Передряга

— Спел? — переспросил я, потирая звенящее ухо.

— Спел. Знаешь что-нибудь народное?

— „Степь да степь кругом“.

— Вот её и пой.

Фокус не хитрый. В театре им пользуются довольно часто. Мафиозо пытался отвлечь меня от мысли о предстоящем побоище.

— Ладно, — вздохнул я. — Не стоит. Со мной всё в порядке.

— Я что, непонятно выражаюсь, мать твою? — Лицо его вдруг стало злым и напряженным. — Или ты думаешь, раз у тебя в руках пистолет, так мне уже не удастся свернуть твою дерьмовую шею? Я говорил: ты будешь делать то, что тебе сказано. Больше повторять не стану. Просто сломаю тебе мизинец. Пой!

Я нескладно затянул первый куплет, и… Сергей Борисович запел вместе со мной. Так мы и горланили, пока „БМВ“ пожирал километр за километром. Довольно скоро машина проскочила кольцевую автодорогу и помчалась по полупустому шоссе, удаляясь от Москвы. Сергей Борисович неожиданно чисто подтягивал вторым голосом и выглядел очень довольным. Мы спели „Ямщика“, затем „Мороз“ и „Колокольчик“. Потом перешли к „По Дону гуляет“. Когда я бодро затянул третий куплет, Сергей Борисович внезапно замолчал и сказал:

— Приехали.

Надо сказать, чувствовал я себя гораздо лучше, чем в начале нашей поездки. Пение, может быть, и не, прибавило мне сил, но зато сняло волнение. Коленки перестали дрожать. Пальцы лежали на рукояти пистолета гораздо увереннее.

„БМВ“ свернул с шоссе на широкую подъездную дорогу.

— Осталось километра три, — объявил мафиозо. — Приготовься. В бардачке лежит глушитель. Навинти на ствол.

— Глушитель? — опешил я.

— Ну да. Ты же не хочешь устроить переполох, еще не успев войти в дом, верно?

— Пожалуй.

— Поэтому я и предлагаю тебе надеть на пистолет глушитель. Давай.

Я порылся в бардачке, отыскал глушитель и неловко принялся накручивать его на ствол. Вместо нескольких секунд у меня это отняло три минуты.

— Отлично. Теперь передерни затвор. Молодец. Обоймы у тебя где?

— В кармане куртки.

— Переложи в джинсы. Из куртки они могут выпасть, когда нам придётся бежать.

— Нам придется бегать?

— Вообще-то мы не на прогулку сюда приехали. Во время перестрелки лучше двигаться быстро. Но, если тебе очень надоела жизнь, можешь, конечно, ходить пешком.

— Чёрт! А где твоё оружие?

— В багажнике.

Я вспомнил, как в гараже он достал из тайника, устроенного в стене „ямы“, что-то длинное, завёрнутое в кусок брезента.

— Ружьё?

Сергей Борисович посмотрел на меня и улыбнулся.

— Нет, Иван. С ружьем охотятся. Это автомат.

— Автомат?

— „АК-74“. Хорошая машинка.

— Тоже с глушителем?

— Где ты видел автомат Калашникова с глушителем? — Мафиозо засмеялся.

— Я их вообще не видел._#

— А в армии?

— Я не был в армии.

— Почему? Ты что, болен чем-нибудь?

— Нет. Просто я там никого не знаю. — Он засмеялся ещё громче. Мне же было не до смеха. — Как ты собираешься стрелять из автомата с одной рукой?

— Я же не сказал, что мне отрезали вторую руку. Я сказал, что она плохо работает. Но поддержать автомат смогу:

— Будет много шума?

— Ещё сколько.

— Зачем тогда нужен глушитель на пистолете?

— Чтобы спокойно войти в дом. Не задавай дурацких вопросов.

— В доме много народу?

— Не думаю. Человек пятнадцать, не больше. Если застанем их врасплох, управимся за несколько минут.

Голос мафиозо звучал хотя и деловито, собранно, но довольно обыденно. Сергей Борисович словно обсуждал со мной вопрос быстрой разгрузки вагона. Или покраски стены в квартире. Этот человек делал РАБОТУ, к которой привык и которая давно уже не вызывала у него эмоций.

Дом Тимофея стоял в стороне от других. Это оказался шикарный трехэтажный коттедж, крытый белой черепицей. Выдержанный в готическом стиле, он был облицован серой мраморной плиткой. Внушительные окна-арки, небольшая мансарда и башенка-пристройка довершали картину. Если бы не спутниковая антенна-тарелка, дом казался бы совершенным. Обнесенный высоким бетонным забором, он сиял огнями. Где-то у крыльца лаяла собака.

— Кавказ, — спокойно сказал мафиозо. — Здоровенная зверюга. Специально на людей натасканная. Осторожнее. Не подпусти ее близко, иначе глотку порвет.

Остановив „БМВ“ метрах в двадцати от ворот, он обошел машину, открыл багажник и достал из него автомат. Настоящий „Калашников“. Щёлкнул затвором. Затем мафиозо повесил его на шею, сдвинул на бок, скрывая оружие полой плаща, кивнул мне.

— Ну, пойдем, рыцарь печального образа. Дульсинея, наверное, тебя заждалась уже. — На его губах появилась улыбка. — Что белый-то такой? Боишься? Это нормально. Перед серьезной потасовкой все боятся.

— Ты тоже?

— А по-твоему, я не человек, что ли? Боюсь, конечно. Только меньше, чем ты. А ещё я умею держать себя в руках. — Он подмигнул мне. — Успокойся. Скоро тебе станет не до страха. Пошли.

Я выбрался из машины, захлопнул дверь. Со стороны водителя дверца так и осталась открытой. На мой вопросительный взгляд Сергей Борисович хмыкнул:

— Здесь не воруют.

Мы зашагали к воротам. Подойдя совсем близко, я заметил укреплённые над воротами телекамеры, дёрнул мафиозо за рукав.

— Смотри.

— Вижу, — кивнул он. — Поменьше волнение своё демонстрируй. Охрану переполошишь, — и добавил: — Эти парни ни хрена ничему не учатся.

— В каком смысле?

— В полукилометре отсюда есть один коттеджик. Уж на что там охрана была мощная. И сигнализация тебе, и камеры, и примочки разные электронные, и охранников два десятка, а все равно, нашлись ловкие парни, ковырнули коттедж.

— Это ты к чему?

— Да к тому, что высокий забор и обилие телекамер ещё никого от беды не спасали. Если у хозяев не слишком много в голове, то и телекамеры не помогут.

Мы подошли к воротам, Сергей Борисович нажал кнопку звонка, выдохнул, надув щеки, посмотрел прямо в объектив телекамеры. Даже подмигнул, по-моему. Щелкнул замок. Калитка открылась, в проеме обозначилась квадратная фигура. Я мог бы поклясться, что вижу перед собой оживший колосс Родосский, В парне было не меньше двух метров с хвостиком, а что касается мускулатуры… Как это говорят сейчас? Шварценеггер отдыхает. Вопреки моим ожиданиям, в руках у человека не было оружия.

— Папа? — изумленно проговорил „привратник“. — Ты жив? А мы тебя хоронить намылились.