Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца
Шрифт:
Моро пожал плечами, вопрос был чисто риторический и не требовал ответа, да и не за этим он приехал в Петербург. Император словно прочитал его мысли и, усмехнувшись, заговорил дальше:
— Признаться, и мы не хотим войны, повторю еще раз. Хотя Англия предлагает мне семь фунтов за каждого солдата, причем просит выставить не меньше стотысячного корпуса…
Моро мысленно кхекнул от удивления, сумма потрясла его воображение. И это при том, что австрийцам и пруссакам, как он знал, Лондон соглашался выплачивать лишь по два фунта.
— Просто у нас хорошее оружие, генерал! — за спиной раздался уверенный голос императора. — А за прошедшее
— Я согласен с вами, сир… — глухим голосом произнес Моро, внутренне ежась от дьявольской проницательности русского царя. Действительно, то, что он увидел в битве при Нови, поразило его, как военного.
Русские орудия стреляли чуть ли не на лье, вдвое дальше, чем французские, а их снаряды были начинены гораздо более мощным веществом, чем порох. Моро прекрасно помнил, как взрывались они в воздухе белыми клубками, а их смертоносная начинка — железные шарики и осколки, валили на землю его солдат целыми шеренгами.
Да что пушки, скорострельные ружья собирали жатву более кровавую! Если самые лучшие нарезные лиможские штуцера стреляли на семьсот шагов, и в минуту можно было выстрелить лишь пару раз, причем солдат должен быстро производить перезарядку, орудуя шомполом, то русские винтовки прицельно стреляли на тысячу шагов, делая при этом в десять раз больше выстрелов.
Да еще их многоствольные пулеметы — Моро даже в мыслях научился выговаривать это трудное русское слово, свинцовый град которых буквально выкосил его кавалерию.
— Да, да, пулеметы, генерал!
Моро вздрогнул, он не ожидал, что русский император так легко начнет читать его мысли.
— Поверьте, когда у нас будет достаточно патронов, они станут царить на поле боя! Но уже сейчас каждый наш полк имеет по две такие установки, которых нет у вас!
«К нашему великому сожалению! — подумал Моро. — Будь у меня эти самые пулеметы, то ваш Суворов не смог бы прорвать ряды моих войск дикими казаками! Патроны, патроны, но где же их взять? Нужен капсульный состав, а вы, сир, — он поежился, чувствуя взгляд Петра между лопатками, — нам его ни за что не продадите, как тем же пруссакам. А без патронных ружей мы не сможем победить, и Гош, и Жубер это хорошо понимают, только зря солдат положим!»
Несмотря на мрачные размышления, Моро старался держать лицо непроницаемым, он уже боялся русского монарха с его дьявольским, другого слова и не подберешь, умением читать чужие мысли.
— Я не хочу видеть французских солдат за Рейном! И за Пиренеями тоже — все же тамошний король мне родственник, да и владения за океаном имеет обширные. Германцы должны остаться в нынешнем состоянии, и как можно дольше. Объединение тевтонов в единое государство я не приемлю, и неважно, под чьей эгидой оно бы могло произойти. Италия ваша, генерал, как и те земли, куда вышли французские войска. Но славяне — наши братья и по крови, и по языку! И мы вместе должны убедить Австрию поступиться! Эти условия непременно должны быть приняты Гошем, по всему остальному мы можем договариваться. Мир так велик, генерал, посмотрите на эту карту, — Петр сжал до хруста кулаки, — и единственным препятствием стоит Англия!
Моро чуть ли не задохнулся от острого приступа ошеломляющей радости — о лучшем исходе переговоров он и не мечтал, отправляясь в Петербург. Царь дал намного больше, чем в Париже рассчитывали.
Но теперь нужна осторожность, чтобы не спугнуть капризную Фортуну!— Ваше императорское величество, — осторожно начал генерал, — от имени консулов Французской Республики я уполномочен вести с вами переговоры! То, что вы, сир, великодушно предложили, вполне подходит для заключения между нашими странами договора, основанного на сердечном согласии…
Моро тщательно подбирал русские слова, ощущая себя словно в горах, идущим по узкому карнизу и страшащимся сорваться вниз, в бурлящую реку, на острые камни. Такое состояние он уже испытывал не раз — во время Итальянских походов, когда его войска не раз переходили через Альпы.
Второй консул вот уже пять лет со всем рвением изучал русский язык. Полгода в плену, а потом со специально нанятым учителем из российского посольства, который, смущаясь, весьма огорчил генерала тем, что речь, мастерски освоенная с помощью казаков и суворовских гренадеров, — не совсем русский язык и в приличном обществе, особенно в присутствие дам, ею лучше не пользоваться.
Но сейчас, как назло, те первые слова, что он выучил, сами лезли из горла, и Моро прилагал отчаянные усилия, чтобы не перейти на родную французскую речь, которой русский император владел превосходно. Вот так и шла их двуязычная беседа, где стороны показывали свои лингвистические способности.
— На сердечном согласии? Постойте, генерал… — император неожиданно перешел на русский, отчеканив, — «Антанте корриаль» и есть «Сердечное согласие»… Как вы удачно нашли слово, ваше превосходительство! Пусть наш союз и станет Антантой, лишь бы второй раз, вернее, первый, на те же грабли не наступить!
— На грабли? Но зачем нам наступать на сельскохозяйственный инвентарь, ваше величество?
— Наступать незачем, генерал, — Петр хмыкнул, — но остерегаться все же нужно! Это я так про Англию аллегорично выразился!
— Простите, сир, я не понял сначала! — Моро сиял. — Если мы вместе начнем воевать с британцами, то, думаю, рано или поздно мы победим…
— Последнее меня категорически не устраивает — война слишком скучна, если тянется долго. Да и дорогим удовольствием становится. Поэтому давайте решим с вами, генерал, как нам быстрее реализовать первый вариант!
Часть первая «ПРАВЬ, БРИТАНИЯ, МОРЯМИ»
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 28 июня 1802 года
Гостилицы
Яркий, ослепительный свет ударил сквозь веки вспышкой фотоаппарата, направленной прямо в лицо чей-то умелой рукой. Петр непроизвольно отшатнулся, крепко зажмурившись, не в силах проморгать глаза. Ему даже показалось, что он полностью потерял зрение.
«Я ослеп?!»
Накатившаяся на душу и разум паника вкупе с холодным и липким потом сковали тело ледяным пленом. Но тут же в голове застучали малиновыми переливами церковные колокола — динь-дон, динь-дон, динь-дон…
Бу-ум!!!
Оглушающим звоном подал голос большой набатный колокол. Его гул заставил завибрировать каждую клеточку тела, Петру даже показалось, что он словно растворяется в этой громогласной музыке, что с детства пропитывает православный люд.