Переделке не поддаётся
Шрифт:
Мать заплакала и обняла её за плечи. Лада брезгливо отстранилась.
– Ты вся пропахла спиртным и потом.
– Прости меня. Я что-нибудь придумаю, – она отправилась в ванную комнату.
Лада налила в тарелку бульон, приготовленный из последнего кусочка курицы, подвинула матери. После душа та стала выглядеть чуть лучше. На щеках появился еле заметный румянец.
– Завтра я выйду на работу.
– Хорошо, – кивнула Лада. – Я на это сильно надеюсь.
На следующий день, вернувшись из школы, она обнаружила в квартире изменения: из шкафа исчезли все вещи отца, со стен его фотографии.
– Куда ты дела фотографии папы? – с порога поинтересовалась она у матери.
Вероника Архиповна повесила пальто
– Положила в альбом.
– Альбом где?
– В кладовой.
– А где его вещи? Где клетчатая рубашка, серая футболка. – Лада, выстирав футболку и рубашку, время от времени надевала их, ощущая тепло и покой.
– Вещи забрала Света, отдаст знакомым.
Лада взяла ключ и отправилась в крохотную кладовку рядом с лифтом. Принесла альбом, положила в своей комнате в тумбочку.
– Мне невыносимо видеть его фото перед глазами, – Вероника Архиповна обхватила себя за плечи руками. – Ты сама сказала – надо жить.
– Жить, а не забывать напрочь.
Но мать пыталась именно забыть, она стала поздно возвращаться с работы домой, первое время Лада, приготовив ужин, ждала мать, а потом перестала. Пропасть непонимания между ними всё увеличивалась, делая их чужими. Горе не сплотило, а разобщило прежде родных людей.
Не прошло и трёх месяцев со смерти Олега Григорьевича, как соседи увидели Веронику Архиповну с одним мужчиной. Спустя неделю – с другим, через какое-то время – с третьим кавалером. Этот третий продержался дольше всех и вскоре провожал её до квартиры, подносил сумки. А ещё через месяц остался на ночь. Когда чужой человек покинул их дом, Лада угрюмо поинтересовалась:
– Как же так. Ты уже забыла папу?
Мать глянула на неё глазами, полными муки и боли.
– Стараюсь… хоть на минуту. У меня разорвётся душа, если не заполню её хоть чем-то. Я так любила твоего отца, что не могу оставаться в одиночестве. Здесь так жжёт, – она показала на сердце. – Я готова сделать что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.
Лада больше не задавала матери вопросов, каждый по-своему справляется со своей болью и потерями, но разочарование в единственно близком человеке осталось навсегда. Ей пришлось рано повзрослеть и научиться ценить каждый миг жизни.
После окончания школы подруги поступили в один институт на отделение экономики. К тому времени мать Лады наконец остановила выбор претендентов на роль супруга и вышла замуж.
Первый курс подруги проскочили без волнений и приключений, а на втором: Лада влюбилась. Безоглядно, страстно. Чувство оказалось взаимным. Сергей Ершов учился на четвёртом курсе, впервые она заметила его в библиотеке. Они с Тиной искали материал для доклада, Ладу угораздило рассказать смешной анекдот. Давясь от смеха, подруги пытались не привлекать к себе внимания. На предупреждение библиотекаря девушки замолчали минут на пять, потом, не выдержав, засмеялись так громко и заразительно, что заставили всех улыбаться. Пришлось покидать библиотеку, Тина извинилась перед библиотекарем. Лада, зажав рот рукой, направилась к выходу. Парень, сидящий за столиком у двери, подмигнул ей и послал воздушный поцелуй. Второй раз она увидела заинтересовавшего её студента в парке, когда каталась с ледяной горки вместе с детьми. Он наблюдал за шумной компанией и не спускал с Лады глаз. Незнакомец явно намеривался подойти, но тут её окликнула Тина.
– Ладка, хватит! Я совсем замёрзла. Пошли домой. Нужно до дискотеки реферат написать, а уже пятый час…
Студент до этого монолога явно не замечал сидящую на скамейке Тину, с любопытством посмотрел в её сторону. Перевёл взгляд на Ладу, покачал головой, а потом, как в библиотеке, послал воздушный поцелуй. Она показала язык, решив, что он осуждает её поведение. Незнакомец засмеялся, изобразил бьющееся сердце. Когда Лада вернулась к подруге, студент уже исчез.
