Передача лампы

Слово джинаэквивалентно слову будда, они взаимозаменяемы, потому что во многих местах в буддистских писаниях Будду называют Джина, а во многих джайнских писаниях Махавиру называют Будда. Эти слова не являются ничьей собственностью. Они обозначают состояние, которое можно описать множеством разных способов с разных точек зрения.

Когда я был в Америке, посол Шри-Ланки в Америке написал мне письмо, в котором говорил, что мне следует перестать называть наши дискотеки по всему миру «Зорба-Будда», потому что это задевает религиозные чувства буддистов.

Я ответил: «Кажется, вы не знаете того факта, что слово „Будда“ не является ничьей собственностью. Оно означает „пробужденный“. И если Зорба станет пробужденным, никто не может ему помешать, у него от рождения есть право быть пробужденным. И все те, кто не пробудился, — Зорбы. Этот, может быть, не такой выдающийся Зорба, но по-своему, в небольшом масштабе, он живет жизнью, в которой нет пробуждения, он пребывает во сне. Поэтому вопрос о замене названия не стоит. Все мои усилия направлены на то, чтобы создать мост между Зорбами — спящими — и буддами — пробужденными. Это слово обозначает „пробуждение сознания“».

Кто угодно может быть послом страны, и это не означает, что он понимает. Он не ответил, потому что абсолютно ясно, что это слово не является ничьей собственностью. Каждый должен стать буддой. Это не должно задевать ваших религиозных чувств, это должно делать вас счастливыми, что даже Зорбы становятся буддами. Вы должны радоваться! Кто-то может быть послом, или президентом, или премьер-министром — спящий ум одинаков.

Только сегодня утром я говорил об Амийо, но она не смогла уловить суть, наоборот, она повела себя точно так, как ведут себя во сне. Это была ее записка: когда я смотрю на нее, она чувствует себя счастливой, полной блаженства, а когда я не смотрю на нее, она думает, что, возможно, я злюсь, возможно, она плохо справляется — ей грустно.

Я ей ответил, но, когда я уходил после лекции и посмотрел на нее, она закрыла глаза. Так ведет себя спящий ум. С одной стороны, она просит, чтобы я посмотрел на нее, чтобы она порадовалась, но когда я посмотрел на нее, она была такой злой, уязвленной, что закрыла глаза и даже не посмотрела на меня. И это не только в ее случае, так со всеми. Мы действуем из сна, мы не понимаем, что мы делаем и зачем.

Джина — это тот, кто покорил сон. Джайнизм не стал так известен, как буддизм, потому что он так и не стал мировой религией, он остался очень малочисленным течением в Индии. Тому были существенные причины. Во-первых, его монахи не могли покинуть Индию по тому простому соображению, что они не могли принимать пищу от того, кто не был джайном. Отправляясь в другую страну, вы не можете ожидать, чтобы люди из-за вашего появления обратились в джайнизм. А они не могли принимать пищу ни от кого другого, даже от индуистов или буддистов, ни от кого, только от джайнов. Поэтому он перемещались по маленькому кругу, они не могли выбраться из него.

Во-вторых, монахи их наиболее ортодоксальной ветви ходят нагими. Они не могут отправиться в более холодные страны, они вынуждены оставаться в теплых местах. Они не могут есть не вегетарианскую пищу. Весь мир не вегетарианцы, джайны — полные вегетарианцы.

В итоге эти ограничения не позволили им покинуть страну — к сожалению, все из-за этого. У них великая философия, способная дать многое человеческому пониманию, но это осталось в тени. Она так и не стала известна миру.

Даже сегодня их писания не переводятся. Кому интересно? Их минимум миниморум. Количество играет такую роль — но истине нет никакого дела до количества. Из-за того, что их было так мало, им удалось многое, что при ином раскладе в Индии было бы невозможно.

Например, вы не найдете в их общине ни единого нищего, они все богаты. Они должны были быть богаты, иначе было трудно выжить. Они были окружены людьми, которым хотелось их уничтожить. Они не могли взять в руки меч, потому что проповедовали отказ от насилия. Единственный способ выжить — иметь как можно больше денег. Это было их единственной силой.

