Пепел и сталь

Вин помедлила, потом поспешила за Сэйзедом.

— Сэйз, но все не может кончиться так! Мы же не знаем, что там случилось!

— Мы можем предположить, — сказал Сэйзед, неторопливо шагая по садовой дорожке.

Эта часть сада была не такой красивой, как та, к которой привыкла Вин. Здесь росла в основном только коричневая трава и редкие кусты.

— Предположить что? — спросила Вин.

— Лорд-правитель должен был сделать нечто для спасения нашего мира, и он, безусловно, сделал, поскольку мир продолжает существовать.

— Наверное, — согласилась Вин. — Но потом он забрал себе силу… Должно быть, он не устоял перед искушением воспользоваться властью. Но почему там больше ничего не написано? Почему он ничего не сказал о том, что совершил?

— Возможно, сила слишком изменила его, — ответил Сэйзед. — Или он просто не чувствовал больше потребности в ведении дневника. Он достиг цели, он стал бессмертным, хотя это побочный эффект. Но вести дневник для грядущих поколений, если собираешься жить вечно… наверное, это излишне.

— Но… — Вин от разочарования скрипнула зубами. — Но это негодный конец для такой истории, Сэйзед!

Управляющий улыбнулся.

— Поосторожнее, госпожа! Если привыкнешь много читать, пожалуй, рискуешь стать ученой.

Вин покачала головой.

— Нет, если все книги заканчиваются так!

— Если тебя это утешит, — сказал Сэйзед, — то знай: не одна ты разочарована содержанием дневника. В нем нет почти ничего такого, что могло бы пригодиться мастеру Кельсеру… и, конечно, там нет ни слова об одиннадцатом металле. Я даже чувствую себя немножко виноватым, потому что пользу из книги в итоге извлек только я.

— Но о религии Терриса там тоже особо не говорится.

— Верно, там сказано совсем немного, — согласился Сэйзед. — Но если честно, то это «немного» — куда больше, чем мы знали до сих пор. Я только того боюсь, что не сумею передать эти сведения. Я должен переслать копию перевода дневника туда, где мои братья и сестры, хранители, смогут ее найти. Жаль ведь, если полученные знания умрут вместе со мной.

— Не умрут, — сказала Вин.

— Вот как? Неужели моя леди внезапно превратилась в оптимистку?

— А неужели террисанин неожиданно стал пессимистом? — парировала Вин.

— Он всегда им оставался, я думаю, — с легкой улыбкой сказал Сэйзед. — И именно это делало его плохим управляющим, по крайней мере, в глазах большинства хозяев.

— Тогда они были просто дураками! — искренне воскликнула Вин.

— Я склонен думать так же, госпожа, — ответил Сэйзед. — Но нам лучше вернуться в особняк. Тебя не должны видеть в саду, когда придет туман.

— Я просто немножко прогулялась.

— Среди рабочих многие не знают, что ты рожденная туманом, госпожа, — напомнил Сэйзед. — Лучше, я думаю, и дальше хранить это в секрете.

— Да, я знаю, — кивнула Вин. — Давай вернемся.

— Мудрое решение.

Они не спеша пошли назад, наслаждаясь сдержанной красотой восточной части сада. Трава здесь была аккуратно подстрижена, и редкие кусты подчеркивали ее строгое очарование. Южная часть сада выглядела эффектнее: там росли деревья и другие экзотические растения, протекал ручеек. Но восточный сад привлекал своей безмятежностью и простотой.

— Сэйзед? — тихо окликнула Вин.

— Да, госпожа?

— Все изменится?

— Что ты имеешь в виду?

— Вообще все, — сказала Вин. — Если мы не погибнем в ближайший год, члены команды станут строить новые планы. Хэм, может быть, вернется к семье, Докс и Кельсер задумают очередную эскападу, в лавке Клабса поселятся другие туманщики… Даже эти сады, которые обходятся так дорого, будут принадлежать кому-то другому.

Сэйзед кивнул.

— Не исключено, что так и будет. Но если все пойдет как надо, то на следующий год, возможно, случится большое восстание скаа в Лютадели.

— Возможно. Но и тогда все изменится.

— Такова жизнь, госпожа, — сказал Сэйзед. — Мир постоянно меняется, и это правильно.

— Да, я понимаю, — со вздохом согласилась Вин. — Мне просто хочется… Мне действительно нравится жить здесь, Сэйзед. Нравится наша команда, нравится учиться у Кельсера. Мне нравится ездить на балы с Элендом, нравится гулять по саду с тобой. Я не хочу, чтобы это менялось. Не хочу, чтобы моя жизнь опять стала такой, как год назад.

— Такого не случится, госпожа, — сказал Сэйзед. — Все должно измениться к лучшему.

— Сомневаюсь, — тихо возразила Вин. — Кельсер намекал, что мое обучение почти окончено и в будущем мне придется тренироваться в одиночестве. А что касается Эленда, то он даже не подозревает, что я — скаа, и моя задача — постараться погубить его семью. И если даже Дом Венчер падет не по моей вине, он все равно рухнет… я знаю, Шэн Элариэль что-то замышляет, а мне никак не удается проникнуть в ее замыслы. И это только начало. Мы решили выступить против Последней империи. Мы, наверное, проиграем… если честно, я просто не представляю иного исхода. Мы будем сражаться, постараемся сделать что-то хорошее, но к чему это приведет? А те из нас, кто останется в живых, до самой смерти будут вынуждены скрываться от инквизиторов. Все изменится, Сэйзед, а я ничего не могу сделать, чтобы не допустить этого.

Сэйзед ласково улыбнулся.

— Тогда, госпожа, — негромко сказал он, — просто наслаждайся моментом. Думаю, будущее преподнесет тебе немало сюрпризов.

— Может быть, — неуверенно согласилась Вин.

— Не теряй надежды, госпожа. Думаю, ты заслужила немного удачи. До восхождения на престол лорда-правителя существовал маленький народ, который называли асталзи. Эти люди утверждали, что каждый человек рождается с определенным запасом несчастий. И когда с асталзи случалась беда, они считали, что им повезло, ведь после этого их жизнь могла стать только лучше.

Вин вскинула брови.

— Звучит немного наивно.

— Я так не думаю, — возразил Сэйзед. — Асталзи были весьма развитым народом, они успешно соединяли религию и науку. Они считали, например, что разные цвета связаны с разными вариантами счастливой судьбы, и умели подробнейшим образом описывать свет и цвет. Именно от них мы многое узнали о старом мире. Они разработали спектр цветов и небо описывали, например, как темно-голубое, а растения — как зеленые, только всевозможных оттенков. Но не в этом дело. Их философия весьма мудра, и они много рассуждали об удаче и судьбе. По их мнению, бедность есть признак того, что вскоре придет благополучие. Это подошло бы тебе, госпожа: подумай, что не всегда все будет одинаково.