Перегруженный ковчег

В этом цветущем саду беспрерывно порхали нектарницы, отливая металлическим блеском в свете солнечных лучей: иногда они на мгновение останавливались перед цветами, поддерживая равновесие дрожащими пестрыми крылышками. На поваленных деревьях, выделяясь на фоне зелени коралловой белизной, располагались стайки карликовых зимородков, маленьких, как крапивник, сверкающих лазурно-голубым, оранжевым и светло-коричневым оперением, с темно-красными клювиками и лапками. Стаи птиц-носорогов, завидев нас, прерывали трапезу на вершинах деревьев, перелетали дорогу, хлопая большими, взъерошенными крыльями со звуком, напоминающим огромные кузнечные мехи, и громко, пронзительно кричали.

Мы пересекли несколько деревянных мостов, перекинутых через мелкие быстрые речки с чистым белым песчаным дном. По берегам, во влажных, прохладных местах, куда с трудом проникали солнечные лучи, отдыхало множество бабочек. При нашем приближении они поднялись и начали порхать, создавая своей золотисто-голубой, зеленой, желтой и оранжевой окраской при переходах от света к тени картину фантастического калейдоскопа.

Время от времени мы проезжали поселки – группы разбросанных вдоль дороги хижин, окруженных небольшими участками маниока и одинокими пизангами, оборванные листья которых уныло свисали под лучами солнца. Своры захлебывавшихся от лая дворняг преследовали грузовик, дети с раздутыми животами стояли в канавах и, сверкая белыми зубами, энергично размахивали пальмовыми листьями. В одной деревне мы купили за полшиллинга большую связку бананов и накинулись на эти изысканные фрукты с такой жадностью, что вскоре нам стало нехорошо. В Кумбу приехали в сумерках. Над головами, в густой листве, пронзительно кричали серые попугаи. Я достаточно ясно объяснил экипажу грузовика, что утром мы хотим выехать как можно раньше. Затем мы поужинали и, усталые, закрывшись сетками от москитов, легли спать.

К нашему удивлению, в восемь часов мы были уже в пути, и, как бы компенсируя невзгоды вчерашнего дня, машина мчалась, как птица. В полдень мы перекусили на обочине дороги под раскидистыми деревьями, отстояв свои сандвичи от местных муравьев, запили завтрак теплым пивом. Между делом осмотрели окрестности с помощью полевых биноклей. Жизнь пернатых, как и вчера, казалась нам наиболее интересной: желтоголовые птицы-носороги с криками метались между вершинами деревьев, зимородки блестели на поваленных стволах, красивая ярко-коричневая и желтая кукушка с длинным клювом рассматривала нас во время нашего завтрака. Изящная кроваво-красная стрекоза пролетела над дорогой, колыхнулась в сторону и села на край моего стакана с пивом. Шесть больших муравьев медленно и методично ползли вверх по моей ноге, неожиданно к их компании по еле видимой ниточке сверху присоединилась маленькая зеленая гусеница. К вечеру мы прибыли в Мамфе и разместились в больших, неуютных, отражающих каждый звук комнатах гостиницы. Затем мы наблюдали, как бледно-розовые гекко выползли из щелей и начали на потолке горячую охоту за насекомыми. привлеченными светом нашей лампы. Гекко почти незаметно подползали по белому потолку к отдыхающей моли или мухе, с неожиданной быстротой бросались вперед и кусали жертву. В следующий момент насекомое улетало, а гекко после короткой паузы для отдыха и размышлений направлялись на поиски новой цели.

В Мамфе мы запаслись продуктами и различными нужными вещами, после чего стали обсуждать дальнейшие планы. Джон хотел посетить деревню Бакебе, в 25 милях от Мамфе, где, по рассказам местных жителей, водится много птиц. Я хотел ехать в Эшоби. Эта деревня находится севернее реки Кросс, на окраине почти необитаемого лесного района, простирающегося сплошным массивом на сотни миль к северу и вплотную примыкающего к безлюдным горам, в которых живут гориллы. Я чувствовал, что Эшоби – идеальное место для организации промежуточной базы, основную же базу Джон создаст в Бакебе. Занимаясь млекопитающими и пресмыкающимися, я.мог также и ловить птиц для Джона; собирая в Бакебе птиц. Джон попутно мог поймать и каких-либо интересующих меня млекопитающих и пресмыкающихся. Этот план был принят, я начал искать носильщиков для перехода в Эшоби (дороги туда не было) и нанял грузовик, чтобы доставить Джона в облюбованную им деревню, расположенную, к счастью, при дороге.

Настало утро нашего расставания. Мы с Джоном завтракали под деревьями во дворе гостиницы, когда появились десять моих носильщиков. Вид их не предвещал ничего хорошего.

– Не думаю, что ты дойдешь по Эшоби в такой компании. – с сомнением проговорил Джон. – Скорее всего ты будешь съеден ими, прежде чем вы успеете пройти полмили по лесу.