И они стали действительно богатыми, настолько богатыми, что даже королям приходилось одалживать у них деньги. Не было нищих, не было необразованных. Из-за того, что их было так мало, они постоянно подвергались нападкам со стороны всевозможных философий, поэтому они вынуждены были защищаться и отточили свой интеллект. Они создали лучшие аргументы, чем кто-либо еще, потому что для других спорить было наслаждением, а для джайнов это был вопрос жизни и смерти. Они должны были выигрывать в спорах, иначе им пришел бы конец. Поэтому они развили логические системы, великие философии, которые следует сделать доступными для всего мира.

Но мир волнует только количество, а они не являются религией, в которую обращают, поэтому здесь невозможно появление огромного числа приверженцев, как у католиков. Они не обращают, потому что, по их убеждению, и я разделяю эту точку зрения, само усилие обратить кого-либо уродливо.

Вы можете пояснить свою философию, вы можете сделать свою философию доступной, и если кто-то захочет к вам присоединиться — это одно. Но прикладывать усилия, чтобы обратить человека, всеми правдами или неправдами затащить его в свою церковь, чтобы сделать вашу церковь более могущественной — это политика, это не религия.

Возможно, я рассказывал вам: я останавливался в центральной Индии — там есть небольшой район, где живут первобытные племена, Бастар. Я часто наведывался туда, чтобы посмотреть, как человек жил десять или двенадцать тысяч лет назад — они примерно на этом уровне. Они ходят нагими, они едят сырое мясо.

Я изучал, каким был человек и как он эволюционировал. Я жил… В те дни Бастар был штатом, и король Бастара был моим другом. Это был очень отважный человек, он так сильно меня любил, что за меня его и убили.

Правительство испугалось, потому что он был королем штата, и он был слишком подвержен моему влиянию. Он позволял мне пользоваться всеми его домами отдыха в горах, в джунглях Бастара, и они подумали, что если бы он захотел… потому что аборигены поклонялись ему как Богу, как в прошлом любая нация поклонялась королям как богам. Они все еще в прошлом, они не современные люди… и если бы он что-то сказал обо мне, они бы приняли это безоговорочно.

Главный министр Центральной Индии был сильно настроен против меня. Он был брамином и хотел, чтобы мне запретили посещать Бастар. Он сказал королю, король отказался. Он сказал: «Это мой друг, мне нравится то, что он говорит, и я не нахожусь ни под какой властью». Под каким-то предлогом были предприняты «действия по наведению порядка», и король был убит… тридцать шесть пуль, ни шанса на выживание. Его звали Бханждео. Благодаря ему я наслаждался полной свободой в его штате.

Я тогда жил в одном из его домиков для гостей и увидел в центре поселения костер: племя располагало свои прекрасные хижины по кругу. Я отправился туда — должно быть, было девять или десять часов вечера, — там христианский миссионер учил их настоящей религии, единственной настоящей религии, христианству.

Я сел там среди толпы, а миссионер не знал, что присутствовал кто-то со стороны. У него было ведро, полное воды, и горел костер — это был прохладный вечер. Он извлек из своей сумки две статуэтки: одну — Рамы, индуистского бога, а вторая была Иисус Христос.

Он сказал: «Видите эти статуэтки: это Рама, индуистский бог, которому вы поклоняетесь, а это Иисус, он наш бог. Я устрою им испытание, чтобы продемонстрировать вам». Он положил их обе в ведро с водой. Рама утонул, а Иисус остался на плаву.

Тогда он сказал: «Видите! — этот приятель не может спасти даже самого себя, как он может спасти вас? И посмотрите на Иисуса: при жизни он ходил по воде, и, даже будучи статуэткой, он остается на поверхности! Он может спасти вас».

И многие несчастные аборигены закивали: «Это верно. Вы можете убедиться сами — нет никаких сомнений».