Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца

— Вы меня абсолютно неправильно поняли, Григорий Александрович! Я хочу прирастить нашу страну новыми владениями, но я не желаю расплачиваться за это русским золотом.

— Воевать, что ли? — среди общего молчания раздался голос старого генерала Измайлова — беспредельно верный, но немного туповатый от дряхлости, он всегда рубил правду-матку в глаза и сейчас выразил всеобщее мнение — как можно что-то приобрести, не платя за это.

Генералы, как и налоговые фискалы, знали лишь один способ — отобрать силой!

— Вы в своем уме, генерал? Как мы можем воевать с собственными союзниками, в коих сами нуждаемся? Вы забыли, кто у цесаревича жена и кто мои внуки?!

Недоумение присутствующих возросло еще больше, только министр иностранных дел, хитрющий хохол Безбородько, полноватый, с повадками сытого кота, загадочно улыбался.

— Александр Андреевич, объясните товарищу генералу, в чем тут дело и каковы будут результаты!

Все взоры скрестились на главе ведомства по внешней политике. Но тот, как лучший артист Императорского театра, выдержал мучительную паузу, протомив всех в ожидании, и заговорил глухим баском, в котором — о чудо из дивных чудес — на этот раз совершенно не присутствовали малороссийские словечки.

— За землицу можно и денежками рассчитаться, но оно нам надо? Вот я видел, как в Киеве початками торговали, и с гнильцой-то они были, но все взяли. Вот так и мы. Испанцы сейчас воюют, на заморских землях у них маятно, революционеры там объявились, независимости требуют. Вот Годой-то от лишней землицы и отказывается, населения-то там нет совсем, как пустые владения в руках удержишь?

Обычная, пространственная речь Безбородько, как всегда, привлекла к себе внимание. Все напряженно его слушали, зная, что за словесными кружевами последует разящий удар откровения: за внешней простотой малоросса, на чем уже неоднократно обжигались иностранные дипломаты, скрываются отточенный ум и невероятное византийское коварство.

Ямайка

— Ты, главное, не дергайся, мы их сейчас теплыми возьмем! Да не суетись ты, сами все сделают, как надо!

Горячее дыхание Алехана опалило ухо, и Николай замер, видя как черные тени «ближников», беззвучно ступая, прокрались на территорию усадьбы английского губернатора…

— А теперь пошли, сынок, там началось веселье!

Николай рванулся, не в силах сдержать нетерпение, но железная рука Алехана остановила его порыв.

— Куда прешь поперек батьки в пекло? Они без нас управятся, мы только шума понаделаем! А тут надо тихо, ножичками, мать их, ножичками, чтоб ни одна тварь не ушла!

Николай кивнул и уже медленнее пошел к приоткрытой калитке, стараясь беззвучно ступать на каменистую дорожку, освещенную печальной луною.

Сразу в проеме он наступил на лежащее тело, немного в стороне, прислонившись к стене, сидел другой английский солдат — оба были заколоты. Далее Николай наткнулся на тела двух собак: четвероногие сторожа разделили участь своих хозяев.

«Ничего себе, умельцы у тестюшки! Не то что люди, ни одна псина не тявкнула, всех тихо порешили!»

Николай Петрович долго служил в американских стрелках и видел, как солдаты умеют скрадывать противника, находиться в засадах, тихо идти по лесу, распутывая следы. Но то, что сейчас увидел, было непостижимо. Стояла густая могильная тишина. Единственный звук, который он слышал, — бешеный перестук собственного сердца.

В двухэтажном здании усадьбы, похожем на дворец, царил мрак и осязаемый запах смерти. Николай боялся даже приглядываться по сторонам, но понимал, что «ближники» Алехана будут в точности выполнять безжалостный приказ наместника — все англичане в доме, невзирая на возраст и пол, обречены на заклание.

— Не ходи туда, ваше величество, к чему на смерть смотреть?!

Николая Петровича остановил тихий голос, когда он собрался открыть дверь комнаты.

— Где мои? — задал он вопрос в темноту.

— Казаки за ключами пошли, в подвале держат ее величество и наследника. Дверь туда заперта, но мы сейчас ее вскроем без шума, пойдемте, государь. Там они!

Сильная рука подхватила Николая под локоть и повела по коридору. Затем неожиданно стало шумно, послышались голоса, а откуда-то снизу пошли блики желтого света.

Николай, уже не сдерживаясь, кинулся по лестнице, рискуя споткнуться и разбить голову. В два прыжка преодолев пролет, он вихрем ворвался в освещенную факелами комнату и тут же услышал два родных голоса, самозабвенно кричащих:

— Папа…

— Деда!

Посреди комнаты стоял Алехан, прижимавший двумя руками к своей могучей груди дочь и внука. В дрожащем свете факела Николай увидел, как по изуродованному лицу богатыря текут слезы…

Калькутта

— Полковник Пирс, помощник коменданта!

— Генерал-майор Бонапартов, у меня ультиматум к командующему генералу Брэду!

Наполеон протянул запечатанный конверт английскому офицеру, но тот, к его искреннему удивлению, сразу вскрыл, вытащив одинокий белый листок бумаги.

— Ваш фельдмаршал, как всегда, образец лаконичности, генерал! — Полковник растерянно смотрел на шесть слов, написанных мелким небрежным почерком. — Я единственный в Калькутте, кто изучал русский язык, но, к сожалению, не могу понять, что здесь написано. У вас нет английского перевода текста?

— К сожалению, полковник! — Бонапарт пожал плечами. — Но могу прочитать, что написал фельдмаршал — «Час — воля, выстрел — неволя, штурм — смерть!»

Англичанин задумчиво поморщил лоб, еще раз впился глазами в бумагу, пожевал губами, словно пробуя на вкус слова, и поднял ясные глаза на русского генерала.

— Третье условие мне понятно — если вы пойдете на штурм, то всех нас перебьете. Так, генерал?

— Не совсем, полковник, мы не будем принимать капитуляцию гарнизона. А милосердие зависит от солдат, но сами понимаете…

— Да, да, конечно! — Англичанин равнодушно пожал плечами.

Все, кто хоть один раз штурмовал вражеские крепости, прекрасно понимали, что разъяренные солдаты, взбешенные потерями, никогда и никого не щадят. Недаром сложилась традиция — на три дня отдавать захваченные города на разграбление.

— А что есть такое «воля»? Я не понимаю смысл этого слова.

— Воля? — Наполеон на секунду задумался, в английском языке действительно не было такого слова, и потому он мучительно подыскивал подходящий синоним. — Воля есть свобода. Если вы поднимете белый флаг, то можете отправляться куда хотите, но только со знаменами и ружьями. Пушки и имущество есть наша добыча! Если вы этого решения не примете, то мы будем штурмовать крепость.