Пепел и кокаиновый король

…Пропитанный запахом тухлой воды воздух влажно шептал о пользе летних прогулок по крыше. Витась, отряхиваясь, вертел головой. Нет, кровельное железо не громыхало под тяжестью людей с оружием, никто из-за труб с пулеметом наперевес не поднимался. Прав был Серега — не стали они перекрывать крышу, не учли высотный вариант.

Перепачкав руки, но так и не став чище, белорус плюнул, одежда испорчена навсегда. Оглядевшись вблизи, Витась перевел взгляд за пределы крыши и на миг позабыл о суетных огнестрельно-криминальных заботах. Грандиозные панорамы имеют такое свойство завораживать.

Вдали зеленела и играла солнечными бликами гладь Венецианской лагуны. Четыреста мостов соединяли острова Мурано, Бурана, Чорчелло, Джудекка, Сан Джорджа Маджоре и полсотни других. Легко узнавались растиражированые путеводителями барочный дворец Ка Пезаро на Большом Канале, чудная церковь Святой Марии Глориоза дей Фрари и школа Святого Рокко. Картина, достойная кисти Тинторетто, Тициана и Донателло, вместе взятых. По каналам скользили узкие гондолы, ими рулили, приняв важные стойки на корме, знакомые по рекламным клипам гондольеры. Древний транспорт, уважительно притормаживая, аккуратно обгоняли мощные современные катера. «О соля мио, — под влиянием красот лезла на язык культовая итальянская песня, — как сладко светит после бури солнце!»

«Ну, и зачем мне это надо? Может быть, перескочить на крышу соседнего дома, спуститься по пожарной лестнице и возвратиться в привычный спокойный круговорот по центральной и восточной Европе, чреватый лишь мелкими денежными обломами». Так думал Витась, обдуваемый венецианским ветром. Ведь иначе положат рядышком с русским бандитом Серегой, а он, ясен бубен, бандит, кто ж еще?! «Почему, — недоумевал Витась, — ну откуда берется уверенность, что русский сумеет выкрутиться из любой передряги?! И ради каких златых гор мне с ним на пару выкручиваться? А в той же Африке, говорят, куча экзотических болезней, от которых европейцы мрут, как мухи. Кстати, о мухах, там же водятся цеце»…

Белорус не сумел додумать свои непростые думы. Потому что вдруг одновременно с закладывающим уши разрывом разлетелась на отдельные кирпичи выводная труба каминного дымохода. Один из кирпичей саданул Витася в бок. Белорус упал, чуть прокатился по покатой крыше, пока его не остановил отогнутый край кровельного железа. «Никогда, — принял твердое решение белорус, лежа на теплой крыше и накрыв голову руками, — я не приду на тот причал, про который договаривались. Ой, ё-о, как бок болит! Все, немедленно домой, сейчас же в Витебск, под защиту батьки Лукашенки»…

…Пеплу в глаза заглядывал песик породы долматин и рычал. Песик находился по ту сторону каминной решетки, Пепел по эту.

— Хорошая собачка, хорошая, — убеждал Сергей зверюгу, огибая решетку с пистолетом в опущенной руке.

В обойме оставался всего один патрон. В здоровенной и высоченной, как Эрмитажные залы, комнате кроме пса и забравшейся на спинку дивана кошки никого не было. Нет, вон еще какая-то ящерица шмыгнула в толстый рулон бумаги.

Приоткрытая дверь комнаты распахнулась, и в помещение сквозняком ворвался невысокий сухонький старикашка с длинными седыми волосами, только зашелестели полы засаленного халата. В одной руке старик держал графин с напитком цвета бордо, в другой — фужер, украшенный гербом. Старикан фактурой и бойкостью смахивал на полководца Суворова из старого советского фильма.

