Печать позора

Я встала с постели, сделала шаг. Черт, все тело болит. Особенно ноги. Вчера я очень нехило напрягла свои мышцы. Я открыла шкаф, взяла первую попавшуюся футболку Николаса, надела ее на себя.

Я вошла на кухню. Николас стоял в одних боксерах, прислонившись к плите. Он уже успел принять душ, в отличие от меня.

На кухонной стойке стояли две тарелки, рядом с ними - небольшие чашечки. Видимо, для кофе. Также стакан свежевыжатого сока, скорее всего, апельсинового. Возле Ника лежал его телефон. По кухне разносился не только приятный аромат жареного бекона, но и знакомые мелодии.

– Limp Bizkit?
– спросила я, подойдя ближе.

Николас обернулся. Он увидел меня, и его глаза вспыхнули.

– С некоторых пор, - ответил мне, выключая плиту, после чего подошел ко мне вплотную.

Николас обнял меня одной рукой.

– Больше не снились кошмары?

– Нет, - улыбнулась я.

Николас собирался поцеловать меня, но я отстранилась.

– Я еще даже зубы не почистила, - пыталась объяснить я, но он только усмехнулся, и все равно впился в меня губами.

Николас резко поднял меня и усадил на столешницу.

– Эй, - пыталась сопротивляться я, хотя больше для виду, - ты разве не собираешься накормить меня?

– Я решил сначала перейти к десерту.
– Дьявольски соблазнительная улыбка Ника сводила меня с ума.

Он опустил руку вниз, раздвинул мои ноги. Ник, не стесняясь, заглянул мне между ног. Я была без трусиков по одной простой причине - он порвал их вчера! Его глаза заблестели. Он провёл языком по своей нижней губе, затем провел ладонью по внутренней стороне моего бедра. Я резко выдохнула. Николас поднял мои руки вверх, чтобы стянуть с меня футболку.

Какой ужас, теперь я сидела голая на кухонной столешнице, а Николас уже целовал мою грудь.

– Я хотел разбудить тебя, когда проснулся. Но ты так сладко сопела.
– Он слегка прикусил мой сосок.
– Но сейчас я сделаю то, что мучает меня уже несколько недель. В этот раз нам не помешает твоя иностранная подружка.

Я хотела было засмеяться, вспоминая, как в то утро в его дом ворвалась разъяренная фурия по имени Яна, но не успела. Николас оттянул боксеры вниз, освобождая свой уже полностью готовый член.

– В утро я думал только о том, как раздвинуть твои сжатые колени, чтобы сделать это. Он вошел в меня одним резким движением.

– Ник!
– Я задохнулась от переполняющих меня эмоций. Николас полностью заполнил меня.
– Ох!

Я раздвинула ноги еще шире, чтобы он мог войти еще глубже. Я хотела запрокинуть голову назад, но мне мешал висящий шкаф.

– Горячо, - выдохнул он, хватая меня за шею.

Я сжала край столешницы, желая подстроиться под его размашистый темп. Он смотрит мне прямо в глаза, не отрываясь, когда резко входит в меня и выходит.

При свете дня я могу видеть, как мышцы на его лице и теле ходят ходуном. Ник закусывает губу, хватая меня за задницу, придвигая ближе к краю столешницы.

Я хватаюсь за него, потому что только он сейчас может меня удержать. Его глаза поддернуты дымкой, но я отчётливо вижу пылающий в них огонь страсти. Эта страсть, казалось, вот-вот захлестнет нас с головой. Я выпустила коготки, впиваясь ногтями в его спину. Николас ускорился, быстро и резко вонзаясь в меня - то, что надо.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но издаю лишь протяжный стон, чувствуя, что кончаю.

Николас вцепился зумами в мою нижнюю губу, поглощая издаваемые мной звуки. Он выходит из меня, запрокидывает голову, хрипло стонет, вновь изливается на низ моего живота.

Ник чмокает меня в губы. Затем отстраняется, достает салфетки и принимается вытирать мой живот.

– Теперь мне точно нужно в душ, - говорю я, пытаясь слезть со столешницы.

Николас обхватывает меня за талию и легко, словно пушинку, опускает на пол.

– Сначала завтрак.
– Он указал мне на барный стул.

Я послушно натягиваю футболку, игнорируя сырость на животе и между ног, и сажусь на стул.

Николас разложил яичницу с беконом по тарелкам, затем налил кофе.

– Даже не представляла себе, что ты умеешь готовить.
– Я отправила бекон себе в рот.

– Ну, я часто бываю один дома, поэтому пришлось научиться.
– Он пожал плечами.

– Я думала, у вас есть прислуга.

– Есть, - кивнул Ник, отпивая кофе, - но у них выходные дни - суббота и воскресенье.

– А как же родители?

Его лицо помрачнело. И я сто раз пожалела о своем бестактном вопросе.

– Папа все время в Майами. А мама всегда либо пьяна, либо лечится от пьянства в какой-нибудь клинике.

– Мне жаль.
– Я коснулась его руки.

– Нет, ничего.
– Он перевернул руку и сжал мою.
– У тебя вот не такая семья.

Я удивленно уставилась на него.

– Ты ничего не знаешь о моей семье, - выдохнула я.

– Разве?
– Его брови поднялись вверх.
– О твоей семье ходят разные слухи. Одни говорят, что вы - идеальная семья. Твоя мама - домохозяйка и само совершенство. А отец трудится, не покладая рук, чтобы обеспечить вам безбедное существование.

Я заскрипела зубами. Голову даю на отсечение, что именно эти слухи распространяет сама моя матушка.

– Но есть и те, кто говорит, что то лишь поверхность. Они пытаются создать идеальную семью, живя в иллюзии.

Вот это уже больше похоже на правду.

– У меня нет семьи, - тихо отзываюсь я.
– Это правда мираж. Мои родители обманывают не только окружающих, но и себя. Им плевать на мои проблемы. Они даже очевидного не замечают. Папа все время проводит в своей фирме, мама ходит по городу и рассказывает, какая хорошая у нас семья. Да, я тоже жила в этой выдуманной вселенной, пока мои розовые очки не свалились в грязную лужу два года назад. Тогда я поняла, что мой отец на самом деле жестокий, беспощадный эгоист, а мама... она как те пингвины из «Мадагаскара». Улыбаемся и машем. Мне кажется, что у неё внутри пусто. Они даже не отреагировали тогда, когда я попала в сумасшедший дом после попытки самоубийства.

Я вздрогнула. Николас сжал мою руку.

– Прости.

Я улыбнулась ему, прогоняя слезы. Родители - это последнее, о чем я хотела думать в такое чудесное утро.

Я все-таки смогла принять душ. На этот раз в личной ванной Ника. Николас протянул мне ярко красный купальник. Я выгнула бровь.

– Он новый, - рассмеялся Ник.
– Я хочу провести этот день на пляже с тобой.

За купальником последовали джинсовые шорты, которые очень сильно оголяли мои ягодицы, и белая майка.