Перед прочтением сядьте!.. Остроумные и непосредственные рассказы из нешуточной, но прекрасной жизни
Шрифт:
Раздался режущий слух визг тормозов. Как один ахнули прохожие на панели.
Когда Ваньку с переломом ноги и руки грузили в карету скорой помощи, сумасшедшая красавица маячила в дверях, тянула шею и причитала: «Это мой, мой! Я с ним в больницу поеду, пустите!» – и вправду, буром лезет внутрь.
«Добить меня рвётся!» – понял Ванька и истошно задрыгал на девку целой ногой, орёт:
– Да я первый раз вижу эту ведьму! Ходу отсюда, ходу, сейчас всех соломкой почикает! А-а!
Двери захлопнулись, машина тронулась. В окне удалялась красавица: руки картинно прижаты к молодой груди, в порывистой фигуре, прекрасном лице и глазах отчаяние.
– Первый раз видишь? А чего она тогда убивается? Да ещё такая красавица, – недоверчиво спросил здоровущий фельдшер, терпеливо распределяя дергающегося заморыша по каталке. Ванька вдруг отметил, что ему чертовски приятно, что такая красавица по нему убивается, а фельдшера он подковырнул:
– Невеста моя! Видеть её больше не могу, надоела! Понял ты, дядя в чепчике?
Фельдшер присвистнул и усилил нажим на перевозбуждённого клиента.
Следующим днём, после скромного больничного завтрака, Ванька заснул ненадолго, а, открыв глаза, увидал Соню. Подперев щёчку, девушка торчала на табурете подле койки и не сводила с Ваньки печального обволакивающего взгляда, что сестрица Алёнушка с единокровного глупого козлёнка… Увидев, что больной проснулся и испуганно заметался, чтобы немедля бежать или нырнуть под кровать, повелительно прикрикнула:
– Лежите спокойно! Да лежите же, говорю!
Два соседа по палате заржали как кони. Ванька взял себя в руки, а она уже очень тепло:
– Как Вы себя чувствуете, Ваня? Добрый день.
– Д-д-добрый. Н-н-ничего, – мычит тот и не знает, куда деть гипс, из которого торчат пальцы ноги, – а известно какие у одиноких мужчин непростой судьбы и грубых профессий могут быть пальцы на ногах…
– А я не спала всю ночь, переживала. Что говорят врачи?
– Говорят, скоро выпишут, говорят.
– Уф! А я вся извелась!
В глазах у Сони краснота. Видать, не врёт. Ваньке это опять польстило. Да и у протрезвевшего Ивана с самого утра девушка не шла из головы.
«И никакая она не сумасшедшая – так, психованная, как все бабы», – думал Ванька, а в башке по извилинам, методично и сладко их раздвигая, упорным слизнем ползла мысль, что и правда неплохо с такой эффектной штучкой закрутить, да и расписаться всем на зависть. Заманчиво и зыбко становилось на душе. Иван не чаял уже увидеть девушку, а она вот, тут как тут! Ванька был смущён и заинтригован, не знал, как быть. Не прогнать ли от греха? А то как-то всё слишком непривычно, с бухты-барахты…
А Соня говорит:
– Я Вам крепкий куриный бульон принесла и апельсины.
Ванька повременил прогонять: «Что я, больной, от апельсинов и бульона отказываться? На казённой-то размазне и тушёной капусте далеко не уедешь!» И вот девушка уже потчует его душистым бульоном с ложки и апельсин ошкуривает.
Едва за Соней закрылась дверь, как соседи по палате набросились: кто да кто такая? На артистку похожа! Эх и хороша!
– Даа… Так… Неважно кто, в общем… – отмахнулся Ванька и не знает, что и думать, голова кругом.
А на следующий день Соня принесла заботливо укутанную кастрюльку с котлетами и картофельным пюре, обильно заправленными аппетитной густой подливой. Соня помогла Ивану сесть, покрыла колени крахмальной салфеткой и влюблёнными глазами следит, как он с аппетитом трескает из кастрюльки ещё горячее усиленное питание. Таких толстых вкуснющих котлет Ванька
отродясь не едал.– Вкусно? – спрашивает девушка и подаёт больному домашний компот.
– Вумвотъешь! – с набитым ртом отвечает разрумянившийся Ванька, а у самого в голове самодовольное: «А что, втюрилась в меня. Что ж, всякие неприятности у женщин случаются, что поделать… А я зуб починю, костюм по фигуре пошью, к хорошему парикмахеру запишусь, куплю польский одеколон и такой кекс и изюмом стану, что ого-го!»
А Соня поясняет:
– Это потому, что у меня чугунная старинная сковорода. На ней котлеты и цыплёнок табака отлично выходят. Хотите завтра цыплёнка табака скушать?
Ванька неопределённо пожал плечами, а Соня едва в ладоши не хлопает, мол «Хочет! Хочет, родненький!» А соседи по палате только диву даются и завистничают!
А потом зашла несколько развязная молодящаяся медсестра с какими-то таблеточными пилюлями и витаминами для Ваньки. Так Соня на неё так зыркнула волчицей, что сестра исчезла, не оставив инструкций по употреблению препаратов, а Ванька остался в некоем недоумении.
Следующим днём он, как проснулся, так в самом отличном настроении принялся ждать Соню и цыплёнка табака. Жизнь, кажется, наконец-то повернулась к Весёлкину симпатичным лицом. А тут вошла давешняя сестра и интересуется, кем ему приходится Соня.
– А что такое? – неприкрыто самодовольно спрашивает Иван.
– Да так, – пожимает плечиками сестра. – Просто прежде я в психиатрической клинике работала. Так она Соня, кажется? Видите, помню. Так она там периодически полёживала.
У Ивана резко пропало настроение к цыплятам табака, и он упавшим голосом спрашивает:
– А зачем она полёживала? Может, она в обед газеты кушала, не дочитав, или в политическую эмиграцию намылилась? Что?
– Почти угадали, – лыбится сестра. – У неё устойчивый бзик – по уши втрескаться в такого гражданина, что без слёз и порции валерианы с корвалолом не взглянешь.
Просвистев, камень лёг в огород, точно на едва-едва робко раскрывшийся цветок человеческих чаяний. Ванька насупился.
– Втрескается и ну ревновать михрютку на ровном месте. И в умопомрачении сковородой чугунной его хрясь до сотрясения! Соню – в психушку: подлечат и выпускают до следующего раза. Два случая уже было… – многозначительно сказала сестра, всем видом намекая на третий…
– Пфф! – громко выдохнул Иван. Звонко хлопнул себя по ляжкам и в духе «Ну ты глянь, чего делается!» взъерошил волосы.
– Пфф! А я-то думаю… Я-то уже, а оно вон чего… Эх и напугала ты меня, тётя! А с больными надо как можно щепетильно, слышишь?! А если у меня теперь кости криво срастутся?! Я-то уже думал, что серьёзное. А таких забавных кулинарных случаев в нашем фабричном общежитии высокой культуры проживания полно. Ха-ха! Вот если бы Соня топором кого перекрестила или крутым кипятком в морду плеснула – это да. Подумаешь, сковородка! А ты не блуди!
Сестра поджала губы, а к Ивану вернулось хорошее настроение. Он с теплотой подумал: «Пущай ревнует. Меня ещё никто не ревновал. Прямо как в кино до восемнадцати! А за такие жирные котлеты и цыплят можно и потерпеть. Тем более от такой писаной красавишны. Это даже возвышает. Да и бьёт – значит любит, так-то…»
Первое свидание
Что делает любую женщину влекущей и манкой (не путать с крупой)? Элегантная непринуждённость при любых обстоятельствах!