Перед рассветом

Этот Джеймстаун, расположенный на восточном побережье в Эурике, Калифорния, образовался после Лос-Анжелесского Землетрясения 2012 года. То, что началось с нескольких картонных лачуг, переросло в последствии — следуя новым государственным тенденциям — в настоящий город за прошлые семь лет, здесь были бары, торговые центры, церковь и даже школа. Занимая акры, которые принадлежали заповеднику Секвойя, Джеймстаун использовал вольеры для животных в своих целях.

Хотя большая часть заповедника была превращена в человеческое жилье, обезьянник давно был переделан в бар с аналогичным названием, и в нем работали люди, по крайнем мере технически. Оградой «Обезьяннику» (который неоновая вывеска называла баром) была большая роща величественных деревьев, которую большинство людей, — даже того сорта, что приездажают вот в такой Джеймстаун, — предпочитало ночью обходить стороной. Несмотря на то, что деревушка была вполне миролюбивой, лес был центром плохих вещей, происходящих здесь: обычных… убийств, изнасилований, грабежей. Лесной растительности никогда не доставало удобрений благодаря потоку разлагающихся тел.

Через дорогу от «Обезьянника» военные палатки, поставленные вокруг старых зданий зоопарка, давали приют сотням путешественников, которые оставались здесь на срок от трех дней до трех или четырех месяцев в зависимости от их возможности — финансовой или физической — двигаться дальше.

Последние несколько недель палаточный лагерь был домом для банды варварских байкеров СоКол, остатков печально известной предимпульсной банды Ангелы Ада. Новые Геллионы относились к своему названию серьзно, купались в славе своих предшественников и пытались жить так, чтобы соответствовать этому имиджу каждый день, на каждой дороге.

Фигура, прогуливающаяся по этим мерзопакостным постимпульсным трущобам, как если бы это была безобидная уличная ярмарка, принаддежала подтянутой, красивой, грудастой темнокожей женщине с высокими скулами, широким носом и огромными карими глазами, подчеркнутыми голубыми тенями. Ее темные брови были изогнуты в иронической уверенности, и это было не выражение, и ее объемные косички были украшены несколькими розовыми полосами.

Для одинокой женщины в подобном городе, «Чудачка Синди» МакИчин не показывала страха… более того, она его не чувствовала.

Кожаные штаны облегали ее фигуру как вторая кожа, угольно-черные, с оранжевой полосой обнаженного живота наверху, она едва нуждалась в маленькой маечке, которая обнажала подтянутый животик, вершины грудей и плечи, словно бросая вызов. И не удивительно, что множество мужчин приняло этот вызов, на эту женственную фигуру устремилась пара липких взглядов байкеров, выходивших из Обезьянника.

Вы, ублюдки, можете смотреть, думала она, на ее ногах были туфли на шпильке, но двигалась она так легко, будто танцевала. Вы никогда не видели никого, похожего на Чудачку Синди, но не смейте трогать, варварские отродья…

Пересекая улицу, сотрясая данными ей Богом прелестями, Чудачка Синди чуть было не врезалась в пару байкеров, выходящую из «Обезьянника».

Привычная нахмуренность толстого мужчины мгновенно сменилась плотоядной ухмылкой, когда он увидел округлые формы, с которыми он почти столкнулся. У него были длинные спутанные темные волосы, которые мылись время от времени, носил он рваных джинсовый жилет с обязательными джинсами и ботинками. Несмотря на тяжелый пивной живот руки байкера могли толщиной соперничать с растущими неподалеку секвойями, каждый бицепс был обвит вытутаированными змеями, которые волновались при сгибании рук.

— Моя вина — протянула Чудачка Синди.

Парень обвил свою змеиную руку вокруг своей спутницы, тощей, маленькой бывшей королевы выпускного бала, одетой в джинсы и кожаный жилет с цепями, с длинными светлыми волосами, усталыми голубыми глазами и душным воздухом вокруг нее. Наркотики и алкоголь до сих пор не отняли у нее остатки привлекательности.

Чудачка Синди улыбнулась женщине, та улыбнулась в ответ.

Большой пьяный байкер подумал, что улыбка предназначалась ему и сказал:

— Я мог бы принять твои извинения, Коричневый Сахарочек, — и сделал шаг к Чудачке Синди… что было ошибкой.

Первым, что он потерял, была болндинка. Выскользнув из-под обвитой змеей руки, королева бала, бросила ему:

— Будь проклят ты и твой Харлей! — и скрылась в палаточном городке, оставив байкера пялиться на Чудачку Синди.

— Эй, детка, — произнес он с все той же плотоядной усмешкой, его речь была немного нечеткой. — Трое это толпа, в любом случае.

Чудачка Синди положила руки себе на бедра и отклонила назад голову с афрокосичками:

— Ты что правда подумал, что я улыбнулась твоей жирной заднице?

Его лоб напрягся, поскольку он пытался думать.

Чудачка Синди продолжила свои наставления:

— Я улыбнулась сладкой цыпочке, которая пошла туда, — длинный палец указал направление, в котором ушла подружка байкера.

Его глаза расширились, а ухмылка поникла:

— Исус! Чертова лесбиянка!

Он сделал еще один шаг к ней, на этот раз угрожающий, но остановился, когда она приняла боевую позу.

— Будешь осуждать мои сексуальные предпочтения в другом месте… ты уверен, что хочешь туда? — спросила она.

Синди направлялась в Сиэтл, после того как не так давно ушла из армии. И женщина, ветеран она или нет, не проделала бы путь из Форта Худ, Техас, если бы не знала, как защитить свою задницу.

На секунду байкер решил отступить, но его эго взяло верх, и он достал складной нож. Нож с щелчком открылся, и в темноте сверкнуло лезвие.

Но с тем же успехом он мог начать играть в ножички, это не изменило бы реакцию Чудачки Синди, которая лишь слегка ухмыльнулась.

— Знай, что говорить, — сказала она, — проживешь дольше…

Велосипедист отодвинул несколько сальных локонов с глаз.

— Теперь ты должна извиниться, сука.

Она наклонила голову и стала разглядывать его, как если бы байкер был мелким шрифтом, который она пыталась разобрать.

— Знаешь, — начала она, — ты еще не сделал ничего, кроме того, что обзывал Чудачку Синди теми словами на букву «л» и букву «с»… и ты на полпути к тому, чтобы почувствовать мой ботинок в твоем отвратительном жирном заду.

Его глаза расширились на столько, что можно было увидеть белки, окружающие зрачки, и он употребил еще один эпитет — на этот раз на букву «б».

— Это раз… — сказала она. В этот момент он кинулся на нее, она отклонилась в сторону и нанесла удар из-за спины в ухо, когда он пролетал мимо нее, а затем пнула его под зад.

Это было вторым, что потерял байкер, его достоинство… если конечно оно было.

— Проклятье! — проревел он, хватаясь за краснеющее ухо, — Я отрежу твои чертовы патлы, черная сучка!