Пеппи Длинныйчулок (сборник). Художник А. Джаникян
Шрифт:
Томми и Анника тоже подошли к Пеппиному отцу, чтобы его приветствовать, и капитан ужаснулся, до чего же эти дети бледны и худы! Ведь это был их первый выход на улицу после болезни.
Пеппи, конечно, должна была тут же подняться на палубу и поздороваться с Фридольфом и всеми остальными матросами, её старыми друзьями. Томми и Анника пошли вместе с ней. Да, на таком вот корабле, прибывшем из далёкого путешествия, есть на что посмотреть! И Томми с Анникой глядели во все глаза, чтобы не пропустить ничего интересного. Они искали среди команды Агафона и Теодора, но их не оказалось, и Пеппи
Пеппи так крепко сжимала в своих объятиях всех матросов, что у них хрустели рёбра. А потом она посадила капитана себе на плечи и понесла его, пробиваясь сквозь толпу, через весь город, домой, на свою виллу. Томми и Анника шли следом за Пеппи, держась за руки.
– Да здравствует король Эфроим! – кричала толпа, и все понимали, что это большой день в истории города.
Несколько часов спустя капитан Длинныйчулок уже лежал в постели и спал богатырским сном, он храпел так, что весь дом сотрясался. А на кухне Пеппи, Томми и Анника сидели вокруг стола, с которого ещё не убрали остатки роскошного ужина. Томми и Анника были молчаливы и задумчивы. О чём они размышляли? Анника думала о том, что если всё хорошенько взвесить, то, пожалуй, выяснится, что жить дальше нет никакого смысла, а Томми пытался припомнить, есть ли на свете хоть что-нибудь хорошее, но так и не мог ничего найти. «Жизнь – настоящая пустыня», – думал он.
Зато Пеппи была в превосходнейшем настроении. Она играла с Господином Нильсоном, который осторожно ходил по столу между тарелками, приставала к Томми и Аннике, то насвистывала, то напевала, то даже принималась плясать и, казалось, совершенно не замечала, что её друзья чем-то подавлены.
– До чего же здорово снова отправиться в плавание! – воскликнула она. – Снова оказаться на море, вот счастье!
Томми и Анника горько вздохнули.
– Ух, как мне не терпится увидеть страну Веселию. Представляете, лежать день-деньской на песочке и пробовать большим пальцем ноги, тёплая ли вода в этом самом тёплом синем море, да глазеть по сторонам, а время от времени раскрывать рот, чтобы туда смог упасть спелый-спелый банан.
Томми и Анника вздохнули.
– Я думаю, что играть с негритятами тоже очень забавно!
Томми и Анника снова вздохнули.
– Что вы всё вздыхаете? Вы не любите негритят?
– Любим, – сказал Томми, – но мы думаем о том, что ты не скоро, наверное, вернёшься сюда.
– Да, конечно, – радостно подтвердила Пеппи. – Но в этом нет ничего печального. Я думаю, в Веселии будет очень весело.
Анника с отчаянием поглядела на Пеппи:
– О Пеппи, когда ты вернёшься?
– Ну, этого я не знаю. Я думаю, к Рождеству, но это не точно.
Анника просто застонала.
– Кто знает, – продолжала Пеппи, – может, в Веселии будет так хорошо, что мне вообще не захочется возвращаться домой. Гоп, гоп! – закричала Пеппи и снова сделала несколько танцевальных па. – Быть негритянской принцессой – совсем неплохое занятие для девочки, которая не ходит в школу.
Глаза у Томми и Анники как-то подозрительно заблестели. И вдруг Анника не выдержала, уронила голову на руки и громко заплакала.
– Но если всё взвесить как следует, то я всё же
думаю, что я не останусь там навсегда, – сказала Пеппи. – Мне кажется, что придворная жизнь мне в конце концов наскучит, и в один прекрасный день я скажу вам: «Томми и Анника, как вы думаете, не пора ли мне вернуться?»– Ой, как мы будем рады, когда ты нам это напишешь! – воскликнул Томми.
– Напишу? – переспросила Пеппи. – А вы разве глухие? И не подумаю писать, а просто скажу вам: «Томми и Анника, нам пора отправляться домой».
Анника подняла голову и поглядела на Пеппи, а Томми спросил:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что я хочу сказать? Вы что, перестали понимать по-шведски? Неужели я забыла вам сказать, что мы вместе поедем в Веселию. Честное слово, я думала, что вам об этом сказала.
Томми и Анника повскакали с мест. Они едва могли перевести дух и были не в силах вымолвить ни слова. Но в конце концов Томми всё же сказал:
– Да что ты болтаешь, папа и мама нас никогда в жизни не отпустят!
– А вот и нет! – сказала Пеппи. – Я уже обо всём договорилась с твоей мамой.
Снова на кухне воцарилось молчание, и длилось оно не меньше пяти секунд. А потом раздались два диких вопля – это Томми и Анника кричали от радости. Господин Нильсон, который сидел на столе и пытался намазать маслом свою шляпу, удивлённо взглянул на детей. Ещё больше он был удивлён, когда увидел, что Пеппи, Томми и Анника взялись за руки и принялись скакать вокруг стола. Они так прыгали и кричали, что в конце концов с потолка упала люстра. Господин Нильсон недолго думая выбросил в окно нож и тоже принялся плясать.
– Ой, до чего же это здорово! – сказал Томми, когда все они немного успокоились и уселись на пол в чулане, чтобы всё обсудить.
Пеппи кивнула в ответ.
Да, это и в самом деле было здорово. Томми и Анника поплывут с ней вместе в Веселию! Конечно, все старухи, знакомые фру Сёттергрен, приплетутся к ним и начнут зудить:
– Само собой разумеется, ты это не всерьёз! Не можешь же ты отпустить своих детей в такую даль, в какое-то Южное море. Да ещё с Пеппи! Нет, нипочём не поверим, что ты всерьёз приняла такое решение.
Но фру Сёттергрен им скажет:
– А почему бы мне этого не сделать? Дети перенесли корь, и доктор сказал, что им необходимо переменить климат. Пеппи я знаю уже давно, за всё время она никогда не делала ничего такого, что повредило бы Томми и Аннике. Нет, никто не будет о них лучше заботиться, чем Пеппи, – вот моё мнение.
– Да что ты! Да как ты! Отпустить детей с Пеппи Длинныйчулок! Что за дикая мысль! – скажут старые тётки и брезгливо поморщатся.
– Да, именно с Пеппи! – ответит им фру Сёттергрен. – Быть может, Пеппи и не всегда умеет себя прилично вести, зато у неё золотое сердце. А это важнее хороших манер.
Ранней весной, когда было ещё холодно, Томми и Анника впервые в жизни покинули наш маленький городок и вместе с Пеппи отправились в далёкое путешествие. Они стояли все трое на палубе и махали руками, а свежий весенний ветер надувал паруса «Попрыгуньи». Они стояли все трое – вернее, все пятеро, потому что и лошадь и Господин Нильсон поднялись на борт вместе с ними.