Вечером
на институтской дискотеке незнакомец пригласил Ладу на танец, так начался их жгучий, тяжёлый роман, наполненный радостью и болью. Физически их тянуло друг к другу, между ними возникало столь сильное напряжение, что казалось: воздух искрит. Они могли долго гулять по городу, просто держась за руки, а если начинали целоваться, то до одури. Первый месяц из-за любовной горячки разговаривали только о себе. Первый тревожный звоночек разногласия прозвучал на улице. Лада кинулась помогать женщине, вкатить на пандус магазина инвалидную коляску с сидящим в ней подростком. Сергей не сделал даже попытки помочь, на её упрёк ответил:– Эта баба сама виновата, что оставила дауна в живых. Таких, как он, нужно убивать в младенчестве, а ещё лучше в утробе.
Лада оторопела. Глаза Сергея горели злобой и ненавистью, любимое лицо выглядело отталкивающе и незнакомо.
– На самом деле ты так не думаешь, – улыбнулась она вымученно. – Плохое настроение виновато?
Сергей твёрдо и уверенно заявил:
– Это моё мнение, и оно правильное. Дауны, инвалиды, нищие, бездомные и другие уроды только потребляют и не приносят никакой пользы. Они бремя для государства. На них тратятся деньги, которые могли пойти на другие нужды. Ты не задумывалась, сколько миллиардов уходит зря? Мы могли бы на эти деньги построить новые дороги, улучшить жизнь здоровых людей. Давно пора перейти от слов к делу и начать чистку от ненужного генетического хлама. Человеческое общество стало бы без них совершеннее.
Перед глазами Лады стояло улыбчивое круглое лицо мальчишки. Вот его-то как раз и причислил к генетическому хламу Сергей. В сердце кольнуло, будто кто-то ткнул в него иголкой.
– А ещё пенсионеры мешают, некоторые живут слишком долго. На них тоже много денег уходит, – произнесла она напряжённым голосом.
Сергей обрадовался поддержке, не заметив сарказма.
– Я уже думал об этом. Нужно ввести возрастной ценз, допустим предел семьдесят лет. Пока сами могут обслуживать себя и не нужно за ними ухаживать.
Лада не верила своим ушам, он, скорее всего, так неудачно шутит.
– А как быть с теми, кто заболел раньше этого предела и стал инвалидом?
– Не повезло. Им придётся уходить из жизни раньше. Нельзя быть балластом для родственников и государства. Ведь лежачие больные и люди, не способные жить самостоятельно, делают быт родных некомфортным, суживают возможности служебного и личного роста.
– И как предлагаешь, убивать их или расстреливать? – Лада всё ещё надеялась, вот сейчас Сергей обнимет. «Напугал тебя? Брось, я пошутил».
Сергей хмыкнул:
– Ух, ты настроена решительно. В наше время есть гуманный способ ухода из жизни. Мы же не звери какие. Чистку человеческого хлама нужно делать с помощью медикаментов. Легко, аккуратно и безболезненно. Знаешь, кто мой кумир из мира науки и медицины? Профессор Смородин. Он испытывал вакцину против полиомиелита на собственных детях и внучке. Вот это человещище. Жизнь ради общего блага.
Ладе захотелось выяснить до конца. Она осознала: он не шутит. Давно всё обдумал и верит в то, что говорит.
– И кто же будет принимать решение, кого отправить на тот свет, а кого оставить? Под эту лавочку можно недругов уничтожить, денежки прикарманить, квартирку себе отжать.
Сергей хлопнул в ладоши.
– А ты умница! Сразу поняла суть проблемы. Решать должна комиссия или назовём её команда уборщиков. Это должны быть честнейшие и проверенные люди. Чтобы не соблазнились деньгами, их оклады нужно сделать очень большими.
– Ты один так считаешь или у тебя есть единомышленники? – задала Лада последний вопрос; за время разговора её душа постепенно замерзала и превращалась в кусок льда. Острое разочарование и что-то похожее на апатию обессилило тело, захотелось немедленно присесть.