Печать льда

– И где же? – не понял Рин, когда Орлик распахнул затянутое мешковиной окно и выбрался на узкий карниз.

– Уже близко, – ухмыльнулся вельт и начал спускаться по заскрипевшей под его тяжестью приставной лестнице.

– Надо же! – прошептал Рин, выглядывая в крохотный, двадцать на двадцать шагов двор, который создали, соединившись глухими – без окон и дверей – стенами четыре дома. Только в сооружении напротив виднелись тяжелые кованые ворота и узкие окна в барабане, подпирающем затянутый пылью и серым мхом купол, довольно странный для заостренных кровель Айсы. Да еще окно каморки Орлика выделялось заплаткой на черной, выщербленной от времени стене.

– Сюда, – позвал вельт, ковыряясь с огромным замком. – Спускайся вниз, только окно прикрой. Лестницу возьми с собой. Осторожно, руки не занози!

Через минуту Рин стоял в центре огромного зала и изумленно крутил головой.

– Вот здесь я обитаю на самом деле, – прогудел Орлик, пристроив лестницу у стены и задвинув ворота изнутри на засов. – Зимой холодновато, но, – он махнул рукой в сторону дальнего угла, где были устроены просторный лежак и стол, – зато у камина даже горячо. И дров предостаточно. Заложенные камнем окна и дверь выходят на Глиняную улицу. Но для тамошних жителей здание закрыто и забыто до лучших времен. Стены толстые, двери двойные, тут орать можно, наружу ничего не выйдет. Опять же камин соединен с дымоходом соседнего дома – хоть обтопись, никто ничего не заподозрит! Лет триста назад тут один из тогдашних богатеев возводил Храм Единому, но потом, когда в городе появились храмовники и выговорили себе место на древних могильниках, домик этот отошел под коптильню, потом под склад, а там уж всякого нагляделся. Но так никто тут и не задержался. Все говорили, что проклят дом, построенный Единому, но отнятый у него. Вроде бы глубоко под домом, глубже штолен, трутся друг о друга кости земли, чтобы рано или поздно обратить здание в груду камня. К счастью, последний хозяин оказался не из пугливых. Или же его расчетливость больше пугливости.

– Так они и вправду трутся? – затаил дыхание Рин.

– Кости-то? – усмехнулся Орлик и направился к жилому углу. – Что-то слышал, но особо не прислушивался. Я, кстати, подозреваю, что погреметь костями в штольнях – хороший способ сбить цену на крепкий дом. Но это так, к слову. Нынешний хозяин появляется тут нечасто, только чтобы в подвал спуститься и кристаллы снять, а я присматриваю за порядком. Соседние штольни проходят близко, стенки такие, что кулаком можно пробить, кое-где верно и пробивались, потому как камнем заложены. Так что вечерами разогреваю вино и прислушиваюсь к подземным добытчикам. А ну подойди-ка сюда, парень!

На почерневшем столе что-то искрилось и белели слова: «Монету оставила у менялы Вохра девка, похожая по описанию на Айсил».

– Что это? – Рин поймал незнакомый кругляш. На одной стороне монеты вились надписи на незнакомом языке, на другой была изображена башня с крохотной и странной надстройкой наверху, которую окружали знакомые буквы.

– «Скир», – прочитал Рин и уставился на Орлика. – Откуда монета?

– Не знаю. – Вельт почесал затылок и снял с пояса эсток. – Этот меч тоже, скорее всего, из той же дальней страны, откуда и монета, и твоя опекунша. И поверь мне, я бы с удовольствием сплавал туда, пусть даже мне пришлось бы управляться с веслами и парусом не один месяц. Меняла Вохр, кстати, не просто так весть о монетке подал. Знает, шельмец, что за интерес цена вдвое от обычной идет! Его лавка на торжище у Кривой часовни. Завтра мы отправимся туда. Правда, многое мне пока еще неясно. Вот, кстати, еще одна загадка.

Орлик выложил на стол рядом с монетой квадратную серебряную пластинку размером с ноготь большого пальца, расчерченную через центр на шестнадцать треугольников.

– Это я нашел у того парня, что преследовал нас, – проговорил Орлик и потянул из сумы сверток. – А здесь осколки кубка, из которого пил Хаклик. Загадки множатся, не успевая разгадываться. И, кроме всего прочего, за нами следили. Только на Птичьей улице отстали, но поутру присмотримся. Интересно, кому не дают покоя наши прогулки? У нас завтра много дел, парень. Так что сегодня не до разговоров, хотя кое-чем полезным мы займемся.

– А надпись? – спросил Рин. – Кто сделал ее?

– Хозяин здания. – Вельт потянул шнуровку плаща.

– Я его знаю? – Рин впился глазами в знакомые извивы букв.

– Имя «Камрет» тебе что-нибудь говорит? – бросил через плечо Орлик, выудил из-под лежака старую пику, стряхнул с нее треснувший наконечник и переломил древко пополам.

Заснул Рин ближе к полуночи, когда Орлик составил точное представление о том, чему его подопечного успел научить бывший старшина магистрата – мастер Грейн. Вельта составленное представление удивило и даже порадовало, хотя он с досадой потирал оба локтя и прикладывал к наливающемуся фингалу оловянный кубок.

– Зато теперь по обе стороны от носа полное равенство, – попытался улыбнуться великан, но только болезненно поморщился.

– Дай-ка руки, – шагнул к нему Рин, которому досталось гораздо меньше, но не из-за недостатка ловкости и умения Орлика, а как раз от его мастерства. Вельт выиграл почти все схватки и всякий раз сдерживал удар, которым обозначал безоговорочную победу. А Рин думал лишь о том, как бы устоять против неуязвимого великана, поэтому если что и болело у вымотанного Олфейна, кроме натруженных рук и ног, так это уязвленное самолюбие.

– Как ты это делаешь? – изумленно выдохнул Орлик, ощупав лицо, когда Рин отпустил его ручищи и утомленно вытер пот со лба.

– Не знаю, – отмахнулся Олфейн и упал на лежак.

– Ты мог бы зарабатывать неплохие деньги! – воскликнул вельт. – К примеру, после хорошей битвы озолотился бы, даже если бы просто удерживал раненых на краю жизни!

– Меня бы кто удержал, – прошептал Рин. – Да и не владею я собственным даром настолько. Скорее всего, сам бы испустил дух уже подле второго раненого. Так бы и заснул навеки, ухватившись за его ладони.

– А как бы ты исцелял воина, которому отсекли во время битвы обе руки? – сделал Орлик строгое лицо.

– Уж нашел бы за что ухватиться, только давай поговорим об этом утром, – пробормотал Рин, но хохота великана уже не услышал.

Утром разговора опять не вышло. Ночью вдруг приморозило, поэтому с утра Орлик разжигал камин, кипятил воду, а Олфейн наконец нашел время познакомиться с новым мечом. Тот вышел из ножен легко и так же легко лег на руку. Рин тщательно ощупал рукоять и гарду, проверил, как держится выгруз в костяном комле, удивился, что рукоять не кажется скользкой, и даже прикинул, что со временем сможет использовать с пользой возможность двойного хвата. Тут же в голове всплыли недавние слова Хаклика, что «если однажды обнажишь меч, то уже никогда не уберешь его в ножны». Но меч уже был обнажен, а тот, что сгорел на перекрестке дорог на краю Погани, действительно теперь никак не уберешь в ножны. Запоздал совет Хаклика, да и то ли теперь время, чтобы прислушиваться к советам?

– Ты знаешь обряд? – спросил Орлик.

– Слышал, – неохотно пробормотал Олфейн, продолжая поглаживать странное Лезвие, в котором и вправду не было холода металла, но и легкости кости не чувствовалось тоже. – У каждого народа свои обычаи. Шиллы перед тем, как получить меч, постятся десять дней, а потом не убирают меч в ножны, пока не напоят его кровью. И если не найдут врага, то отсекают фалангу пальца у раба или у себя. Айги?

– Айги делают также, только воин вообще ничего не должен есть, пока кузнец шлифует новый меч, – кивнул Орлик.

– Скамы закаливают мечи в свиной плоти, – нахмурился Рин.

– Только в том случае, если не удается найти для той же цели полного раба или пленника, – подхватил Орлик.

– Тарсы освящают меч кровью желтого волка? – вспомнил Рин.

– Меч – не лучшее оружие для охоты. Но если свежеиспеченный смельчак-меченосец из знатных, то за ним следует свита из лесничих и лучших охотников, которые не дадут героя в обиду, а то и вовсе изловят для него зверя и привезут в клетке. И даже за руку подержат, чтобы сам себя не порезал! – хмыкнул Орлик. – А что знаешь о вельтах?