Перед бурей
Шрифт:
— Фу-ты, черт побери меня со всеми потомками! — буркнул сердито старший, который был подороднее своего спутника, останавливая у опушки коня и окидывая взором все ледяное пространство, — здесь, что ли, велено строить войска?
— Так точно, пане ротмистре, — ответил младший, по берегам узкого рукава: тут внизу на льду и станет между нами это быдло, а против него на широком озере еще нужно поставить артиллерию.
— Знаю и дивлюсь таким предосторожностям с горстью безоружных, — проворчал с досадою ротмистр, — мне только неизвестно, это ли самое место?
— То самое... это и есть Маслов Став.
— А чтоб им всем бестиям завалиться в этом ставу, — сердито продолжал браниться старший, выезжая на середину пруда, —
Младший, лицо которого, молодое и розовое, представляло смешной и поразительный контраст с посеребренными инеем усами и бровями, бросил искоса насмешливый взгляд на «благородное тело» своего спутника и заметил, похлопывая руками:
— Ну, зато нам в замке поднесут по доброму келеху, а хлопству этому на Масловом Ставу шиш с маслом.
— Славно сказано, пане-товарищ, клянусь своим патроном, славно... Хоть наш литовский мед лучше венгржины. — вскрикнул старший, — только я думаю, — разразился он смехом, — его милость пан коронный гетман пожалеет и масла для этих банитов!.. [51] Одначе забивай, пане, значок: солнце поднялось высоконько, а наш гетман, сам знаешь, любит точность.
51
Банита – изгнанник, человек вне закона.
Пан поручник слез с коня и в несколько ударов забил в лед длинную и острую пику, к концу которой привязан был красный с белым значок.
Вскоре из просеки стали показываться всадники по два, по четыре в ряд. Вооружение их отличалось такою же роскошью и излишеством Сверх медных и серебряных лат всадники перевязаны были накрест драгоценными алыми, розовыми и голубыми шарфами. Слева к седлу прилажен был палаш, а справа — длинная и узкая шпага с круглым тяжелым эфесом. Кроме того, каждый держал в правой руке красивый бердыш [52] с длинною рукояткой; к левой же руке к локтю прихватывалось ремнем огромнейшее копье, утвержденное в левом стремени. Лошади под всадником, чрезвычайно красивые и породистые, выступали гордо и величаво, изгибая свои красивые шеи и слегка вздрагивая тонкою кожей. Но, несмотря на угрожающее вооружение, пышное войско решительно не имело грозного вида; казалось, что это собрались вельможные дворяне на роскошный бал или на королевский турнир.
52
Бердыш – вид древнего оружия, имеет форму топора с закругленным лезвием на длинной рукоятке
Всадники, прибывая все более, размещались равномерно по двум берегам и вытягивались параллельными, блестящими линиями вдоль узкой полосы льда. Гусары стояли у опушек, а за ними уже в лесу помещались многочисленные слуги. Прямо против этого узкого рукава выехали четыре орудия и снялись с передков; по обеим их сторонам разместились музыканты с длинными, завитыми рогами и серебряными литаврами.
— А вот, кажись, и козаки, пане ротмистр! — указал молодой гусар на вершину узкого рукава става.
Действительно, с той стороны леса подвигалось чинно и стройно козацкое войско Сначала показалось малиновое знамя, затем выехали довбыши с бубнами и серебряными литаврами в руках, за ними ехали козаки, державшие бунчуки, перначи и камышины, а за этими уже на некотором расстоянии двигалась по шести в ряд козацкая старшина, а за ними простые рейстровики, по два от каждой сотни.
Одетые в гладкие синие жупаны, в смушевых шапках с красным верхом и золотою кистью, они подвигались темною и молчаливою массой. Их немногочисленное оружие казалось ничтожным перед блеском и пышностью польской гусарской сброи. К поясу каждого козака прицеплена была кривая сабля, за поясом торчали пистолеты, мушкеты висели за спиной. Лошади их выступали спокойным, привычным шагом, слегка поматывая роскошными гривами— А это кто впереди едет,
пан-товарищ? — спросил ротмистр, поворачиваясь к своему собеседнику.— Вон тот, на вороной лошади, неказистый из себя?
