Пьем до дна

– Да – вмешался я. – Я знаю, что случилось.

– Я оставил доску, как она была, фигуры и трубка. Убрать их все равно что… набросить тень на мои воспоминания о нем.

– Понимаю, – сказал я, думая, к чему это все приведет.

– Это было вечером неделю назад. Я поужинал и вышел во двор, чтобы набрать ведро воды и вымыть посуду. Меня не было пять, может, десять минут. Когда я вернулся, в кухне пахло табаком. Я никогда не курю, пока не вымою посуду. Я посмотрел на столик, на котором лежала шахматная доска, почти ожидая, что Илайджа ждет меня, чтобы закончить партию.

Конечно, тут никого не было. Но я сразу увидел, что одна из фигур передвинулась. Белый ферзь перешел на f5.

Я достаточно разбираюсь в шахматах, чтобы понять, что это значит.

– Черный король должен отступить, и не следующем ходу белый ферзь ставит ему мат. Умно!

– Еще как умно! Но кто передвинул белого ферзя? В кухне никого не было.

– Вы сами это сделали, не думая. Вы размышляли над проблемой и сделали это машинально.

– Может быть, – медленно сказал Фентон. – Но я видел следы в пыли, говорящие, что трубку Илайджи передвинули, и, когда я ее коснулся, она была горячая. Я ее не раскуривал, и ни один бродяга не тронет эту старую трубку из кукурузного початка. Да поблизости и нет никого, кто мог бы сделать такой ход. Нет, я подумал, что Илайджа, не погребенный в освященной земле, не может успокоиться, и его желание увидеть меня привело его сюда, как желание увидеть его тянет меня в озеро Ванука. Мы ведь были как две горошины, так близки…

Остальное я не слышал. Даже не слушал. Упоминание Фентона о бродяге позволило мне разгадать причину сходства, которое так меня тревожило. Он был похож на бродягу, которого я сбил машиной.

Есть ли связь между ранами тем вечером и тем, что происходит со мной с тех пор? Док Стоун отвечал на мои вопросы уклончиво. Эдит должна знать. Я высадил Фентона в ярде от его ворот, развернул машину и как можно быстрей поехал назад в лагерь.

Один из мальчиков сообщил, что Эдит в изоляторе. Я пошел туда, увидел, что она разбирает лекарства на полке, схватил за руку и повернул ко мне.

– Что сделал со мной тот несчастный случай, кроме того, что повредил ногу и руку? – спросил я. – Что вы с Кортом утаиваете от меня? Я ударился головой?

Ее глаза стали расширились, лицо посерело.

– Вы делаете мне больно, Хью.

– Хорошо, я делаю вам больно, – прорычал я, но слегка разжал руку. Рассказывайте. Быстрей. Расскажите мне, что случилось. Я должен знать. Понимаете? Должен.

И она рассказала – о переливании крови и об исчезновении бродяги. Это не имело смысла. Но все остальное с тех пор тоже не имело смысла. Я был в такой же темноте, как и раньше.

* * *

Вся остальная часть дня, ужин и вечер прошли как в тумане. Но потом я собрался, потому что начинался Совет Племени, а я не хотел, чтобы большая ночь мальчиков была сорвана. Соревнования и игры прошли гладко. Наступил момент, когда я поднялся на платформу, воздвигнутую недалеко от берега и задрапированную так, чтобы напоминать большой камень. Это Скала Шамана, а я шаман, знахарь, который будет бить в барабан танца.

Мальчики, с раскрашенными лицами, со шкурами на плечах, заняли места подо мной. В дрожащем красном свете большого костра они действительно казались первобытными людьми.

Я поднял обитую барабанную палочку и начал отбивать ритм. Начался шаркающий танец. Энн репетировала его. Окружающие горы подхватили гулкие удары барабана и усилили его, так что вся чаша вокруг озера Ванука заполнилась размеренным грохотом.