Один из носильщиков широко зевнул, обнажив крупные острые зубы. Предположение Джона стало казаться мне довольно реальным. В это время подошел парикмахер, чтобы подстричь меня перед уходом в Эшоби. Мысль о том. что перед уходом в лес следует подстричься, была высказана Джоном, и я счел ее вполне разумной.

Я сел, парикмахер почтительно накрыл меня простыней и приступил к работе. Вдруг носильщики начали дружно прыгать, отряхиваться и громко ругаться. Я ничего не понимал, пока не почувствовал на ноге несколько острых укусов; посмотрев вниз, я увидел колонну муравьев, приготовившуюся к атаке. Подо мной переливалась сплошная черная масса. Я позвал на помощь, двое слуг подскочили ко мне, закатали брюки и начали снимать с ноги муравьев. В это время во дворе появился мальчик с двумя крошечными детенышами дрила, тесно прижавшимися к нему. После непродолжительного, но шумного торга я купил обеих обезьянок. Муравьи успели уже добраться и до ног мальчугана, он бросил мне на колени обезьянок и поспешно убежал. Дрилы решили, что перемена владельца ничего хорошего им не сулит, и начали брыкаться, визжать и кусаться, как капризные дети. Создавшаяся ситуация заслуживает описания: носильщики прыгают, пытаясь избавиться от муравьев и очищая от них наш багаж, я усмиряю дрилов, путаясь при этом в простыне парикмахера, а двое слуг продолжают снимать с меня муравьев. Парикмахер давно не испытывал, очевидно, подобного удовольствия: он любовался веселой сценой, время от времени давал советы, ругал одного из носильщиков или слуг и рассеянно щелкал ножницами над моей головой. Один раз, когда парикмахер показал носильщику, какой багаж следует взять, разгорелся такой жаркий спор, что я ожидал увидеть на земле свое отрезанное ухо.

Постепенно мы распределили багаж, и Джон проводил нас до ржавого подвесного моста через реку Кросс. По другую сторону реки были лес и Эшоби. Мы стояли, наблюдая, как носильщики один за другим переходили мост в ста футах выше уровня темной воды. Достигнув противоположного берега, они исчезали в многокрасочной чаще леса. Когда последний носильщик скрылся из виду и до нас уже едва доносились голоса из лесу, я повернулся к Джону:

– Ну, дорогой друг, я ухожу в неведомое. Встретимся месяца через три.

– Желаю счастья, – ответил Джон и добавил – Полагаю, что оно тебе понадобится.

Я прошел по шаткому скрипучему настилу моста, ящерицы убегали от меня по высушенным солнцем доскам. На другой стороне я оглянулся и помахал Джону рукой. За широкой рекой, на фоне больших деревьев, он казался мне карликом. Я повернулся и быстро пошел по лесной тропинке, стремясь догнать носильщиков.

После долгих месяцев ожидания и подготовки наступил наконец знаменательный день.

Часть первая Эшоби

Глава I Днем в лесу

Я понимал, что когда появятся пойманные звери, мне придется уделять им много времени и я не сумею далеко уходить от базы. Поэтому я хотел использовать все возможности для скорейшего выхода в лес и, пока расчищалась площадка для нашего лагеря, сообщил в Эшоби о своем желании встретиться с вождем. Вождь, сопровождаемый четырьмя членами совета, прибыл в тот момент, когда я с нарастающим раздражением наблюдал за тщетными попытками пяти человек установить мою палатку.

Вождем оказался маленький, щуплый, смущенный человек, одетый в красно-желтую мантию, с оранжевым беретом на голове: он прижимал к груди крупную и очень рассерженную чем-то утку. Члены совета с елейными лицами и хитрыми глазами провели вождя мимо разбросанного в беспорядке снаряжения и подтолкнули ко мне. Он откашлялся, крепче прижал к себе утку и начал речь. Говорить ему, однако, было нелегко, утка окончательно вышла из терпения, захлопала крыльями перед лицом вождя и стала громко кричать грубым и жалобным голосом. Утка была большая и сильная, в один момент мне даже показалось, что она сейчас поднимется в воздух и унесет с собой вождя. Однако он устоял на месте и благополучно закончил речь. Берет его съехал при этом набок. По окончании речи вождь с облегчением сунул мне в руки утку, которую я немедленно передал Пайосу – своему помощнику-камерунцу.

Последовал продолжительный обмен любезностями между вождем и мной (в качестве переводчика выступал Пайос). Я объяснил цель своего появления в Эшоби и показал вождю и его спутникам рисунки и фотографии различных зверей: собеседники мои были очарованы, они тянулись к рисункам своими темными пальцами, смеялись, кивали головами, громко и одобрительно вскрикивали при виде каждого нового рисунка. Мы быстро договорились, я получил от вождя обещание прислать в качестве проводников лучших охотников деревни. В заключение беседы я подарил вождю две пачки папирос, и он, довольный, побежал к деревне. Вскоре вождя нагнали члены совета и, не обращая внимания на слабые протесты, ловко освободили его от большей части моего дара.