Перед вахтой

Командир Т-612 капитан-лейтенант Шермушенко, офицер культурный и самостоятельный, в предрассудки не верил. Ровно в восемнадцать часов понедельника согласно приказу корабль отвалил от стенки и направился малым ходом к выходу из гавани, но тут полетели шестерни в рулевой машинке, и пришлось стать на якорь. Рулевую машинку отремонтировали к полуночи, и стала она как новенькая. В ноль часов семнадцать минут вторника снялись с якоря и пошли в море. Словом и овцы целы, и волки не клацают хищными зубами от голода, а что касается рулевой машинки, то она и в самом деле нуждалась в переборке и небольшом ремонте, а на стоянке сделать этого не успели.

Курсантов расписали по боевым постам. Они пришили к верхнему карману рабочей блузы номера и по всем тревогам и авралам резво бежали на свои боевые посты наравне с матросами. Антон назначен был на боевой пост номер один в штурманскую рубку, дублером вахтенного офицера. Он возгордился такой честью и отпустил усы. Капитан-лейтенант Шермушенко джентльменски выбритый, нахмурил взгляд на эту поросль, но ничего не сказал, ибо носить усы военнослужащему не возбраняется.

— «Буря мглою небо кроет», — ворковал вахтенный офицер лейтенант Машкин-Федоровский, озирая громоздившиеся на норде тучи. — Старшина, определите место при помощи радиопеленгатора. Вы этому обучены?

— В лабораторных условиях, — отчитался Антон — А на море еще не приходилось.

— Вот и попробуйте применить на практике те навыки, которые вы получили в лаборатории, — сказал лейтенант Машкин-Федоровский.

Антон стал пробовать и минут через двадцать, вспотев от напряжения, изобразил карандашом на карте место корабля. Оно у него выражалось треугольником со сторонами по две мили. Лейтенант Машкин-Федоровский чистил ногти ножичком и ворковал в иллюминатор:

— «То как зверь она завоет, то заплачет как дитя».

— Готово, товарищ лейтенант, — доложил Антон. — Прав да, треугольник великоват получился…

Лейтенант Машкин-Федоровский бережно сложил ножичек, спрятал его в карман и приблизился к прокладочному столу.

— Ваша работа так же годится для целей навигации, — изложил он свое мнение, глянув на карту, — как солдатский сапог Наташе Ростовой для ее первого бала… Может быть, у нас плохой слух и вы не различаете минимум сигнала радиомаяка?

— Не имею причин обижаться на свой слух, — сказал Антон.

— Ах да, — вспомнил лейтенант, — кажется, это именно вы и воскресенье истязали хороший рояль в Доме офицера… Итак, попробуем повторить операцию совместно… — Лейтенант взялся за рукоятку настройки. — Только примем радиопеленг не за прямую линию, как это сделали вы, а за отрезок дуги большого круга.

— Вот оно что!

— А вы что думали, — проговорил лейтенант, настраиваясь на сигнал радиомаяка. — Тут расстояние не пять миль, а все двести. Сколько вас учат, что Земля круглая, а вы все никак не усвоите.

Лейтенант взял транспортир и линейку, три раза легко чиркнул карандашом, и на карте возник изящный треугольничек.

— Следующее ваше определение должно быть вот таким! — уткнул лейтенант в этот треугольничек свой свежевычищенный Ноготь.

— И надо же забыть, что Земля круглая, — вздохнул Антон.

— Вы, конечно, не забыли, а просто не потрудились обдумать предварительно свои действия, — вразумил его лейтенант Машкин-Федоровский. — Однажды мудрого Лукмана спросили: «У кого ты учился мудрости?» — «У слепых, — ответил мудрый Лукман, — которые, прежде чем поставить ногу, ощупывают место палкой». Думать надо, старшина второй статьи. Ощупывать мыслью то место, куда собираешься ступить.

— Хорошая наука, — поблагодарил Антон.

С северо-востока все быстрее и гуще надвигались лиловые тучи. Мощные волны мерно били тральщик в левую скулу. Содрогаясь, корабль валился на правый борт, потом переваливался на левый, снова выпрямлялся и опять встречал седогривый вал скулой.

— «Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней», — ворковал, глядя на плотный барьер туч, лейтенант Машкин-Федоровский.

Командир корабля всегда бдительно следил, чтобы никто из его экипажа не оставался без полезного занятия.

— Старшина, — сказал он Антону, — найдите боцмана, осмотрите с ним корабль и проверьте все штормовые крепления.

— Есть проверить штормовые крепления! — репетовал Антон.

Стоять, меняя точки опоры, в рубке ему уже надоело. Он скатился вниз по трапам, нашел Арифа Амирова, забивавшего «козла» в носовом кубрике, и передал ему приказание командира.

— Обязательно надо проверить, — сказал главный старшина и смешал на столе кости. — А вдруг морской шайтан мои веревки развязал?

Продуваемые кинжальным норд-остом, они обошли палубу от шпиля до кормового флагштока, проверяя крепежные снасти, пробуя узлы и подтягивая талрепы.

— Если морской шайтан поднимет корабль, перевернет и потрясет его, с палубы ничего не свалится, — сказал довольный Амиров.

— Так и доложу командиру, — кивнул Антон, но не сразу пошел докладывать, а завернул в кубрик.

Там свободные от вахт и работ матросы тоже забивали «козла» на отлично приспособленном для этой забавы столе с линолеумным покрытием. Удар кости по такому покрытию гремел, как выстрел сорокапятимиллиметровой пушки. Из курсантов в кубрике оказались Валька Мускатов и Доня Ташкевич. Валька ожидал у стола своей очереди, а серо-бледный Доня валялся, скрючившись, на койке, устремив в переборку выпученные, страдающие глаза. Антон пошевелил его за плечо:

— Никак заболел?

— Качка, так ее за уши… — простонал Доня. — Я и в прошлом году муки терпел на практике… да разве в прошлом году на Черном море так качало? Ой, мру!

— Надо тебе сухарик пожевать.

— Жевал…

— Хвост селедки?

— Сосал…

— Лимончик?

— Не в Неаполе.

— Тогда ступай на палубу, — предложил Антон. — Ветерком продует, легче станет.

— Не губи совсем, оставь в покое… — взмолился Доня. — Ведь я сейчас разобран на мелкие детали!..

— А где все ребята? — спросил Антон.

— В кают-компании. Старпом устроил занятие по военно-морской организации. Ой, погибель моя! — застонал Доня и свернулся в бублик.

Антон подошел к столу, взял за локоть Вальку Мускатова.

— А ты почему не на занятии?

Блуждающий взгляд овешанного мускулатурой Вальки скользнул по кубрику, задержался на Дониной койке.

— Не спрашивай, — скривился Валька. — Морской болезнью маюсь, нет спасения.

— А какие у тебя признаки? — удивился Антон. Матросы загоготали. Белокурый, с номером машинной команды на робе сказал с веселым пренебрежением: