Перед прочтением — сжечь!

— Я всё собирался купить, да не успел…

Батюшка кивнул головой и, вынув из сумки простой алюминиевый крестик на толстой жёлтой веревочке, надел мне его на шею.

— Ну, вот и всё. Вставай, бери сосуд с водой, а я возьму крест и кадило. Пойдём. Господь с нами, Он не оставит нас без Своей помощи, — и мы двинулись к двери, за которой нас ждал испоганенный нечистью город…

Послесловие НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Честно говоря, я не знаю, что ещё можно добавить к этой истории. Сегодня, когда я сижу в своей новой московской квартире неподалёку от церкви Николы в Хамовниках, а мимо меня, бережно нося далеко выступающий впереди себя живот, расхаживает моя беременная жена Светка, я и сам уже не знаю, было ли всё это на самом деле или только привиделось мне в каком-то страшном сне, навеянном прочитанными книжками. Я перестал понимать свою память. С одной стороны, она не расстаётся ни с одной из самых мельчайших подробностей тех кошмарных недель, которые почти полностью погубили мой родной город, а с другой — почему-то страшно не любит туда возвращаться, а, натыкаясь во время случайных блужданий по лабиринтам прошлого на эпизоды этого жуткого лета, взирает на них, как на чью-то нелепую выдумку или один из тех почти неотличимых друг от друга фильмов, которые нам крутят по телевизору в серии «Секретные материалы».

Я думаю, что лучше всего вообще вычеркнуть всё случившееся из своей памяти и жить, ни о чём не думая и не помня, и, правду сказать, именно так я и пытаюсь делать, и в большинстве случаев мне это вполне удаётся. И только иногда, когда я подхожу ненароком к книжным развалам или прилавкам книжных магазинов и натыкаюсь взглядом на почти неотличимые друг от друга романы Стивена Кинга, Саймона Кларка, Джеймса Герберта, Бентли Литтла, Барбары Хэмбли, Томаса Преста и Джеймса Раймера, а также сотни аналогичных произведений других авторов, которые встречают меня оскаленными черепами, вампирьими рожами и объятыми пламенем фигурками людей на обложках, рука моя непроизвольно тянется к надетому мне на шею отцом Вениамином ещё там, в подвале погубленного нечистью Красногвардейска, алюминиевому крестику, и я произношу всего одну-единственную короткую фразу: «Господи, помилуй!» — но произношу её снова и снова, снова и снова, снова и снова…