Пепел Вавилона

— Босс, — сказал Хана. — Нам нужны последние данные по восемнадцать–десять. Или нам начать новую серию?

— Незачем вам начинать новую серию, — возразил Пракс.

Они подошли к дверям его лаборатории. Хана сунул руки в карманы, выпятил челюсть, нацелил взгляд сантиметров на десять влево от Пракса.

— Знаю. Но…

— Я прямо сейчас все сделаю, — перебил Пракс. — Дайте мне полчаса.

Он нырнул к себе и плотно закрыл за собой дверь. Хана с Брайс помаячили еще за матовой стеклянной створкой и ушли. Пракс сел к столу. Ему хотелось проверить уровень воды и взять новые образцы из гидропонного. Он несколько минут боролся с искушением, оттягивая выход в раздел Карвонидес. Но он обещал: сейчас же, и в самом деле опыты на животных надо было продолжать.

Он вывел директорию сотрудников, ввел свой код доступа и подождал, пока система проверит биометрию. Потом, глубоко вздохнув, задавив подступающий ужас, вошел в материалы покойницы. Это была его обязанность. Никаких причин для беспокойства.

Две сводки были в состоянии редактирования, их для переноса пришлось закрыть. Простое дело, но несколько секунд оно заняло. Придется и ее переписку просмотреть. Проверить, не следует ли переслать что–то Брайс или наверх, к Макконнелл. В личные сообщения совать нос ни к чему, да, наверное, лучше бы ему и не знать лишнего. Только вот в теме одного сообщения мелькнуло имя Джеймса Холдена. «Новое видео Джеймса Холдена с Цереры». Джеймса Холдена, который спас Мэй. И самого Пракса. И всех. Пракс не собирался открывать сообщения. Это вышло на рефлексе. «Вроде бы интересно — ну–ка, что там?»

На экране, как и было обещано, возник серьезно заглядывающий в камеру Холден. С одной стороны, съемка выглядела профессионально. Картинка не дрожала, не дергалась. Цвета были тщательно стилизованы под программу новостей. Голос Холдена, когда тот заговорил, звучал отчетливо и ясно, не резал ухо. Но держался Холден с неловкой искренностью, какой не добьешься репетициями. Эта повадка была Праксу так знакома, что показалось, они снова встретились лицом к лицу.

— Говорит Джеймс Холден со станции Церера. Сегодня мы показываем третью серию нашего бесконечного сериала, и я очень надеюсь, что все вы ее ждали. Особенно мои друзья и родные на Земле и на Марсе. Я повторяюсь, но мы записываем наши клипы и интервью для того, чтобы у нас дома увидели лица и услышали голоса живых людей из Пояса. И… да, позвольте представить…

Картинка сместилась к долговязой девочке, сидящей в камбузе «Росинанта». Пракс подался вперед. В самые тяжелые времена своей жизни он сидел на этом самом месте. Его накрыла волна ностальгии, словно при виде своей комнаты в верхнем университете, — знакомое место, которое когда–то много значило для него, — и в нем эта незнакомая девочка.

— Элис Каспар.

— Прекрасно. Так, и где ты живешь?

— На станции Церера. В квартале Салюторг.

Пракс досмотрел до конца. Хлопки шин–син, восторг и увлечение землянина. Девочке, похоже, было за него неловко, а тот и не заметил. Старушка, которую они называли тиа, с ним заигрывала. Это выглядело… мило. Рядом с известиями о войне и гибели, с картинами вгрызающихся в сталь и керамику противника кораблей, с зашитыми в мешки телами землян видео Холдена было пустячком. Приятным. Незначительным. Даже милым.

Клип кончился. Пракс удивился, обнаружив слезы на щеках. Он вытер лицо обшлагом и вздрогнул, когда следующее сообщение автоматически открыло видео. Тонколицая женщина, смуглей, чем Джуна, но с такими же глубокими карими глазами, улыбнулась в камеру. Картинка подрагивала, цвета были отрегулированы не так профессионально, как на видео Холдена.

— Это Фатима Креган с ответом Джеймсу Холдену и всем добрым людям Пояса. Мы сейчас в лагере беженцев, открытом губернатором Арекипы, и я хочу сегодня познакомить вас с женщиной, которая кружила головы и наполняла желудки, по–моему, всему нашему городу.

Пракс слушал как завороженный. А когда видео кончилось, открылось следующее, из Шанхая: на нем старик в ермолке расспрашивал музыкантов народности хань об их музыке, а потом смотрел, как они играют в переулке, в облаке цвета глины. Пракс засмотрелся.

