Пекарня Чудсов. Рецепт чудес
Шрифт:
Мистер Борзини, фигурой и сам похожий на земляной орех, шаркая, вышел из кладовой в глубине лавки.
– Доброго денечка, Рози! – радушно заулыбался он, но, заметив рассыпанные по полу орехи, вмиг помрачнел. – Здравствуй, Шалфей.
– Нам, пожалуйста, полкило макового семени, – попросила Роз.
– Ср-р-р-рочно! – на итальянский манер прибавил Алфи, сложив пальцы щепотью и смачно поцеловав кончики.
Мистер Борзини улыбнулся Роз и протянул ей мешочек.
– Ну и юморист твой братец, Рози, – сказал он.
Роз вежливо улыбнулась в ответ, мечтая, чтобы и ее сочли юмористкой. Иногда она могла немного съязвить,
Поблагодарив хозяина лавки, Роз положила холщовый мешочек с маком в решетчатую металлическую корзинку, закрепленную над передним колесом велосипеда, вывела брата на улицу, и они тронулись дальше.
– Не понимаю, почему за покупками отправили нас, – бурчал Алфи, пока они поднимались по холму. – Раз Лик накосячила, пускай она и покупает все заново.
– Алфи, ей всего три года.
– И вообще, с какой стати мы обязаны работать в этой дурацкой пекарне? Если мама с папой не справляются сами, не стоило и открывать заведение.
– Ты же знаешь, они не могут не печь. Это их призвание, – пыхтя от подъема в гору, сказала Роз. – Кроме того, без них город рухнет. Всем нужны наши пироги, кексы и маффины – просто чтобы все шло как положено. Мы трудимся на благо людей.
Роз хоть и закатывала глаза от подобных фраз, однако втайне любила помогать родителям. Ей нравилось слышать облегченный мамин вздох, когда она привозила домой все необходимое; нравилось, как папа обнимал ее, когда ей удавалось приготовить идеально рассыпчатое песочное тесто; как горожане мычали от удовольствия, откусив первый слоистый кусочек еще теплого шоколадного круассана. И да, ей нравилось, как смесь ингредиентов, обычных и не очень, не только делала людей счастливыми, но порой творила самые настоящие чудеса.
– Хотел бы я прочесть городской закон о детском труде! Уверен, родители не имеют права нас заставлять, – сказал Алфи, обгоняя сестру.
Роз притормозила и зажала нос пальцами:
– А ты не имеешь права так вонять!
– Я не воняю! – возмутился Алфи, но потом на всякий случай понюхал подмышки. – Ладно, может, самую малость.
Флористку Флоренс дети застали мирно дремавшей в мягком кресле. Никто в Горести-Фолз не знал ее точного возраста, но, по общему мнению, старушке не могло быть меньше девяноста. Магазинчик Флоренс напоминал скорее уютную гостиную, чем цветочную лавку: золотой солнечный свет просачивался между пластинами жалюзи и падал на небольшой диванчик, возле пыльного камина лениво развалился толстый полосатый кот. Под окном рядком выстроились вазы, заполненные цветами всех видов и оттенков, к потолку были подвешены с десяток кашпо с сочно-зелеными вьющимися растениями.
Роз отвела от лица завесу из плюща и робко кашлянула. Флоренс медленно открыла глаза:
– Кто здесь?
– Это я, Розмарин Чудс.
–
А-а, вижу, – недовольно проворчала старушка, словно появление покупателя вызвало у нее досаду. – Что… тебе… предложить? – прокряхтела она, поднимаясь с кресла, и зашаркала к окну, подле которого стояли вазы.– Дюжину маков, пожалуйста, – сказала Роз.
Флоренс с тяжким вздохом наклонилась за тонкими, как папиросная бумага, алыми цветками. Однако, заметив Алфи, она оживилась:
– Это ты, Тим? А кажись… повыше ростом был.
– Да нет, – засмеялся Алфи, польщенный тем, что его приняли за старшего брата. – Я Шалфей. Все говорят, мы с Тимом очень похожи.
– Да уж, я, верно, буду скучать, когда этот сердцеед уедет в колледж, – снова заворчала Флоренс.
Всех разбирало любопытство, чем займется старший из братьев Чудс, когда вырастет и наконец сможет покинуть городок. Казалось, красавчику Тиму суждено уехать отсюда, а ей, Роз, – остаться. Интересно, если она всю жизнь проведет в Горести-Фолз, то закончит так же, как Флоренс? Будет целыми днями дремать в кресле, ожидая чего-то необыкновенного и волнующего, но в глубине души понимать, что ждать напрасно.
С другой стороны, уехать из города – значит расстаться с пекарней. Если Роз уедет, то никогда не узнает, где мама держит все эти волшебные банки из синего стекла. Никогда не научится вмешивать в глазурь дуновение северного ветра, чтобы растопить холодное сердце человека, лишенного любви. Не поймет, как правильно рассчитывать оптимальные пропорции смеси из жидкой магмы, питьевой соды и лягушачьих глазок, которая, по словам мамы, способна почти мгновенно срастить сломанные кости.
– А у тебя что интересного, Розмарин? – спросила старушка, заворачивая маки в коричневую оберточную бумагу. – На свидания с мальчиками бегаешь?
– Мне не до этого, я за Алфи присматриваю, – резче, нежели собиралась, ответила Роз.
У нее и правда не было времени ходить на свидания с мальчиками, а даже если бы и было, она все равно бы не пошла. В представлении Роз свидание – это что-то странное и чуточку противное, как суши. Конечно, ей ужасно хотелось бы стоять на вершине Воробьиной горы вместе с Девином Стетсоном и обозревать город с высоты, пока осенний ветер треплет им волосы и с шелестом гоняет листья. Но не как на свидании.
Тем не менее именно из-за Девина сегодня утром она приняла душ, хорошенько расчесала черные, длиной до плеч волосы и надела любимые джинсы и голубую блузку с нарядной (но не чересчур, а в самый раз) отделкой кружевом. Роз знала, что не уродина, но ведь и красавицей ее не назовешь. Она была уверена: если в ней и есть что-то привлекательное, то явно не лицо, а нечто скрытое глубоко внутри. Мама, очевидно, считала так же. «Ты не похожа на других девочек, – сказала она однажды. – У тебя отличные способности к математике!»
Продолжая ломать голову, отчего в ней не могут совмещаться и способности к математике, и хорошенькое личико, Роз забрала маки и вместе с Алфи вышла из магазинчика Флоренс.
Брат с сестрой налегли на педали, и короткий рывок через железнодорожную насыпь привел их на открытый рынок, где с раннего утра толпилось столько народу, что проходы между рядами фруктовых и овощных палаток напоминали автодорогу в час пик.