощадить Тишу… – выдохнула мертвенным голосом Мира, прикрывая глаза от охватившей ее душевной и телесной боли.

– Мирослава Васильевна, я только что прибежал с лобного места, что на площади у главных врат, – продолжал Гриша. – Час назад бедного дядюшку повесили, – глухо выдохнул юноша, и, опустив простоволосую голову вниз, нахмурился и едва слышно добавил. – И еще трех приближенных Ржевского с ним казнили.

– А Федор? Он же среди бунтарей был, отчего он не защитил Тихона Михайловича? – спросила порывисто Слава, из глаз которой уже потекли прозрачные слезы.

– Федор, сестрица? Так это он во всем и виновен! – с ненавистью прокричал Гриша. – Это Федор оклеветал нашего горемычного дядюшку, оттого-то два дня назад бунтари и ворвались в нашу усадьбу. А сегодня, на лобном месте Федор перед всей толпой вновь заявил, что дядюшка якобы был в сговоре с Ржевским.

– Ирод…. – выдохнула еле слышно Мирослава, тяжело дыша. – Как же он посмел на отца клеветать? Не будет ему прощения ни на этом, ни на том свете…

Мира закрыла глаза и смертельно побледнела. Слава устремилась к ней и заботливо спросила:

– Матушка, у вас опять сердце? – Молодая женщина не отвечала, а лишь на ее лице отражалась жестокая мука. – Гриша, беги за лекарем, – пролепетала Слава, видя, что Мирославе совсем плохо.

– Да, уже бегу, – выпалил Гриша и бегом устремился прочь из горницы.

Слава увидев, что матушка заснула, тихо присела на лавку возле ее постели и затихла. На глазах девушки вновь навернулись слезы, так как она снова вспомнила про бедного Тихона Михайловича. А нынче и матушка была очень больна. Сейчас почти полчаса Слава лечила ее сердце, но в данное время необходима была передышка. Ибо сердце могло не выдержать и разорваться. И только через пару часов можно было продолжить исцеление. За дверью спальни слышались громкие голоса, и какая-то бегоня. Уже два дня, после того, как бунтари захватили Тихона Михайловича, по усадьбе сновали какие странные незнакомые люди, которые заявляли, что их пригласил Федор.

Долгое время Слава тихо сидела около больной Мирославы, и с любовью и жалостью смотрела не бледное красивое лицо матушки. В какой-то момент дверь в спальню заскрипела и девушка, обернулась, подумав, что вернулся Гриша с лекарем. Но на пороге спальни матушки возвышалась широкоплечая фигура Федора Артемьева. Слава испуганно воззрилась на молодого человека. Пронзив ее темным взором, он указал ей головой за дверь и властно велел:

– А ну, выйди сюда.

Боясь разбудить больную, девушка быстро поспешила в коридор, как и велел Федор. Едва она вышла в полумрак, даже не успев прикрыть плотно дверь, как Федор схватил ее за локоть и дернул к себе.

– Ну что, непослушная, говорил я, что будет моя власть в этом доме? – выдохнул молодой человек в ухо Славе, и сильнее склонившись над нею, приказал. – Ступай немедля в свою горницу, да дверь запри. Нечего по дому шататься. Тут полно всякого сброда.

– Нет, не пойду, – тихо вымолвила Слава, вырвав свой локоть из его ладони. – Гриша должен лекаря привести, матушка уж очень плоха.

– Не придет твой Гришка, – процедил сквозь зубы Федор, вновь приближаясь к девушке, и Слава боязливо попятилась от него к стене. – Врезал я ему, как следует, за то, что он вздумал спорить со мной теперь. И велел его под замок запереть.