— Да!
— Это их старшой, Ильяш Караимович {81} , нынче ведь, после Павлюцкого бунта, гетманов им обирать запретили.
— А, сто куп ихней матери дяблов в спину, а не гетмана! — ругнулся пан ротмистр, выпячивая вперед свои богатырские усы. — Слышим мы все в великой Литве, как у вас о козаках с великим страхом толкуют, а как погляжу я на эту голую рвань, так, кажись бы, и покрыл их своею рукой!
81
Караимович Илляш — генеральный есаул реестрового казацкого войска. Не принимал участия в восстаниях 1637-1638 гг. Преданно служил польскому правительству, за что в декабре 1637 г. был назначен Н. Потоцким старшим реестра, а при оглашении «Ординации» на Масловом Ставу — войсковым есаулом. Придерживался соглашательской политики по отношению к польскому правительству и панству, предавал интересы украинского народа. Убит казаками в 1648 г.
Пан-товарищ смерил взглядом широкую руку пана ротмистра, но ответил, покачавши головою:
— Не говори так, пане: ты их в бою не видал.
— Однако строится хамье ловко! — произнес уже с некоторым удовольствием пан ротмистр, продолжая наблюдать за козаками.
— Ге! Что это? Если б ты увидел их, пане ротмистре, в битве, — махнул рукою товарищ, — любо-дорого посмотреть!
— Коли молодцы, так люблю! А это кто, пане, видишь, вон там, впереди рядов, за полковниками на белом аргамаке едет? Славный конь! Клянусь святым Патриком, трудно и отыскать такого!
— Вон тот? — переспросил товарищ, смотря по направлению руки ротмистра. — За ним джура на гнедом коне едет?
— Тот, тот!
— А!.. Кажись, их писарь войсковой Богдан Хмель.
— Гм! Ловко! — удивился пан ротмистр, поведши мохнатою бровью. — Смотрит гетманом, и собою хорош, и посадка важная, да и конь... Об заклад бы побился, что он не хлопского рода.
Между тем раздавшийся за ними шум заставил разговаривающих обернуться.
— В строй! Стройся! — крикнул ротмистр, обращаясь к гусарам.
Лошади и люди зашевелились и застыли блестящими неподвижными колоннами.
Из лесной широкой просеки с противоположного конца медленно спускался на озеро пан коронный гетман Станислав Конецпольский. Поверх лат на пане гетмане был наброшен короткий меховой кафтанчик, вместо шлема на голове его была бобровая шапка с прикрепленным бриллиантовым аграфом белым страусовым пером. Лицо гетмана, подрумяненное морозцем, смотрело свежо и торжественно. Рядом с гетманом на сером скакуне ехал польный гетман Потоцкий. Лицо его, изношенное, дряблое, даже на холодном воздухе казалось безжизненным: зеленоватые осунувшиеся щеки, тонкие, синие, завалившиеся губы с редкими, словно вылезшими усами производили отталкивающее впечатление. Серые волосы гетмана были коротко острижены; на подбородке клочками торчала седоватая, также коротко остриженная борода. Круглые, выцветшие, зелено-серые глаза гетмана глядели из-под сросшихся бровей холодным, злобным взглядом. Когда гетман улыбался, губы его некрасиво кривились, а глаза глядели тем же тусклым, мертвым и злобным взглядом. Рост польного гетмана был весьма ничтожный, и даже когда он сидел на коне, этот недостаток сразу бросался в глаза.
За обоими гетманами на небольшой лошадке ехал, окруженный блестящею свитой, молоденький сын коронного гетмана.
— Пан гетман, пан гетман! — пронесся кругом шепот, и все замолчали.
Вельможное панство ехало осторожно по льду и остановилось позади артиллерии.
Тихо и бесшумно обнажились перед ним козацкие головы.
Потоцкий выехал несколько вперед, окинул довольным взглядом своих гусар и потом, скользнув прищуренными глазами по козакам, позеленел от злости.