Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Пехотинцы. Новые интервью
Шрифт:

Как хоронили погибших?

Никак практически. Тем более зима. Трупы коченели, не разлагались еще. Еще в сентябре, жара тогда, старались как-то и своих присыпать, и немцев. И немцам дать собрать своих. У немцев, кстати говоря, похоронные команды с самого начала были, а у нас уже потом они появились, было не до этого. И вот разлагались эти трупы, когда они мешали, когда дышать нечем, тогда уже принимались меры, чтобы как-то захоронить свои трупы и немцев. А когда морозы начались, собственно, только можно было стаскивать трупы в большие воронки и присыпать снегом и землей, вот все похороны. И не до этого было. Дело в том, что, если только ослаблялся где-то на два-три человека участок обороны, немцы моментально этим пользовались. И мы этим пользовались у немцев.

Наградной

лист А.Г. Мережко

Что вы можете сказать о Фёдоре Смехотворове?

Несколько раз с ним встречался. Весьма смелый человек, но весьма скромный. Грамотный человек. Он сказал, что его дивизия состояла из моряков и курсантов, дралась она героически. В большой степени удержание берега у «Октября», даже у «Баррикад», зависело от дивизии Смехотворова. Дивизия Горишного там, дивизия Гурьева, Гуртьева… Ну дивизия Смехотворова пришла несколько позже, она была более полнокровной, поэтому в большой степени оборона держалась вот на этой вот дивизии. Потом появилась последняя, к нам пришла 45-я дивизия Соколова, которая уже окончательно подкрепила эту оборону.

Какое ваше отношение к Сталину тогда и сейчас?

Если сказать честно, мое отношение к Сталину резко не изменилось. Тогда, хотя многие писаки опровергают, мы шли в атаки с лозунгом «За Родину! За Сталина!». Не раз поднимались в контратаки и атаки с лозунгом «За Родину! За Сталина!», «Ура! Вперед!». Ну потом и в Бога, и в Спасителя, и всё прочее. И сейчас я считаю его величайшим человеком. История когда-либо рассудит. Величайшие люди все допускали какие-то ошибки. Я не говорю, что он без ошибок или что нужно преклоняться перед тем, как он провел коллективизацию, чистку армии, никак нельзя это простить.

А.Г. Мережко после войны

Как вы относились к Адольфу Гитлеру перед войной?

Я о нем как-то тогда даже не задумывался много. Дело в том, что после войны мне довелось служить в Германии, в группе войск Германии, и много разговаривать с немцами. И не только с теми, которые уже служили в армии ГДР, или просто служащими, а с простыми рабочими. Многие о нем отзывались так: «Он для нас устроил богатейшую жизнь». Ну, вы знаете, в каком состоянии он принял страну и с чего он начал. Он начал со строительства дорог, аэродромов и военных городков. Причем для строительства дорог, как это ни странно, потребовалось какое-то количество лопат. Не какое-то, а большое количество лопат. Начала потихоньку развиваться металлургия. Потребовалось большое количество подвод, обод для колес. Мне немцы говорили, что он с этого начал и постепенно довел страну до уровня довольно обеспеченного. А когда началась война и начался грабеж не только европейских стран, но и потом Украины и Беларуси, они все зажили, конечно. Все боготворили немцы. Потом, помимо посылок, эшелонами шло наше зерно, наше масло, наше молоко, наше мясо. Ведь немцы во время войны жили лучше, чем после войны или до войны.

Интервью: А. ДрабкинЛит. обработка: Н. Мигаль

Ликвер Михаил Львович

Родился я 23 декабря 1923 года в Одессе на Ярмарочной площади. У меня два брата было: один глухонемой, а один уже во время войны родился в Свердловске. Учился я в 30-й школе. Школ было мало в то время. Там, где сейчас Зоровский клуб, была школа Тургенева – называлась она так, старая школа, русская. А 30-я школа была на Ярмарочной. Шесть классов там я кончил, и нас перевели. Начали строить школы на Сортировочной, на Балтской, и нашу школу построили возле автосборочного дома. Там, где сейчас этот автосборочный стоит, там была родилка старая, там я родился. У Второго Заливного, когда едешь по Богатова [1] , серый дом такой, напротив родилки прямо – там была большая школа, но она разрушена во время войны… И там я уже был в 7, 8 и 9-м классе.

1

Улица Атамана Головатого.

Когда девять классов кончил, пошел подрабатывать на завод Ленина. Завод Ленина – это «радиалка» [2] , который сейчас на Молдаванке. Там было пять цехов: механический, кузнечный и так дальше.

Как вообще до войны жилось?

Более-менее. Хозяйство у нас было, свиньи –

отец старался. Он работал плотником на маслозаводе, где сейчас тарный, и после работы оставался, поэтому и более-менее жили. А так все очень бедные были. Так отец стал работать на двух заводах, и его как члена партии посылали в колхозы, а что там делал он – я не знаю.

