Пентюх

– А грыль где?

– Разбойники убили, ответил я и натянул поводья. Так делали кучера в Бирюле, и в Лопани этот фокус тоже удался. Два тяжеловоза остановились, как вкопанные, и я аккуратно слез на землю, ощущая, как дрожит у меня всё тело.

– А вы кто? – ещё строже спросил староста, и ухватил за шкирку пробегающего мимо мальчишку: – Ну-ка станового пристава зови! Быстро!

– Семён Петрович – писарь земской управы, – я разминал ноги и только теперь вспомнил, что внутри кареты у меня лежат связанными две девицы. Кинулся туда, открыл дверь и увидел полные слёз и боли глаза батутоподобной гражданки Скрипиной. Принялся развязывать верёвки на руках, но узлы были настолько прочными, что я не справился. Повернулся к старосте и заговорил сердито: – Ну, помогите же девиц освободить!

Староста оказался ловчее меня и быстро размотал обеих гражданок. Я в это время растеряно топтался возле кареты. В это время прибежал становой пристав, и обе девицы повисли на нём, рыдая и рассказывая, как их грозились изнасиловать, как убили душку Егора Егоровича. При этом полицейский чин с такой строгостью и подозрительностью смотрел на меня, что я поспешил развеять его подозрения:

– Это не я убил господина Жилова! Я писарь земской управы!

Становой пристав аккуратно отстранил девиц, посмотрел с сожалением на пятно помады на своём белоснежном кителе, оставшееся после гражданки Жугаровой, и потребовал:

– Давайте-ка по порядку! Я становой пристав села Лопань Михаил Григорьевич Трут! Извольте рассказать всю суть дела, а вы, барышни, слушайте и дополняйте!

Я глянул на Тварь, которая радостно тёрлась об мою ногу, и начал покорно рассказывать:

– Мы утром выехали из Бирюля! Я, господин Жилов, сударыни Скрипина и Жугарова. Часа через два я вышел из кареты и остался в лесу.

– Как это – вышли из кареты? – распахнул глаза становой пристав: – Вы точно писарь, не охотник?

– Писарь он, писарь, – затараторила батутоподобная Скрипина, и тут же наябедничала, скотина: – Оне с господином Жиловым поскандалили-с, и Егор Егорович их из кареты выкинули-с!

– В лесу? – нахмурился Михаил Трут, повернулся ко мне и произнёс сурово: – Это преступление, и вы вправе были потребовать сатисфакции господин…

– Пентюх, – быстро сказал я, – Семён Петрович Пентюх! Писарь земской управы!

– Пусть будет Пентюх, – махнул рукой пристав, – Но зачем вы дам связали, и куда, позвольте спросить, кучера дели?

– Да не связывал я никого! – в отчаянии воскликнул я, и обратился к ябеде с огромными сиськами: – Хоть вы ему скажите!

– Он не связывал, – кивнула Катерина Леопольдовна, и грудь её качнулась при этом, заставив пристава покрыться испариной.

– А кто связывал? Жилов?

– Егор Егорыч уже мёртвый были! – взмахнула руками уже Жугарова, – Как он связать бы смог?

Пристав оглянулся растеряно, снял фуражку, подошёл к скамейке и плюхнулся на неё. Вытер вспотевший лоб и ткнул в меня пальцем:

– Давайте, вы рассказывайте! – повернулся к девицам: – А вы молчите!

– Я вышел в лесу, – начал опять я рассказ.

– Вышли, либо вас всё-таки выкинул господин Жилов? – пристав смотрел на меня требовательно, и я вздохнул:

– Не то, чтобы прям выкинул, но обещал применить грубую силу, и я посчитал нужным выйти, – почему-то признаваться в том, что тебя как лоха последнего вышвырнули – всегда трудно и стыдно.

– Хорошо, – кивнул пристав, – И вы пошли за каретой?

– Нет, – мотнул я головой, и признался, посчитав, что всё равно девицы расскажут: – Господин Жилов стал в меня стрелять из пистолета и я… в лес убежал!

Теперь и староста плюхнулся рядом со становым приставом и переспросил:

– Из пистолета? В вас? В лесу?

– Оне сказали, что Его Егорович врёт! Оне сами виноваты! – встряла батутоподобная Скрипина.

– И что? – спросил пристав Трут, – Как можно в лесу высадить, да ещё и стрелять в человека-с без оружия?

– У меня револьвер есть! – тут же сказал я, – Мне Егор Пантелеевич выдал в командировку!

– А где же он? – удивился становой пристав.

– В сумке, – я достал револьвер и показал его приставу.

– А господин Жилов видел оружие?

– Я не доставал, – признался я.

– То есть, стрелял по его разумению по безоружному! – удовлетворённо кивнул пристав, почесал гладко выбритый подбородок и кивнул: – Дальше-с!

– Потом я вышел из леса и пошёл по дороге в Лопань. И увидел карету. А рядом лежал мёртвый господин Жилов, – я развёл руками: – И кучер. Тоже уже мёртвый-с!

– И кто же их убил? – вскинул брови пристав, а староста тут же поддакнул:

– Да! Кто-с их убил?

– Разбойники! – запричитала Жугарова с размазанной на пол-лица помадой, – Остановили карету, убили кучера, а когда Егор Егорович выскочил – и его!

Она всхлипнула и прижала ручки к груди, гораздо меньшей по размеру, чем грудь её товарки. А Скрипина лишь кивнула в такт словам Жугаровой.

– Сколько было разбойников? – требовательно спросил Трут у Жугаровой.

– Я… не знаю, – растерялась та, – Нас вязали двое! Один здоровый, с губищами такими, как вареники с творогом! А второй мелкий и противный!

– От него ещё луком воняло! – встряла батутоподобная.

– Восемь их было, – сказал я, и все четверо опять повернулись ко мне.

– А вы откуда знаете? – становой пристав снова вытер лоб скомканной фуражкой.

– Так я когда вышел к карете – они меня окружили, – я развёл руками.

– И? – подался вперёд староста, – Почему отпустили?

– Да не отпускали, – признался я, – Просто умерли, и я уехал на карете…

Глава 6. Герой поневоле

Когда становой пристав Михаил Григорьевич стал выяснять, как умерли разбойники, я посмотрел на Тварь и решил не выдавать животинку. А то, кто знает, что с ней сделают жители Лопани. Или она с ними. Потому ответил:

– Сам не понял, как так получилось.

Староста глубокомысленно хмыкнул, а становой пристав не стал больше ни о чём спрашивать. Встал со скамейки, напялил на голову мятую фуражку и произнёс:

– Господин Пентюх, полицейское управление Бирюльского уезда к вам вопросов больше не имеет, так как ваша невиновность безусловна и подтверждается показаниями, кхм, – он покосился на девиц: – Сударынь. Мы найдём нового кучера, но карета отправится в Разумное только завтра. Рекомендую вам гостиницу Лопаньская! Там очень хорошая кухня и чистые комнаты.