В дверь тихо постучали. Брайс просунула голову в щелку.

— Извините, что отрываю, сэр, но….

— Нет–нет–нет, все нормально. Я как раз переношу… — Пракс подхватил отчеты Карвонидес и перетащил их в открытый раздел. — Теперь у вас есть к ним доступ.

— Спасибо, сэр. — Помолчав, Брайс спросила: — У вас все нормально?

— Все хорошо. — Пракс снова вытер глаза. — Продолжайте.

Она закрыла дверь. Два часа рабочего времени куда–то подевались, и ему надо было спешить, чтобы взять все образцы до обеда.

«Мы могли бы спасти жизни. Одно сообщение».

Пракс закрыл отдел покойной, поставил его на административный пароль. Некогда было задумываться о постороннем. Его ждала работа. Торопясь наверстать время, Пракс прогнал свои образцы в обеденное время и успел перехватить несколько ложек риса с грибами до начала совещания. Потом пора было забирать из школы Мэй с Наталией, но он отправил сообщение одному из родительского кооператива. Девочки поиграют с подружками, пока не вернется домой Джуна. А Пракс задержался, заглянул к Хану и Брайс. Проверил, все ли данные им открылись.

Все было легко и странно, как во сне. Пракс видел себя как бы со стороны. У себя в кабинете он перепроверил дневную серию образцов. Сколько в воде растворенного углекислого газа, сколько азота, кальция, марганца. Растения выглядели хорошо, но до полной обработки статистики судить было рано. Это нормально.

Он устоял перед искушением снова открыть раздел Карвонидес. Поискать еще ролики Холдена или вдохновленных им последователей. Неудачная мысль. Вместо этого он ждал, работал, посматривал сквозь стекло. Осталась одна Брайс, а ее рабочее место было дальше по длинному изогнутому коридору. Пракс закрыл терминал, отметил уход, прошел в мужской туалет и подождал там. Вымыл руки. Подождал. Потом как ни в чем не бывало вышел на административный этаж, прогулялся к посту учета, открыл терминал гостевым аккаунтом, получил данные и протоколы, заботливо выложенные супервизором Праксидиком Менгом в открытый доступ. На экране висел бледно–голубой логотип Ганимеда. Пракс переслал копий на Землю Сэмуэлю Лабари и Ингрид Диньяж и на Луну — Горману Ле. С коротким сообщением: «Прошу подтвердить результаты».

Потом он закрыл терминал и вышел в общий коридор. Все выглядело ярче обычного — он не взялся бы судить, от усталости или возбуждения. Или по двум причинам сразу.

По пути домой он задержался у ларька с лапшой. Взял «Без крыши» для себя и Джуны. И жареного тофу для девочек. И — роскошь — рисового вина. И круглый керамический контейнер мороженого с зеленым чаем — на десерт. Дома он застал Наталию, ноющую, что приходится зубрить меры времени, и Мэй, которая, закрывшись в своей комнате, переписывалась со школьными подружками и любовалась на выступление мальчиков годами тремя–четырьмя старше нее. В другой раз он бы вытащил всех к ужину, но в этот вечер не стал никого тревожить.

Он разложил лапшу в разлагающиеся керамические мисочки, украшенные ласточками и веточками, отнес одну Наталии на рабочий столик, другую — развалившейся на кровати Мэй. Какая она выросла большая! Скоро запросто будет заглядывать ему через плечо. Его малышка, которую он не чаял увидеть живой, а теперь посмотрите–ка на нее! Когда отец поцеловал ее в макушку, девочка вопросительно подняла взгляд. Он кивнул ей на экран: трогательные ребята!

Они с Джуной вместе сели за стол, как во времена ухаживания. Пракс смотрел на нее: изгиб щеки, шрамик на костяшке левой руки, мягкая складка ключицы. Словно запасал ее на будущее, когда ее рядом не будет. Или его не будет.

Рисовое вино щипало язык. Может, оно всегда было таким: одновременно прохладным и согревающим, — только он раньше не замечал. Джуна рассказывала, как прошел день, толковала о политике и дворцовых интригах в лаборатории, а он слушал ее голос как музыку. Пракс уже собирался убрать тарелки и вскрыть мороженое, когда она наклонилась через стол и взяла его за руку.

— У тебя все хорошо? — спросила она. — Какой–то ты странный.

— Все прекрасно, — заверил он.

— Плохой день на работе?