Этот грохот отзывался во мне, в моей крови. Моя кровь билась в ритм с ним, и этот древний ритм становился все быстрей и быстрей. Это был гулкий, лихорадочный пульс мира, систола и диастола горячего сердца мира. И этот ритм не был тем, что я репетировал. Танец, прыгающее свирепое взаимодействие первобытных, одетых в шкуры дикарей подо мной было не тем танцем, которому их учили. Что-то говорило с нами, что-то более древнее, чем сама древность, говорило о конце лета, о смерти, от которой на этот раз, на этот раз, на этот раз деревья, под которыми мы прячемся, трава, которой мы питаемся, больше не оживут.

И не я бил в этот барабан. Что-то во мне, какая-то древняя память отбивала ритм, который эти горы не слышали уже неисчислимые столетия. Страх отбивал этот ритм, страх перед гигантскими зверями, которые бродят по лесу, перед летающими тварями, которые затмевают небо и обрушиваются на нас, чтобы пожрать. Но прежде всего страх перед маленькими людьми: они вызывают у нас ужас, потому что мы не можем понять, в чем этот ужас заключается.

Они здесь, эти маленькие люди, они выходят из озера, собираются вокруг, по обе стороны от освещенного костром места. Танцующие члены моего племени их не видят, а я вижу. Я шаман, я знахарь, которому ночь шепчет свои тайны. Но скоро они все увидят, все познают ужас, который приносят маленькие люди, если я не прогоню их, прогоню яростными ударами бум бум бум свого барабана.

Они отступают – шаг за шагом, дюйм за дюймом. Они уходят в озеро, не в силах противостоять моей силе, силе яростного барабана. Только один остается, их вождь, с ястребиным лицом, с глазами стервятника. Он стоит сразу за кругом света. Но его я тоже отгоняю – силой моих рук и моего первобытного барабана.

Нет! Не я отгоняю его. Он почувствовал, что один из нас ушел от защитной силы моего барабана и от костра в ночь. И он бросается за ней…

Я услышал крик, почти заглушенный грохотом барабана. Крик Энн!

– Прими это, Эд! – крикнул я, подумав в этот момент, когда пришел в себя от странного призыва, что мальчиков нельзя тревожить.

Потом я спрыгнул с платформы и побежал вверх по холму.

Позже я понял, что только я слышал крик, потому что был выше всех и холм не закрывал от меня крик. Но сейчас я не удивился, почему никто не побежал за мной спасать Энн. Я знал только, что она звала меня и что я иду к ней.

Я увидел фигуры перед пустым залом для отдыха; двое мужчин, один держит Энн за руку, другой стоит, вытянув вперед голову и сжимая кулаки. Я закричал, прыгнул, и мой полет закончился тем, что я ударил кулаком по жесткой челюсти. Человек с грохотом упал на влажную землю, а я повернулся к другому.

– Хью! – закричала Энн. – Хью, все в порядке! Я в порядке! Перестань, Хью! Не бей его!

– Вовсе не все в порядке, леди! – проворчал лежавший на земле. – Он сломал мне челюсть.

Энн схватила меня за руки, полусмеясь, полуплача.

– Что это? – отдуваясь, спросил я. – Что здесь происходит?

– Они из компании, – ответила она. – Из «Уорлд Пикчурз». Человек, которого ты ударил, частный детектив. Это он нашел меня здесь. А это Фрэнк Дженнингс, вице-президент, возглавляющий восточный офис.

– Но ты закричала…

– Да. Ирвин Болл, который патрулирует сегодня вечером, пришел снизу и сказал, что меня ждут у ворот. Они прошли в лагерь и неожиданно появились из-за этого дома, поэтому я закричала. Но потому, что меня захватил твой барабанный бой, и я удивилась.

– Послушайте, мисс Доринг, – вмешался Дженнингс. – У нас нет времени на разговоры. Если выедем немедленно, успеем на первый утренний рейс из Ньюарка.

– Я не поеду, – ответила Энн. – Я остаюсь здесь.

– Вы понимаете, что ожидание обходится компании десять тысяч в сутки?