2

Завод радиально-сверлильных станков.

Мы, мальчишки, бегали на море, в футбол играли. Голуби – самое главное для нас было. Там, где сейчас пожарная часть, до войны строили башню. Мы лазили туда, на эту башню, казалось, что это так высоко.

Хорошо играли в футбол?

Я после войны еще играл. У нас команда «Шахтер» была.

А чего «Шахтёр»?

Потому что завод «Красная гвардия» относился к министерству угольной промышленности. Играли мы в первенстве Украины. Я пришел из армии, мне уже под 30 лет было, тогда команду только создавали. По городу играли, а потом уже, когда начали разъезжать по Украине, я не участвовал. Я левым краем играл обычно – здорово бегал.

В 1932, 1933 годах голодовка коснулась вас?

Да. Напротив мясокомбината железная дорога проходит, и слева склады. Там когда-то хлопок был: сначала масло делали из семечек, а потом из хлопка – техническое масло. И там бездомные спали, в этом хлопке. Многие там умирали, гнили: когда брали этот хлопок – так находили много трупов. А на море, на Ярмарочной, сделали детдом. Очень много бездомных было, потому что голод был и дети из деревень бежали в город. За этими детьми хорошо смотрели: форму давали – пальто, обувь, – кормили. А они всё равно тикали как бешеные с этого детдома. А уже перед самой войной там организовали оркестр и начали их учить музыке. Каждый день утром и вечером, во время поверки, выходили мальчики, уже в военной форме, и оркестр играл. Весело было на Ярмарочной.

А когда отменили карточную систему, мама пришла, разбудила меня, говорит: «Мишенька, попробуй коммерческий хлеб». На Ярмарочной базар был большой, там такой балаган построили, и в этом балагане корм продавали для скота. И люди все начали держать хозяйство. Утята водились во всех дворах.

Были какие-то слухи о возможной войне с Германией?

Поговаривали так кто постарше. Я мальчишкой был, я не слушал – бегал. Мне бегать нужно было, и всё.

И утром, значит, передали по радио (у нас был приемник «СИ-235» – страшный такой, как гроб), что сейчас будет выступать Молотов. Мы с пацанами бегали там, на Ярмарочной, за повозки цеплялись. Подъехала машина, остановилась на углу, около базара, включили динамик, и было выступление Молотова, что началась война. Мы, пацаны, такие довольные: «Ну сейчас наша кавалерия пойдет, Будённый и все». А у нас дядя Вася был дворник, чечен, он в Первую мировую еще воевал, у него два сына было. Он говорит: «Ой, хлопцы, что вы понимаете? Вы еще не знаете, что это такое». Ну мы узнали потом, что это такое и как против немцев воевать…

Когда началась война – началась эвакуация. У мамы брат был артист, он достал пропуск на эвакуацию, потому что не могли же весь город сразу вывезти. Родители хотели сильно, чтобы я поехал с ними, а я говорю: «Одессу не сдадут, и всё». Так газета писала одесская. Папа нанял повозку с завода, площадкой называлась: длинная, низкие борта – в городе на них продукты подвозили. Да, еще скажу: отец мой в 1905 году против царя выступал. Его арестовали, потом он сбежал из тюрьмы – подкупили участкового – и жил до 1918 или 1919 года в Австрии. А когда вернулся (тогда голод был, Гражданская война, родители гибли, детей полно), взял девочку на воспитание. И когда он женился на маме, эта девочка выросла у нас. Но она погибла: осталась здесь как еврейка… Так мама решила, что (Бетя её звали) меня оставят у Бети, а я их буду провожать и они уговорят меня уехать с ними. Погрузили продовольствие, всё остальное, доехали до Таможенной, и началась бомбежка. Мама испугалась, и они с папой возвратились обратно. А потом, когда я уже был в армии, они эвакуировались – в предпоследний день.

Теперь возвратимся ко мне. Ты знаешь, где клуб юных пионеров был? Это чуть дальше Второго Заливного, если едешь из города, – серое здание такое с большими окнами. Оттуда призыв был. Уже началась оборона Одессы, и здесь были отрезаны две дивизии: 95-я и 25-я Чапаевская 6-й армии генерала Харитонова. На базе этих двух дивизий началась оборона Одессы. Солдат мало было, начали призывать, и я в семнадцать лет в этом клубе юных пионеров записался. Это было 21 августа. Нас погрузили на машину и повезли на 7-ю станцию Большого Фонтана. Там никаких строений тогда не было: посреди поля стояли навесы, лошадей поили солдаты – воинская часть какая-то стояла. И мы, значит, туда приехали: я, потом Митя Божкович и еще один – Максимович Вовка. Нам дали оцинкованную миску овальную с макаронами, человек на пятнадцать, наверное. Солдаты эти с ложками пришли: самое главное у солдата во время войны – ложка и котелок.

Поделиться с друзьями: