Печать Медичи

В колеблющемся свете огня мы увидели, что нижняя часть фрески начала покрываться пузырями. Зороастро бросился к стене, но Грациано оттащил его назад. Все мы, кто был в это время в зале, должны были просто наблюдать. Никто уже ничего не мог сделать, восстановить фреску было уже невозможно. Огонь трещал и сыпал искрами, не зная пощады. А мы стонали и в ужасе прижимались друг к другу. Треск пламени и его жар лишь усиливали наш ужас перед безжалостным чудовищем, разрушавшим великий шедевр. Выражения лиц погибающих воинов почти точно соответствовали выражению лиц художников, на глазах у которых гибло их творение.

Только когда жаровня уже не могла больше вмещать дрова, хозяин остановился. Фелипе тут же взял его под руку и отвел в дальний угол зала. Не боясь обжечься, Зороастро подбежал к жаровне и с помощью одного из кузнечных инструментов оттащил ее от стены. Все остальные, двигаясь замедленно, точно монахи в похоронной процессии, начали подбирать валявшиеся вокруг вещи. Никто не произносил ни слова. Я подошел к столу, на котором мы держали еду, взял большой кубок и налил в него изрядную порцию вина. Добавил туда немного корицы, потом взял кочергу, сунул ее в огонь, а через минуту вытащил и опустил в жидкость. Потом взял табурет и понес его хозяину вместе с подогретым вином. Когда я поставил табурет перед ним, он взглянул на меня, словно не узнавая, однако с готовностью опустился на табурет. Я протянул ему кубок, и он вдохнул аромат горячей корицы. Закрыл глаза рукой. Потом схватил кубок и осушил его. Я опустился перед ним на колени.

Он положил руку мне на голову и прошептал:

— Оставь меня!

Потом взглянул на Фелипе, стоявшего рядом с ним:

— И ты оставь меня. Мне надо побыть одному.

Мы оба вернулись в центр зала, и я приготовил горячее вино каждому, кто там был. Все по-прежнему молчали. Было только слышно, как стучат зубы Флавио. Я заставил себя выпить немного вина. И только после этого осмелился взглянуть на стену.

Фреска была полностью уничтожена.

Верхняя часть ее представляла собой смешение красок, под которыми не было видно почти никаких очертаний. Долгие часы скрупулезного изготовления моделей людей и лошадей, многие месяцы тщательных прорисовок, целые недели подготовки стены, переноса на нее картона, тщательного наложения красок — все пошло прахом в считаные минуты. Нижняя часть стены опалилась и почернела, и, хотя фигуры в центральной части картины по-прежнему были хорошо видны, словно их энергию ничто не могло уничтожить, огонь и дым добрались и до них, смазав очертания.

Через некоторое время хозяин вышел из дальнего угла зала и направился туда, где стояли рядом столы и рабочие верстаки. Похоже, он что-то искал. В конце концов он зачерпнул пальцами немного готовой краски и сначала понюхал ее, а потом растер в ладонях.

— Почему вы поменяли состав?

Все переглянулись.

— Маэстро, — запинаясь, пробормотал Флавио, — мы н-ничего не меняли…

— Пропорции те же самые, — подтвердил Фелипе. — Я особенно тщательно следил за этим.

А Зороастро добавил:

— Вы хорошо знаете мастеров, которых нанимаете. Ни один из них не будет работать небрежно.

Хозяин согласился с этим, но с задумчивым видом произнес:

— И все же здесь что-то не то!

Все с несчастным видом смотрели на маэстро, который бродил среди столов и верстаков, то и дело поворачиваясь к фреске и внимательно ее разглядывая.

— Не понимаю, — сказал он. — Но ведь состав работал, когда мы проверяли его в Санта-Мария-Новелла.

— Мы там попробовали его на маленьком кусочке стены, — заметил Фелипе. — Может, на большей площади… — Он не смог договорить.

Зороастро между тем направился к каменным плитам, где лежала грунтовая краска, предназначенная для смешивания.

Взяв на кончик пальца немного порошка, он положил его на язык, закрыл глаза и пожевал. Потом направился к кувшину с маслом, открытому только сегодня утром, когда мы приступали к работе. Окунул пальцы в кувшин и мазнул маслом по тыльной стороне ладони. Наконец подошел к Фелипе и тихо спросил:

— Кто продал тебе это масло?

Фелипе с тревогой взглянул на него:

— Почему ты спрашиваешь?

— Консистенция… — Зороастро вытянул руку. — Сам посмотри. Качество не то же самое, что раньше!

— У нас разные поставщики. — Фелипе подошел к кувшину и взглянул на табличку, привязанную к пробке. — Этот кувшин из одного торгового дома у реки. Но заказ был тот же, что и во всех остальных случаях.

— Это масло не такое, как раньше, — настаивал Зороастро.

— Папа начал много новых проектов, — сказал Грациано. — Он хочет, чтобы Рим превзошел Флоренцию в звании главного центра искусства и культуры в Европе. Торговцы знают, что там они могут взвинтить цены. Я слышал, что они придерживают лучший товар для художников, которые работают в Риме.

— Похоже, что так, — сказал Фелипе и тяжело опустился на табурет. — В любом случае, если это масло некачественное, как говорит Зороастро, то это моя вина. Я лично проверил только первую партию. И не подумал, что надо проверять каждый кувшин. — Лицо его посерело. Казалось, за одно утро он постарел на год. — Я должен пойти и сказать хозяину о своей ошибке.

— Но это и моя ошибка, — сказал Грациано, преданно обнимая Фелипе за плечи. — Это я не прислушался к словам Флавио, когда тот пытался сказать мне, что краска не ложится и мы должны прекратить работу. Я еще подумал, что Флавио просто хочет спуститься вниз, погреться у огня и подождать, пока в зале не станет теплее. И я велел ему продолжать работу.

Зороастро выпятил подбородок:

— Часть вины лежит и на мне. В панике я поставил жаровню слишком близко к стене. Когда пламя занялось, фреска не вынесла жара.

— А я мог быстрее бежать за хозяином, — добавил я свой голос к общему хору. — Если бы он пришел раньше, то смог бы что-нибудь придумать!

Это было не совсем так. Я бежал со всех ног, так что у меня до сих пор кололо в боку, но я не хотел оставаться в стороне, видя их стремление по-братски разделить вину.

Грациано обнял меня, теперь мы четверо были связаны воедино.

— Тогда пойдем и попросим у него прощения, — сказал он.

Мы двинулись в сторону хозяина, и Зороастро улучил момент, чтобы шепнуть мне:

— Видишь, что бывает, когда люди не обращают внимания на предупреждения, которые нельзя игнорировать! Этот проект был проклят в тот самый момент, когда его начало было назначено на пятницу, да еще и на тринадцатый час!

Маэстро выслушал нас и тут же объявил, что прощать ему нечего. Он отпустил всех, приказав считать этот день выходным и пообещав всем заплатить как за полный рабочий день.

Он и нам предложил сделать то же самое.

— А я еще немного побуду, — сказал он, — и хотел бы остаться один.