Печать киллера

– И еще, - Ким протянул фотографию.
– Эту женщину тоже нашли убитой, а её двенадцатилетняя дочь пропала.

Тамара посмотрела на фотографию.

– Извините, но я не знаю эту женщину. Еще раз повторяю, я ничего не знаю о нелегальных рабочих. Все вопросы к мужу.

– Хорошо, если вы захотите что-нибудь сказать или что-нибудь вспомните, позвоните, - Ким положил на стол листок с номером телефона.

– Мария! Проводи гостей, - Тамара поднялась кресла и вышла из зала.

Проводив женщину взглядом, Владимир подошел к Марии.

– А что, здесь все такие хорошенькие?

Молоденькая девушка и впрямь была недурна собой. Живой взгляд карих глаз, аккуратный носик, красивые полные губы. Крутые колечки блестящих черных волос, строптиво выбивались из-под заколки.

Мария, кокетливо сощурившись, рассмеялась.

– Собрин не пристает к тебе? Ты такая аппетитная.

Девушка вспыхнула, - что вы! Да он и не смотрит в мою сторону, я для него, как пыль на мебели.

– Ну, я бы не против, иметь дома такую хорошенькую пыль, - Улыбнулся Владимир, заглядывая девушке в глаза.
– А не смотрит... Вероятно, безумно любит свою красавицу жену.

– Ну да, безумно, - прыснула Мария.
– Видели бы вы, что тут вчера было. Да он избил её...Ой!
– девушка прижала ладонь к губам.

– Я ничего не слышал, - произнес Ким, легко сжав ей локоть.
– Так из-за чего был этот скандал?

Девушка усмехнулась, отряхивая сверкающий белизной накрахмаленный передник.

– Не знаю.... Ну, может быть, из-за вчерашнего приёма.

– А что было на приёме?

– Марат... Художник... Показывал свои картины.

– И... Что? Картины красивые?

– Ужас! Такие страшные,...
– шепотом добавила Мария.
– Не понимаю, почему хозяйке нравятся эти картины. Вот, возьмите!
– Девушка протянула Владимиру красочно оформленный буклет.

Закрыв за ними дверь, она помахала им рукой.

– Хорошенькая. И болтливая, - улыбнулся Владимир. Он протянул Славину буклет.

– Выставка картин. Заглянем?

Славин поморщился, - не люблю я этих всех мазил. Пыжатся, пыжатся, а смотреть не на что. Я тоже так рисовать могу. Возьму ведро краски и вылью на полотно. Вот тебе и авангард...

Г Л А В А 10

Галерею, где располагался вернисаж, долго искать не пришлось. Уже издали был виден рекламный плакат, уведомляющий прохожих о чрезвычайном событии в жизни города. На них смотрела безобразного вида морда, не понятно даже было, кто это или что это. Сыщики переглянулись.

– Прекрасно! Надеюсь, для посещения этого вернисажа ввели возрастные ограничения?
– с иронией проворчал Славин.

В зале было тихо и пустынно. Только несколько человек бродили между полотнами. Славин с интересом рассматривал картины. Владимир толкнул друга.

– Смотри, вон та голова, что торчит из брюха коровы, на тебя похожа.

– Мда...- Славин поморщился.
– Художник явно переступил грань, что отделяет искусство от жизни.

Я бы проще сказал:

– Эй, дедушка, Фрейд, примите вашего пациента!

– Рад, что моя живопись пробудила в вас определенные эмоции, - раздался голос за их спиной.

Сыщики разом повернулись и уставились на мужчину: перед ними стоял парень с фотографии - сын Марии Ануровой. Первым подал голос Владимир.

– Ваше имя Марат?

– Да...Но я не понимаю, - нахмурился мужчинат. Быстро оглянувшись по сторонам, он чуть отступил назад.

Ким показал удостоверение.

– Хотели задать пару вопросов. Но... если вы сейчас заняты, можем поговорить в отделении.

– Ну почему же, пожалуйста, пройдемте в мой кабинет, там будет удобнее.

Окинув зал взглядом, как будто он кого-то искал, Марат, нервно передернул плечами. Славин заметил, как расширились его зрачки, словно у хищной рыси перед прыжком.

Кабинет художника был обустроен с простотой, за которой явно чувствовалась рука дизайнера. Светлый пастельный тон стен, на которых висели роскошные гобелены, сочетались с обивкой дивана и кресел. Изящный стол из золотистого орешника был завален эскизами и рекламными плакатами. Из орешника был и паркет. В центре кабинета лежал ковер из джута с причудливым рисунком, таким же, как на гобеленах. Одна из стен была полностью закрыта черненым, под старину, зеркалом, несколько выбивавшимся из общего интерьера. Тяжелая, витиеватая под бронзу рама с цветами, поражала вычурностью, близкой к аляповатости.

Марат подошел к зеркалу, нажал на небольшой бронзовый цветок, похожий на тюльпан. Бесшумно разъехались две половинки зеркала, открыв взгляду полки, на которых стояли бутылки и цветные фужеры. Налив виски, он неторопливо прошел к креслу и развалился в нем, положив на стол ноги. Проделав все это в полном молчании, сын Шрама уставился на них хмурым взглядом.

Славин кивнул головой в сторону гобеленов.
– Это рисунок древних Майя?

– Да, - кивнул, не глядя, Марат.
– Гобелены мне привезли из Гондураса. Это противозаконно?

– У нас к вам несколько вопросов. Ваше имя Марат, хотя настоящее имя Максим. Как это может быть?

– Маратом звали моего деда.

– Вы знакомы с Владиславом Титовым?

Марат-Максим не спеша сделал глоток, поставил фужер на стол. Славин заметил, как у художника задрожали пальцы.

– Он мой отец.

– Вы встречались с ним?

– Нет, - резко ответил Максим.

"Слишком резко и слишком поспешно", - подумал Славин и спросил:

– Почему же? Ведь он ваш отец. Странно, что у вас не возникло желания увидеть его.

Художник подскочил с кресла, в его голосе слышалось неприкрытое раздражение.

– Что вы от меня хотите? Это что... провокация? Мой отец погиб несколько лет назад!

– Вам привет от матери.

Марат осекся, бросив затравленный взгляд на Славина, опять уселся в кресло, нервически сжал бокал с виски, казалось, еще немного, и хрупкий хрусталь брызнет осколками в его пальцах.

– Вы добрались до моей матери. Думаю, дальнейший разговор мы продолжим в присутствии адвоката И..Вы не предъявили даже повестку! Я имею полное право не отвечать ни на один ваш вопрос!
– его голос почти сорвался на крик. Марат резко поднялся и поспешил к дверям.