Пенелопиада

Хотелось бы раз и навсегда отделаться от этих облыжных обвинений. Обвиняют меня, собственно говоря, в прелюбодействе и разврате. Говорят, будто я спала с Амфиномом, самым учтивым из женихов. Рапсоды поют, что я находила в его речах удовольствие. По крайней мере, они казались мне приятными в сравнении с речами остальных женихов — это правда. Но от подобного удовольствия до постели — долгий путь. Правда и то, что я водила женихов за нос и кое-кому из них втайне раздавала обещания, но это была часть стратегии. Своей мнимой благосклонностью я, среди прочего, побуждала их расщедриться на дорогие подарки — хоть какое-то возмещение всему, что они съели и прокутили. И не забывайте, что мое поведение лично наблюдал и одобрил сам Одиссей.

Самая возмутительная версия — что я переспала со всеми женихами по очереди, со всей сотней, а потом родила великого бога Пана. Это кем же надо быть, чтобы поверить в такое чудовищное вранье? Попадаются песни, на которые не стоит даже тратить дыхание.

Одни ссылаются на то, что моя свекровь Антиклея ни словом не обмолвилась о женихах, когда Одиссей беседовал с ее духом на Острове мертвых. Мои обвинители принимают это за аргумент: ведь если бы она упомянула о женихах, пришлось бы сообщить и о моей неверности. Возможно, она была бы не прочь заронить зерно сомнения в душу Одиссея. Но вы же знаете, как она ко мне относилась: скорее всего, она просто не сочла мои беды достойными упоминания.

Другие находят подозрительным, что я не выгнала или не подвергла наказанию бесстыдных служанок или хотя бы не заперла их в пристройке, приставив к жерновам, — из этого делают вывод, что я и сама предавалась распутству, точь-в-точь, как они. Но об этом я уже достаточно сказала.

Труднее опровергнуть обвинителей, ссылающихся на то, что Одиссей не открылся мне сразу же по возвращении. Говорят, он не доверял мне и хотел сперва посмотреть, не устраиваю ли я оргии во дворце. Но на самом деле он боялся, что я не сдержу слезы радости и тем самым выдам его с головой. Спросите, почему на время избиения женихов он запер меня вместе с другими женщинами на женской половине дворца? И почему прибег не к моей помощи, а к услугам старой Эвриклеи? Да потому, что он хорошо меня знал, — знал, какое у меня нежное сердце, и помнил о моей привычке чуть что разражаться слезами и падать без чувств. Он просто хотел избавить меня от опасности и неприглядного зрелища бойни. По-моему, ничем другим его поведение не объяснить.

Если бы мой муж услышал эти мерзкие сплетни при жизни, кое-кто лишился бы языка. Но что толку сожалеть об упущенных возможностях?!

XXI. Партия хора Злоключения Пенелопы [4] Драма Исполняется служанками

Пролог

Меланфо Нежные Щечки:

Близка кровавая и мрачная развязка. Нет, мой рассказ не вымысел, не сказка, Увы, история здесь несколько иная — Богиня Сплетня ветрена бывает. Идет молва, что Пенелопе Благонравной В любовных схватках не нашлось бы равных И что, скрывая страсть за всхлипами и стоном, Она делила ложе с Амфиномом. И говорят, такого не бывало, Чтобы постель ее подолгу пустовала. В те дни ходил по Итаке слушок, Что козлоногий Пан — ее сынок. Где ложь? Где правда? Не дано нам знать. Так не пора ли занавес поднять?

4

Пер. с англ. И. Блейза.

Эвриклея

(исполняется служанкой):

Дитя любимое! Беда! Беда! Хозяин здесь! И он спешит сюда.

Пенелопа

(исполняется служанкой):

Ах, это муж мой! Я его узнала!.. По кривым ногам.

Эвриклея:

И этот шрам его… Проклятие богам!

Пенелопа:

Ах, нянюшка, пропала я, пропала. Я похоть не сдержала от тоски. Но я же целый век ткала и распускала! Теперь изрубит, изверг, на куски. Пока он кувыркался там то с нимфой, то с красоткой, Мне что, свой долг блюсти, овечке кроткой? Пока он ублажал богинь и девок жадных, Мне сохнуть, как изюм, на лозах виноградных?

Эвриклея:

Пока работал ткацкий твой станок И нить Судьбы зловещей Мойры пряли, Красавчик распускал твой поясок. В постели, милая, вы тело ублажали. И вот любезный наш явился муженек… Такой развязки мы не ожидали!

Пенелопа:

Ах, милый Амфином, беги, дружок, беги! По тайной лестнице нам не впервой спускаться, Я ж косы распущу, одежды разорву, Притворной скорби стану предаваться. Зови служанок, нянюшка, пусть уберут вино И грусть изобразят, как им и подобает. Да, кстати, Эвриклеюшка, скажи, Кто из служанок нашу тайну знает?

Эвриклея:

Лишь те двенадцать знают, госпожа, Которые грешить вам помогали, Лишь те, кто похотливых женихов К постели темной ночью провожали, Те, кто преступный путь им освещал, Кто занавесь задергивал над ложем… Конечно, те еще, что обиходят дом, Они наверняка все знают тоже. Но, деточка, они должны молчать, Не дай им боги мужу проболтаться, И мы должны быстрей им рот заткнуть И очень, очень, очень постараться!

Пенелопа:

Ох, нянюшка любимая! Спаси, Спаси меня, родная Эвриклея! Ведь речь идет не только обо мне, Здесь мужа честь задета, Одиссея. Его своим кормила молоком, Он грудь твою сосал, мальчишка гадкий, (Тогда она роскошною была, А ныне погляди — сплошные складки), Тебе одной мой муженек поверит. Пожалуй, на служанок укажи. Ступай, ступай! Я приберусь немного, А ты его за дверью придержи. Скажи ему, что соблазнить бесстыдниц Нахалам не составило труда, Что следует их наказать примерно, А лучше бы в Аид отправить навсегда.

Эвриклея:

Девицам рты заткнем, отправим их в Гадес, Тем самым соблюдя наш общий интерес.

Пенелопа:

Пусть подвиг верности супружеской моей Отныне всем в пример приводит Одиссей. Но женихи с посулами идут, нам нужно поспешать, Пожалуй, мне пора нахалов в шею гнать.

Хор

(исполняется под чечетку):

Все свалим на служанок, они попались в сеть, Придется им в петельке немного повисеть! Ну, вздернем их — и баста! Недолго им терпеть. Пускай они в петельке немного отдохнут, Подрыгают ногами и сразу же уснут! Подумаешь, навечно… Зато не предадут. Все свалим на служанок, распутниц молодых, Повесим ненадолго и позабудем их! Девиц на свете много, Найдем себе других.