Пепел было хотел поздороваться и для начала заявить что-нибудь успокаивающее типа: «Перепись населения», но синьор «Суворов» не обратил никакого внимания на вооруженного пистолетом незнакомца. Старик целеустремленно прошуршал халатом к мольберту с недоконченной картиной, налил вина, опустил графин на узкий высокий столик и, отступив с фужером на два шага, погрузился в созерцание набросков на холсте. Долматин верноподданно глядел на хозяина, впрочем, приглядывая и за продвигающимся к двери Пеплом. Не получив команды «фас», пес гавкнул для порядка, потом зевнул и побрел к подстилке у дивана. Сергей чуть не вздохнул с облегчением — ну не хотелось ему стрелять в собаку.

Пепел уже сумел догадаться, что синьор «Суворофф» безвылазно проживает в своем мире-раковине. Все стены залы украшали полотна, картины были прислонены к стенам, по одной и стопками валялись на паркете. Холсты, как завершенные, так и заброшенные, пылились на мольбертах. И на всех полотнах были изображены только дамы, брюнетки и блондинки, стройные и толстушки, но всегда рядом с ними один и тот же мужик. Вот мужик, еще совсем молодой, несет невесту на руках к украшенной цветами и лентами гондоле. Мужик и сеньорита, она на голову выше его и с пышными формами доярки, стоят голые на балконе как раз вот этого здания. Мужик уже с сединой в волосах и длинноногая бестия с распущенными белыми волосами спускаются, держась за руки, по снежному склону на горных лыжах. Мужик и дама, оба в бесформенных шубах и в ушанках с кокардами бросаются снежками на фоне Кремля, ядрен батон.

В общем, понятно. Синьор решил потратить остаток дней на самые приятные воспоминания. Типа мемуары в живописи. И утонул в этих мемуарах с головой, немного помутив при этом голову. Пепел уже добрался до порога, когда стены комнаты вздрогнули, тугая сильная волна вырвалась из камина, сметая мольберты, а уши заложило от грохота.

Кругом все падало и разлеталось, разбивалось и раскалывалось, пронзительно завизжала собака. Пепел понял, что лопесовские морды шандарахнули в трубу из гранатомета. Правда, с опозданием.

Сергей выскользнул в коридор, успев бросить взгляд на синьора — тот, подняв с пола и отряхнув, водрузил на мольберт свалившуюся картину, и быстро заводил кистью по холсту.

Длинный, прямой коридор упирался в железную дверь. Пепел почти бегом одолел дистанцию. Подергал за ручку, заперто. Отлично. И дверь отличная — деревянная основа, обшитая стальными листами, внушающие веру и надежду запоры. Сергей прильнул к «глазку», дающему панорамный обзор на лестницу и площадку. Сперва Пепел расслышал сквозь дверь топот. И вот они — лопесовцы.

Кто-то промчался наверх, к чердаку. Остальные навалились на дверь. Но тут уж хренушки — одними плечами не выдавишь. Между прочим, память карточного игрока сбоев не дает. Морды-то в «глазке» мелькали если не сплошь, то через одного знакомые: по чешскому кабаку, по чешскому трамваю, а вон тот — русскоязычный козел, что конвоировал в поезде.

— Русских не возьмешь! — набрав побольше воздуху в легкие, выпалил Пепел. — Русские не сдаются! Айн унд цванциг фир унд зибцих! Цурюк нах Берлин, швайны! Лопес капут! — Пепел отпрянул под прикрытие стены.

Пулевой шквал не замедлил обрушиться на стальные листы обшивки. Однако дверь спокойно переносила свинец, поглощая его. И бессмысленная пальба быстро затихла. Сейчас взрывать будут. Пеплу того и надо. Лишь бы, подонки, собачку не тронули.

И Сергей бросился по коридору, идущему через весь этаж. Возле одной из дверей Пепел увидел варана. Ящерица выскочила к блюдцу с молоком и, заметив бегущего человека, замерла, притворяясь, будто она — это вовсе не она, а камень. Это его, варана, фишка. Пепел, как и варан, играет в свою игру с охотниками. Пеплу вовсе не нужно, чтобы охотники носились по всему зданию в поисках жертвы. Пускай сгрудятся возле двери и вышибают ее.